от Белого моря до Черного. И обе столицы воссоединятся. Нас учат, что Новая Москва – место, где работает администрация. И все. Новая Москва – это офис, так нас учат. Офис! Знаете, над вами у нас смеются. Потому что мы живем дома, а вы – в офисе.
– Очень смешно, – презрительно сказала тощая.
Полина вздохнула, посмотрела на молотобойца и потянулась.
– Давайте уединимся, – предложила она. – Надоело сидеть у всех на виду. Ты не против, Денис?
Пока молотобоец раздумывал над ответом, сверху скользнула прозрачная перегородка – и отделила их от остального зала.
– Снимай рубашку, – сказала Полина. – Иди ко мне. Если хочешь.
– Хочу, – ответил Денис и посмотрел на тощую. – Но мы… нас…
– Я тоже хочу, – лениво сказала тощая. – Тебе понравится. Не бойся, снаружи нас не видно.
Полина придвинулась.
– Наконец-то я попробую семя дикаря, – произнесла она, блестя глазами. – Говорят, оно сладкое.
– Кто так говорит? – осведомилась тощая.
У нее была прохладная кожа, плечи в мелких родинках.
– Девчонки.
– Врут твои девчонки. Где они пробовали семя настоящего молодого дикаря? У дикарей нет денег, чтобы приезжать в под Купол. Ты записываешь?
– Естественно.
– Стойте, – сказал Денис. – В каком смысле?
– На память, – слабым голосом объяснила Полина. – Я вживлю тебе копию… И вообще, расслабься… Мне раздеться или как?
– Ну… Да, разденься.
– Туфли снимать?
«Семя, – подумал Денис. – Сейчас я тебе устрою семя. Продегустировать желаешь, да? Сладкого хочешь. Давай, дегустируй. На. Пробуй. Что скажешь? Сладко? А так? А так? Разумеется, ты не за мной бегала, а за сладким дикарским семенем. Впрочем, я с самого начала подозревал нечто подобное. Теперь идите обе сюда. Ты – справа, ты – слева. И активнее, дамы, активнее! Слаще, еще слаще. Или вот еще вариант – как вам? Вижу, совсем сладко. Молодцы. Это вам не бескорыстная дружба с китайцами. Это вам не картиночками обмениваться, из головы в голову. Всякое семя да упадет в почву. Но учтите: есть семена, которые не нам сеять. Тот миллионер из валютного кабака, тот жирный говноед, приславший вертолет за моей Таней и забравший у меня мою Таню, – он не все сказал. Он главного не сказал. Кроме семени и почвы нужен еще сеятель. От него все зависит».
Всегда есть какое-то семя. У стебля – свое, у дикаря – свое. Всегда есть какая-то почва, в Европе – одна, в Азии – другая. И в новой столице, и в старой. И на Луне, и на Марсе. Все решает сеятель. Швырнуть в борозду или не швырнуть, полить водой или оставить как есть.
Таня хотела семя Глеба. Глеб хотел семя стебля. Полина хотела семя дикаря. Дикарь хотел, чтоб его семя хотела не Полина, а Таня. Все чего-то хотят, каждый в поиске. Один ищет почвы для семени, другой – семени для почвы.
– Нет, – разочарованно сказала Полина, отдышавшись. – Не сладкое.
– А мне понравилось, – с энтузиазмом возразила тощая. – Не такое, как у наших.
«Надо спросить, как ее зовут, – подумал Денис. – А то получится не слишком по-джентльменски».
Полина облизала губы:
– Все равно – не сладкое.
– Но хорошая гамма.
– Да. Мягкое.
– Немного кислое. Но полнотелое.
– И выдержанное, – добавила Полина и погладила Дениса по щеке. – У тебя давно не было женщины, да?
– Не важно, – ответил Денис. – Вы рассказывайте, рассказывайте. Мне интересно.
– Не слушай нас, – деловито сказала Полина. – Мы о своем.
Тощая задумалась.
– Я бы повторила, – заметила она. – Но не сейчас. Попозже.
– Еще чего, – ревниво возразила Полина. – Может, ты еще расписание регламентов хочешь? Мы договаривались, что я один раз поделюсь. Ради старой дружбы.
– Ладно тебе. Нашего дикаря на пятерых хватит. Кстати, как тебе послевкусие?
– Вообще, я ожидала большего.
– Вот; я же говорю, надо повторить. Очень оригинальная гамма.
– Потому что плотность большая. А так – по-моему, ничего особенного… – Полина деловито привела себя в порядок; в стене, доселе незаметная, открылась ниша, где лежали полотенца, салфетки, тюбики, баночки и прочие емкости для хранения разнообразных гигиенических снадобий. – Денис, а что ты ел на обед?
– Ничего, – сказал Денис. – В самолете кормили, но… Я в первый раз летел, и… ну, желудок…
– Вот, – сказала тощая. – Он ничего не ел, поэтому такой вкус.
Полина пожала плечами:
– Короче говоря, я просто не распробовала. Надо повторить.
– Пусть он отдохнет. И поест.
– Сначала я пройдусь, – сказал Денис.
– Старый европейский фокус, – усмехнулась Полина.
– Я быстро. Пять минут.
Перегородка поехала вверх. Молотобоец зашагал к выходу. В голове вертелась одна-единственная мысль, странная и забавная.
Меня только что выебали.
Улица не освежила его. Словно бы вышел из меньшего помещения в большее. Не ударил в лицо прохладный ветер, и воздух не стал более колючим или крепким. Купол из «шанхайского одеяла» сам поддерживал идеальный микроклимат, наилучшую температуру, влажность и давление. В Старой Москве о волшебном куполе говорят с придыханием, и каждый с детства мечтает посмотреть на главное сибирское чудо. Денис Герц тоже мечтал, и вот (он задрал голову к фиолетовому небу) – мечты сбылись. Приехал, посмотрел. А потом его выебали.
Людей вечером не стало ни больше, ни меньше. Те же темные очки, то же сочетание яркого и блестящего с мятым и заношенным – как будто одна и та же большая группа граждан ходила кругами взад и вперед. Шуршали электромобили.
Он постоял, поразмышлял. Честно и прямо спросил себя, чего сейчас хочет. Вернуться и предоставить для дегустации еще одну порцию семени или послать к черту обеих сучек, уехать к Годунову и лечь спать. Выбрал первое. Пусть дегустируют, жалко, что ли? Конечно, они меня используют – но я не против. Гладкие молодые бабы, великолепно подготовленные технически. Тощая – как ее имя? – вообще игрок высшей лиги, а ведь сразу не скажешь… Сигарету бы выкурить, но в этом городе деловитых блядей и неярких, но приятных цветов, судя по всему, курение не приветствуется…
Потом его окликнули. Негромко, вежливо, по имени-отчеству.
Подошедший субъект был щупл и напряжен.
– Меня зовут Александр, – произнес он и осторожно улыбнулся.
Денис кивнул. Субъект понизил голос:
– Я друг господина Годунова. Мы готовы поговорить с вами по вашему вопросу.
Он меньше всего походил на друга господина Годунова. И вообще на чьего-либо друга. Он мелко дрожал, и взгляд его бегал, и туфли были готовы развалиться, и шея дурно выбрита. «Если это „стопроцентно надежный человек“, то дело плохо», – подумал Денис и враждебно спросил:
– А где сам Годунов?
– Он нас ждет, – веско ответил щуплый и воровато оглянулся.
– Где?
