– Нет, друг мой. Я не привык биться за свое. За чужое – могу, а за свое не умею. Я бы за твою любовь побился с удовольствием. До крови, до смерти. А за свою… Моя любовь всегда при мне, чего за нее биться?
– Но вы несчастны.
– А мне по хую, – печально ответил старик. – Я сегодня стою на вокзальной площади, курю себе, дебилы мимо проходят, рожи кривят – я несчастлив. Вдруг вижу в толпе сына своих друзей, парня хоть куда – и меня таким счастьем накрывает, что голова кружится. Зыбко все это, пацанчик… Я за счастьем не бегал. Я за своей звездой шагал. Так и прожил свои семь десятков. Две книги полезные написал и две вредные. Детей не родил, но это не важно. Зато мой лучший и единственный друг, Савелий Герц, родил сына, хорошего парня, красивого и умного… И теперь, если этому парню, младшему Герцу, надо, – он приходит ко мне. Я ему и отец, и дед, и брат. Советчик, подельник и собутыльник. А если сын моего друга не придет – пусть приходит любой другой. Каждый чей-то сын, правильно? Пусть приходит кто хочет. Я ведь, Денис, дверь в своем доме не закрываю. В настоящем доме у человека дверь всегда должна быть настежь. А если на ней замок – стало быть, человек не совсем человек и дом – не совсем дом… Давай, пацанчик, пей чай. А я буду водку пить.
– Тогда и я буду водку.
– Ты совсем не похож на отца.
– Мама говорит – похож.
– Нет. Савелий был осторожный, мирный мужик. А ты – дерзкий, уверенный… – Старик подмигнул Денису. – Крутой парень.
– У нас все такие, – ответил Денис.
Годунов выпил еще рюмку и вдруг ударил Дениса по плечу.
– Хо! Я знаю, что тебе нужно. Иди-ка ты и налей себе хорошую горячую ванну. Когда последний раз в ванне лежал?
– Не помню. Может, вообще не лежал. У нас моются только под душем или в бане…
– Знаю, – сказал Годунов. – Знаю я все. Иди, погрузись. Тебе понравится.
Он лежал в голубой воде, почти счастливый. Нажал ногой на какую-то педаль – вода забурлила. Испугался, но понял, что это некий специальный эффект. Нажал другую педаль – откуда ни возьмись, появилась обильная невесомая пена, она пахла фиалками. «Вот так люди и разлагаются», – подумал молотобоец, смеживая веки.
Через несколько минут Годунов приоткрыл дверь и просунул голову:
– Там к тебе пришли. Зовут Полина, красоты неимоверной. Возьми для нее цветы, из кабинета. Тот, что в дальнем углу, там тринадцать красных роз, ей понравится…
Мокрый, голый по пояс, в прилипших к ногам штанах Денис выбежал на улицу. Цветы не взял; еще чего.
Полина стояла с независимым видом, рассматривала носки собственных туфель.
– Привет, – пропела она. – Хочешь посмотреть город? – Конечно, – пробормотал Денис. – Но…
– Твой адрес есть в твоем файле. Извини, что я внезапно…
– Не извиняйтесь, леди, – провозгласил Годунов из-за спины Дениса. – Он дикий парень из Европы, перед ним не надо извиняться.
Денис неуверенно посмотрел на старика – тот ухмыльнулся:
– Давай, давай. Волосы обсуши – и двигай… Вечером я тебя найду.
– А как вы…
– Не волнуйся, пацанчик, – сказал старик. – Ты под Куполом. Тут про всех все известно.
Глава 2
Ее одежду Денис не понял. С голых плеч ниспадало усыпанное блестками, вроде бы абсолютно прозрачное, но вместе с тем лукаво мутнеющее в области груди и ниже живота, и был еще легчайший шарфик – словно ветерок сгустился вокруг шеи. Находиться рядом с таким великолепием, не имея на себе как минимум смокинга, было совершенно невозможно, и молотобоец загрустил. Мужчин в смокингах он видел только по телевизору, их проблем не понимал, а сейчас вот понял. Есть моменты, когда смокинг насущно необходим.
