приношу вам столько-то и столько». (Пер. Вейнберга) Это менее всего походит на низость души, на врожденное отсутствие самолюбия, это — долготерпение (sufferance): «For sufferance is the badge of all our tribe» (Терпенье же наследственный удел Всей нации еврейской»…)* (Пер. Вейнберга) Нет ли и для древнего мира доказательств, что евреи не переносили сыпавшихся на них оскорблений с безразличным равнодушием? Достаточно для этого только заглянуть в книгу «Псалмов», где еврей — преимущественно маккавейской и послемаккавейской эпохи — беседовал с Богом о самых глубоких своих душевных переживаниях. Мы видели выше, что еврей возводил свое долготерпение в ранг высшей национально- патриотической добродетели; однако, оставшись наедине с собой, он изливал свое горе в лирической песне. Мне уже приходилось черпать из псаломов материал для иллюстраций антиеврейских глумлений и издевательств; мы уже видели, что еврей кипел жаждой мести; теперь приведу несколько примеров, из которых видно, как воспринимал еврей эти оскорбления: «Вечно стоит у меня пред глазами мое поношение; на меня обрушился позор того, что я должен выслушивать от издевающихся и оскорбляющих меня» (Псалом, 49,16). «Вспомни, Господь, о позоре твоих слуг: ведь, я ношу в сердце своем презрение всего человечества!» (Псалом 89,51). «Я жажду мира, но они нападают на меня за каждое слово» (Псалом 120, 7). «Позор разрывает мне сердце, так что я в отчаяньи. Я ожидал сострадания, но никто не пожалел меня, я ожидал утешителей, но их не оказалось. Я был голоден — и они кормили меня желчью, я жаждал — и они поили меня уксусом» (Псалом 69, 21–23).*
Далее обращу внимание еще на следующее. Человек с душой раба, низкий, лишенный самолюбия, естественно должен быть в то же время трусом. Казалось бы, мы должны находить это обвинение повсюду в остатках антисемитской литературы. Между тем, такое обвинение мы встречаем только у Аполлония Молона, да и то он ухитряется бросить это обвинение евреям только той ценой, что все их воинские подвиги объясняет не храбростью, а безумной и дерзкой отвагой (tolma kai aponoia; fr. 27 DR), прием сам себя побивающий. Все прочие писатели, даже ярко-антисемитски настроенные, воздают должное еврейской храбрости. Так Страбон, чуть не впервые в истории учуявший опасность «еврейского засилья», тем не менее, подчеркивает мужество евреев. Он рассказывает, как даже с помощью пыток не удалось у них вынудить признание Герода царем (fr. 53 R). Дион Кассий, также антисемит, подчеркивает храбрость евреев при Помпее (49, 22, 3–6), Тите (66, 6) и Адриане (fr. 113
Выше я указал уже, в чем состояли те особенности евреев, которые создали представление о «всесильном еврейском мировом кагале». Здесь я хотел бы доказать свидетельствами правильность выдвинутых мною выше положений. Начну с отношения к общегосударственному закону. Прежде всего необходимо отрешиться от всяких оценочных критериев. Для этого пусть читатель представит себе европейца-христианина, попавшего, например, в какое-нибудь из мелких государств Океании. При всем желании быть лояльным, при всей даже симпатии к данному государству, он не сможет заставить себя исполнять законы и обычаи, сами по себе даже нравственно безразличные, но дикие с точки зрения европейских привычек. Равным образом никто не может требовать, чтобы он исполнял законы, непосредственно направленные против белых. Евреи, отнюдь не собиравшиеся, поселившись в эллинском мире, отказываться от своих привычек и обрядов, оказались как раз в таком положении. Необходимо иметь в виду, что евреи диаспоры не были и не хотели быть «эллинами Моисеева закона», наоборот, они были и оставались евреями, поселившимися на эллинской территории. То, что для евреев соблюдение их закона было требованием нравственного долга, тогда как соблюдение государственного закона вызывалось только потребностями общежития, настолько очевидно для всякого более или менее знакомого с библейской литературой, что не нуждается в подтверждении примерами. Вопрос заключается только в том, как поступали евреи в тех встречавшихся на каждом шагу случаях, когда их национальный закон шел вразрез с общегосударственным или когда тот или иной закон был направлен непосредственно против евреев. Мученичество за национальные особенности — нередко в истории еврейства; но можно ли допустить, чтобы евреи во всех таких случаях открыто не исполняли законов, т. е. чтобы такому мученичеству евреи подвергали себя изо дня в день? Это a priori невероятно, так как при этом условии было бы невозможно то мирное преуспеяние, тот экономический расцвет, который мы видим у евреев диаспоры. И в действительности этого не было: источники говорят нам, что уже в древности евреи нашли из этого, казалось бы, безвыходного положения тот выход, который спасал их и в позднейшее время. Этот выход — взятка. В ряде документов V в. до Р. Х., написанных евреями египетской колонии Элефантины, о взятке говорится, как о естественной вещи; см. Волков, ук. кн. «Исторический роман», написанный в египетской диаспоре, так называемая «III кн. Маккавеев», также говорит об «еврейской взятке», как о нормальном бытовом явлении (2, 32). Здесь рассказывается, что царь Птоломей IV предписал всех евреев, не желающих посвятить себя в культ Диониса, лишить и привилегий и внести в списки простонародья, не пользовавшегося в Египте гражданскими правами. Но согласились посвятить себя только немногие — «те, которые ради гражданских прав в государстве готовы были презреть государство благочестия… Большинство же проявило благородную твердость души и не сошло со стези благочестия. Чтобы можно было жить без страха, они дали (необходимые) взятки, и таким образом пытались спасти себя от внесения в списки»… Когда затем издается новый указ об избиении всех внесенных в списки евреев, писцы заявляют, что евреев слишком много, чтобы можно было составить полный список. У античного читателя, естественно, должно было явиться подозрение, что и этот ответ явился результатом данной писцам взятки; автор разубеждает его в этом: угрозы царя были слишком серьезны, чтобы писцы решились прибегнуть к такой отговорке только из-за данных им (евреями) подарков… (4, 19). Наконец, когда глубокочтимому рабби Иоханану сообщили о завоевании Вавилонии магами, он упал в обморок при мысли об участи, ожидающей евреев; но, когда ему сказали, что маги охотно берут взятки, он сразу успокоился (Талмуд, Iebamoth, 63 b — Евр. Энц. V, 25). Характерный анекдот! Любопытно, что в то время, как с точки зрения нынешнего читателя, факт неполной надежности евреев относительно исполнения ими государственных законов кажется самым тяжелым обвинением против них, антисемитов древности эта особенность евреев не поразила. Дело в том, что для древних религия была государственным установлением — определенной границы между религией и моралью не было; поэтому, с их точки зрения, было естественно, что человек, исповедующий не ту религию, которая принята государством, должен и жить по иным законам. Действительно, кроме эдиктов Ксеркса и Птоломея IV в греческих дополнениях к книге «Эсфири» (2, 4) и в так наз. III кн. Маккавеев (3, 5) — апокрифических, но характерных для раздававшихся против евреев обвинений — я могу вспомнить только одно место — ст. 100 четырнадцатой сатиры Ювенала — где евреям вменяется в вину нарушение
