– Это ты сейчас к чему?
– Сейчас это я к тому, что в крупном сочинении необходим социальный мотив.
– Вот тебе и раз! – воскликнула Пупель.
– Вот тебе и два-с, это необходимое условие.
– Да ты с ума сошла? Какая социальность?
– Самая что ни на есть социальная, надо будет продемонстрировать четкую позицию, обосновать ее, и по полной, без всяких там. Четко, лаконично, и чтобы все всё сразу поняли.
– Ты требуешь невозможного. Сжалься, о, сжалься надо мной. Откуда, скажи на милость, возьму я тебе четкую социальность?
– Ты же общаешься со своими придурочными заказчиками, почерпни оттуда.
– Господи, милостивый, я это как страшный сон пытаюсь забыть, а ты просишь написать. О чем там говорить, это же полная пустота, кичливость и гонор сплошной.
– Вот-вот, прямо то, что надо. Причем можно не скупиться на эпитеты, это сейчас модно в интеллектуальной литературе, а если вдруг – я, конечно, не настаиваю – захочется нецензурно ругнуться, так и это будет неплохо.
– Ты меня прямо пугаешь, что же, по-твоему, я должна написать крупную форму о моих заказчиках, кто какую арку у себя в квартире мастерит, и чтобы это все еще было написано матом, так, что ли?
– Так у тебя не получится, это слишком по-мужски, ты при всем своем желании не сможешь.
– Я вообще этого не хочу писать, мне тошно от этого, я и так мучаюсь, когда общаюсь.
– Это очень хорошо. Все настоящее искусство рождается в муках, ладно, я пошла, занимайся, вечером созвонимся.
– Это не честно, бросать друга на распутье, я совсем не знаю, и вообще. Ты знаешь, я собиралась написать об искусстве, красоте и добре.
– Пусть и это присутствует, но если все время, тогда будет полная лажа. Да, следи за языком, красивый слог – успеха залог, только не переборщи, текст должен быть читаемый.
И Магда действительно ушла, взяла – раз и все.
– А ты молчишь, как воды в рот набрал, – пробурчала Пупель специально для Устюга. – Или опять свалил, когда у девушки проблемы?
«Вот как мы заговорили, – со смешком выговорил Устюг. – Я с ней согласен, слов нет».
– Все со всеми согласны, все самые умные, а я все время что-то должна по вашему согласию делать.
«Ты можешь ничего не делать, мы же просто советуем, так сказать, вешаем советы на веревочку, а ты хочешь – бери, хочешь – как хочешь».
– Вам легко говорить.
«Слава богу, с этим у нас проблем нет».
– А в чем у тебя проблемы, поделись, а я буду сидеть нога на ногу и советовать, или ты думаешь, я не могу?
«Я подумаю».
– Вообще, это не честно, если ты уже мой, так сказать, друг, мне добра желаешь, все обо мне знаешь, а о себе ничего не говоришь. Ты сам посуди, меня же раздирает жуткое любопытство, граничащее с безумием.
«Долго рассказывать, Магда велела тебе не отвлекаться и приниматься за работу».
– Может, это мне для работы пригодится, ты знаешь что-нибудь социальное, мне очень не хочется писать про заказчиков. Пойми ты это.
«Это же не в буквальном смысле».
– Так, я понимаю, никакого рассказа не будет, а будут менторские нотации, поучения, понукания.
«Ладно, ладно, расскажу тебе сказочку».
Пупель приготовилась. От любопытства ее просто раздирало на части.
Первый рассказ Устюга о городе Пермолоне
Что за город Пермолон! Диво дивное, чудо чудное! Ах, что за город, ах, что за столица! Глаз ликует. Ах, как все блестело в нем, как светилось, как ярко освещало солнце хрустальные крыши домов, чудесные ухдии шелестели синей листвой. Оранжевая свежая молодая весенняя трава. Пели крусоки – маленькие красные птички. Сколько в нем было красоты и удобства!