Тем временем нереальная девушка Полина продемонстрировала ум.
– Поедем, – пропела она. – Тебя надо переодеть.
За ее спиной он увидел такси с забавными маленькими колесиками. Беспилотное.
Через четверть часа стало ясно, что дом Гарри Годунова находится в бедном районе. Как здесь говорили – «под стеной», то есть у самого края Купола. По мере приближения к центру города здания становились не выше или красивее, но как бы жирнее, и кондитерская архитектура уступила место хай-теку. По первым этажам сплошь пошли вывески ресторанов и дансингов (неяркие, но приятные). Появились самодвижущиеся тротуары, торговые аркады, фонтаны, скульптуры, рекламы (приятные, но неяркие), офисные центры с прозрачными стенами, теннисные корты, паркинги, трехмерные афиши фильмов, в том числе третьего «Буслая», с Лерой Грин в пуленепробиваемом бюстгальтере (средний план, полупрофиль, очень неярко и приятно). Долго ехали вдоль здания центральной конторы корпорации «Русский литий», чьи аккумуляторы обеспечивали электричеством каждого четвертого жителя планеты Земля. Над главным входом мерцали цифры: ежесекундные колебания цены на самый дорогой в истории металл, трансляция онлайн со всех основных биржевых площадок, от Чикаго до Джакарты.
Свернули на тесную пешеходную улочку, здесь было не протолкнуться, женщины ходили, задевая друг дружку пластиковыми пакетами и коробками.
– Тут мы купим все, – заверила Полина. – Пойдем. Я сама выберу, а ты не возражай.
Молотобоец дисциплинированно кивнул и проследовал, влекомый за руку, в магазин одежды, где его спутница, хищно сузив глаза, нырнула в самую чащобу, точными движениями выхватывая то одну, то другую шмотку, и вернулась спустя каких-нибудь полчаса, возбужденная и торжественная.
– Вот это возьми, – сказала она. – Или это. И вот еще курточка классная.
Денис заколебался:
– Плюс двадцать четыре, зачем мне курточка?
– Как хочешь. Вечером будет прохладно.
– Прохладно – это как?
– Ну… Двадцать.
– Это прохладно?
– Конечно.
– Понял, – пробормотал Денис. – А как быть со штанами?
– Штаны оставим, – решительно распорядилась Полина. – Это настоящие дикарские штаны. Сразу видно – парень из Европы. Все с ума сойдут.
После некоторых колебаний молотобоец облекся в рубаху без воротника и рукавов прекрасной льняной ткани. Цена его смутила: примерно такая же шмотка в магазине «Все свое» стоила в пятнадцать раз дешевле. Ладно, подумал он, это входит в правила игры.
Выданные Годуновым узкие твердые туфли Полина велела выбросить («Причем немедленно», – сказала она) и рекомендовала невесомые веревочные сандалии. Накануне, перед самым выездом в аэропорт, Денис дальновидно постриг ногти на ногах и сейчас мысленно похвалил себя. Хотел спросить, что бы случилось, объяви он, что у него нет денег или (еще позорнее) что деньги есть, но их не хватает, однако потом вспомнил, как заполнял в аэропорту декларацию. Его финансовые возможности отражены в личном файле. А файл – в открытом доступе. То есть любой прохожий при желании может составить мнение о содержимом его карманов.
– Отлично, – сказала Полина, оглядев его, вышедшего из примерочной. – Только ты очень мутный. Расслабься немного.
«Ты мутных не видела, – подумал Денис, немного задетый за живое. – Настоящие мутные живут у нас в Москве на четвертом уровне. В глаза не смотрят, не здороваются, чем промышляют – непонятно. Но завтракают строго в ‘‘Литиуме’’».
– Я сам не смогу, – небрежно ответил он.
– Что?
