«Вот это мне нравится, – сказал Устюг. – Быстрота сборов меня всегда радует. Надо уметь моментально одеваться».
– И раздеваться? – съехидничала Пупель.
«Напротив, раздеваться нужно не торопясь, аккуратно складывая одежду».
– Ты прямо как моя мама, – сказала Пупель.
«Ну, наконец-то!!!» – воскликнул Устюг.
– Что такое?
«Теперь мы уже на ты, не прошло и нескольких часов, как это трогательно».
– Это у меня случайно вырвалось, – начала оправдываться Пупель.
«Мне очень нравится такое обращение, пошли быстрее, опаздываем, это недопустимо».
Пупель выскочила на улицу. Собаки у ворот не было, народу тоже. Она быстро пробежала по своему переулку и оказалась на Большой Никитской. Тут она посмотрела на часы.
«Успеваем», – прошептал Устюг.
– Ты здесь?
«Тут я, рядышком».
– Погоди минутку, как же это все будет выглядеть? Что я скажу Марку?
«Выглядеть это никак не будет. Марку можешь ничего не говорить. Я еще не знаю, надо ли ему вообще что-либо говорить. Посмотрю там по обстановке. Разные бывают люди. Может, он совсем не пригоден для общения».
– Да, ты прав, для общения он сложноват. Марк – скульптор.
«Это как раз ни о чем не говорит».
– Ошибаешься. Много ты видел скульпторов, интересных в общении? – затараторила Пупель.
Ответа не последовало.
– Что молчишь?
«Я думаю, вспоминаю».
– Ну и как?
«Не могу вспомнить ни одного общения со скульптором».
– Меня интересует практическая сторона.
«Практической стороны в этом деле не будет. Тут другое намечается».
– Я не об этом. Я буду странно выглядеть на людях, разговаривая сама с собой.
«Этого не будет. Все чики-пуки. Вот ты идешь по улице, разговариваешь со мной, и никто внимания не обращает. Никто этого не слышит».
– Как в сказке о Старике Хоттабыче.
«Случайно нет. Кстати, про Хоттабыча я только что узнал от тебя».
– Да погоди ты про Хоттабыча, на улице никто внимания не обращает и это нормально. Я сама часто на улице вижу людей, которые разговаривают сами с собой, и никакого внимания не обращаю, вернее, я обращаю, но виду не показываю.
«Расслабься».
Пупель увидела длинную сутуловатую фигуру Марка издалека. Он стоял у входа в Манеж, курил и смотрел по сторонам. Пупель натянула улыбку на лицо и направилась к нему.
– Вот видишь, я вовремя, – бодреньким фальшивым голосом пропела она.
– Иногда с тобой случаются удивительные вещи.
– Да уж... – Пупель хотела что-то такое съязвить, но, не успев придумать что, услышала голос Устюга: «Не надо, все равно не поймет, только настроение испортишь».
Пупель посмотрела на Марка, чтобы проверить его реакцию. Марк явно ничего не слышал. «Попробую по-другому», – подумала Пупель.
– Почему ты думаешь, я должна испортить себе настроение?! – сказала она громко вслух.
– Ты сегодня какая-то задумчивая, – сказал Марк. – Даже меня не чмокнула.
«Я же говорил – все будет тип-топ», – захихикал Устюг.
– Нет, я так не могу, – заговорила Пупель. – У меня с координацией плохо, я не могу одновременно с вами двумя разговаривать.
– Ты меня слышишь? – забубнил Марк.
«Не парься», – прошелестел Устюг.
Пупель, совершенно растерявшись, произнесла:
– Хорошо.
– Хорошо, так пойдем, – сказал Марк.
«Можешь, если хочешь», – бодренько произнес Устюг.
– Да, но меня это очень напрягает, ты мог бы спокойно, без комментариев посмотреть выставку и дать это сделать мне.
«Конечно, конечно», – успокаивающе, как доктор, заверил ее Устюг.
Пупель и Марк вошли в Манеж. Народу было как селедок в банке, или даже больше, трудно найти такую банку. Хотя сочетание «селедка в банке» подразумевает под собой некую однородность массы.
В Манеже никакой однородности не было. Толпа пестро одетых; и просто одетых; и странно одетых; и в одежде гениев растекалась по всем направлениям, хаотично, беспринципно, полихромно.
Увидев все это количество и даже еще не успев взглянуть на картины, Пупель подумала: «Зачем? Надо было бы... И что теперь? Господи, прости!» Потом она стала рассуждать про себя так: «Ничего, посмотрю на картины. Я же, собственно говоря, сюда именно за этим пришла, а не на удодов смешных смотреть. Я же не в зоопарк притащилась, а чисто поднять настроение, приобщиться к прекрасному и вечному».
Марк шел чуть впереди, довольный собой и окружающими. У него это просто на спине читалось. «Посмотрите на меня, – говорила спина Марка. – Вот иду я – великий скульптор, созидатель и всепонимающий творец!»
Они приостановились у галереи Сусанны Буковой. Марк раскланялся с Сусанной, приложился к ее пухлой ручке и завел душещипательную беседу о красоте экспозиции и качестве картин.
Пупель окинула взглядом стены в загоне. Помпезные золотые рамы, глянцевые кричащие и свистящие картинки с розовощекими арлекинами, понуро тусклыми пьеро и тортиково-шоколадными гномами. Пупель, воспользовавшись тем, что Марк самозабвенно, закатывая глаза, беседовал с Сусанной, двинулась дальше вдоль загонов.
«Чего только нет у меня в лесу, – внезапно пришел ей в голову детский стишок. – И лось, и сова, и барсук, и кто-то вдали залезает на сук, мне еж вышивает рубашку крестом, приходит коза с молоком, лисичка мой дом подметает хвостом...»
Вот псевдо-Волков в огромном количестве. Даже если предположить, что Волков, к примеру, рисовал по пятьдесят картин в день, хотя это абсолютно невозможно, ни в каком порыве нельзя каждый день рисовать по пятьдесят картин, но если взять это за гипотезу, то получается, ничего не получается, этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Вот якобы Яхонтов – безумный художник, умерший в психушке, – бедняга даже представить себе не мог в самом своем безумном сне, в каком количестве будут подделывать и продавать его картины – бумажки с цветочками, зверюшками, нарисованные паршивыми цветными карандашами.
Передвигаясь из загона в загон, Пупель становилась все грустнее и грустнее, – как здесь всего много, чудовищные множества, какое все, огромные какие раскрашенные. Это очень концептуально, это попроще, так полиричнее, это для кухни. Наверное, этот пейзаж с холмом и ярко-кубовой полосой может позволить себе преуспевающий бизнесмен в период процветания бизнеса, а этот камелопардовый натюрморт – бизнес-вумен к терракотовому дивану в будуаре.
Картинки цвета испуганной мыши в дешевых рамках сразу выдают принадлежность художника к секции «Союза Профессиональных Живописных Творителей», а бланжевые мастодонты – творения секции «Союза Объединенных Творцов».
– Но нету слоненка в лесу у меня, слоненка веселого нет
Она остановилась у огромных холстов с изображением чудовищных цветов, то ли ромашки, то ли каллы.