Возле каждого дома маленький сад с фонтаном. В каждом доме бассейн с удивительно чистой лимонной водой. Нет, никогда и нигде на свете не было ничего красивее Пермолона. Даже сравнивать его не с чем было. Даже отдаленно он не напоминал ни один город.
Идешь, бывалочи, по главной улице и глаза разбегаются, что же это такое? Тут магазин с едой, тут с питьем, тут мочалки и мыло, а рядом книжный с самыми лучшими книгами.
А сколько в Пермолоне было кинотеатров, театров, цирков, сколько было концертных залов. Нет, это невозможно себе даже представить. Это рай, чистый рай. В Пермолоне было все.
В Пермолоне было море, озеро, река, пруды, был пляж, лес, поляна, были маленькие домики и небоскребы были огромные-преогромные, они упирались прямо в небо, сияли и блестели. В Пермолоне было много выставочных залов, скульптур, ах, что за скульптуры были в Пермолоне – красотища, розовый мрамор, голубой гранит, оранжевый малахит, сиреневый кобальт.
А что за жизнь была у пермолонцев? Жизнь – радость. Работали, отдыхали, выходили на пенсию. Дети в школу ходили, малыши в детский сад. И что же?
Чего им не хватало? Они все время хотели, чтобы было еще лучше, еще и еще. Что-то такое усовершенствовали. И чем больше они это усовершенствовали, тем больше им хотелось еще, еще и еще.
Когда живешь в таком чудесном городе и все у тебя так хорошо, возникает вопрос, а не появится ли враг, которому захочется попользоваться всем этим добром и красотой.
Этот вопрос не у всякого возникает, а только у самых умных, так как дураков только дурацкие вопросы волнуют, а умные жизненные вопросы только у очень умных возникают. Враг не сразу находится, но если хочешь найти врага, жаждешь этого, то проблем не будет. И где-нибудь обязательно что-нибудь нужное найдется.
Все началось с этого пресловутого врага. Начали пермолонцы искать врага. День ищут, другой ищут, третий ищут, а найти не могут. Тогда президент Пермолона издает указ в срочном порядке найти и пусть предстанет перед народом. А то что за дела такие – все у них есть, а врага нет.
Указ висит, а врага – нет как нет.
Собирает президент палаты верхнюю и нижнюю, это те, кто внизу и наверху жили, говорит: «У нас проблемы серьезные приключились, я и указ издал, а воз и ныне там». Верхняя и нижняя палаты спрашивают, вроде того, нельзя ли поконкретнее рассказать о проблеме? Президент прямо ногами затопал, говорит, невозможно такими тупыми быть, все уже в указе написано, синим по зеленому.
Нужен враг.
Палаты в затылках почесали, сначала нижняя, потом верхняя, и говорят: «Мы бы с радостью, прямо сей секунд, только проблемочка одна у нас».
– Что еще за проблемочка?! – возмутился президент.
Палаты так помялись, потоптались, вроде неудобно сказать, а потом с трудом еле выдавили из себя: «Мы, говорят, не знаем, что это такое – враг. Вот ты наш президент, умный, мы тебя не зря выбрали, ты все знаешь, объясни нам, непонятливым, что это и с чем это едят?»
Тут президент ненадолго призадумался, все-таки не простой вопросик, а пока он думал, он палаты распекал, что, дескать, как же им не стыдно, что, дескать, люди все солидные, все такие на руководящих, по-своему, постах, а, оказывается, просто зря свои штаны просиживают, не понимают элементарных вещей, таких, которые каждый ребенок должен с молоком матери впитать.
Палаты только рожи корчили, только брови поднимали, только неловко улыбались, так им стыдно было.
Президент всех их распекал, распекал, распекал, а сам думал, думал, думал, чуть себе голову не сломал. Потом, когда уже времени прошло много, очень есть захотелось, вот он и спрашивает – кто есть хочет?
