Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

Кашпирев, злополучный издатель угасающей 'Зари', — наружность артиста, волосы в длинных завитках, ниспадающих на плечи, небрежный костюм. Средних лет, краснощекий, очень смеялся рассказам Крестовского. Кажется, добродушный человек.

Майков — наружность артиста, т. е. длинные волосы. В жестах его и речи видно что-то юношеское.

Владиславлева вы уже несколько знаете, так что я его не описываю.

Вечер закончился обильным ужином, за которым литераторы вспомянули старые времена русской литературы.

Тут же виделся с Иваном Григорьевичем, которого привела его жена, у которой он, кажется, совсем под башмаком[989]…

Федор Михайлович и Анна Григорьевна просили меня напомнить вам о даче и что им надо знать наверное еще в апреле, будут или нет они жить в Монагорове.

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.III.12.27.

Письмо опубликовано на немецком языке в газ. 'Moskauer Rundschau'. — 1931. — № 17. — 22 марта.

74. А. Г. Достоевская — Н. Н. Страхову

<С.-Петербург> 9 июня <1872 г.>

…Как вы распорядились с вашим летом, Николай Николаевич? Если вы еще ничего не решили, то не забудьте нашего общего с Федором Михайловичем приглашения и приезжайте к нам погостить в Старую Руссу[990]. У нас есть две свободные комнаты, где вы можете отлично работать; нас вы стеснить ничем не можете, а для Федора Михайловича вы будете сущим кладом[991]. Он и теперь начал тосковать, и я без ужаса не могу подумать, что с ним будет дальше[992]. Знакомств у нас там никаких, да и вообще с новыми лицами Федор Михайлович трудно сходится, так что ваш приезд будет для него благодеянием. Уезжая, он просил меня передать вам его приглашение. Федор Михайлович здоров, но в ужасном, тревожном состоянии: скучает и беспокоится о нас, то умоляет воротиться, не сняв перевязки с ручки, то просит прожить здесь целый месяц; работа у него не идет; вообще мы ужасно плохо начали лето[993]…

Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 1159. — Оп. 2. — Ед. хр. 6.

75. Н. А. Любимов[994] — Н. С. Лескову

<Москва> 22 октября 1872 г.

…Рукопись вашу получил и очень благодарю. Относительно порядка помещения вот мои соображения. Имея в виду ваше желание чтоб рождественский рассказ был помещен в декабре, я в уме положил, что 'Монашеские острова' лучше перенести в следующий год с января, чтоб и их по-приберечь — то, что предполагалось поместить в нынешнем году (а сего немало), успеем действительно поместить. Теперь вы находите, согласно моему первому мнению, что рассказ удобнее включить в январскую книжку. Не рассечь ли узел, перенеся то и другое на следующий год? Удобно ли, во всяком случае, начать 'Остров' в декабре и переносить на другой год[995] — в номер уже очень много набрано, к тому же Достоевский просит пустить 'Бесов' возможно больше [996], чтоб в декабре кончить[997]…

Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 275. — Оп. 1. — Ед. хр. 256.

76. А. Н. Майков — Н. Н. Страхову

<С.-Петербург> 12 декабря 1872 г.

…Мещерский[998] назначил по вторникам обеды у себя для Федора Михайловича, Филиппова[999] и меня; вы должны бы были замыкать квинтет, если бы были налицо. Цель — после обеда прослушать готовящуюся для следующего номера его статью и ругать ее до тех пор, пока он ее не выработает. Плодом этого всего можете считать его статью о женском вопросе в одном из последних номеров 'Гражданина' [1000]. Три раза он ее переделывал, и статья-то вышла недурна. Вы были бы тут очень нужны, вас часто поминаем <…>

17 декабря

Я забыл отослать письмо когда следует, — и вышло, что могу сообщить вам новость, которая и до вас касается, ибо требует от вас скорейшего возвращения: Градовский[1001] вышел из редакции 'Гражданина'. Место его занимает Ф. М. Достоевский. По представлении о нем в III отделение граф Шувалов[1002] на письме Мещерского надписал: 'Отвечать, что с его стороны согласие', — так что завтра или послезавтра дело оформится и может быть объявлено[1003]. Разумеется, рассчитывается на вас, а именно под вашим главенством устроить библиографию, что, при месте, если вы его не прогуляете[1004], вам будет очень с руки. Тогда и я, пожалуй, напрошусь к вам в сотрудники, т. е. для краткого изложения содержания книг и замечательных статей.

Вот вам новость[1005].

Автограф // ГПБ. — Ф. 747. — Ед. хр. 21.

77. Вс. С. Соловьев[1006] — П. В. Соловьевой[1007]

<С.-Петербург. 1 января 1873 г.>

Дорогая моя, я бесконечно счастлив в эту минуту, — я только что вернулся домой; двенадцать часов ночи; на столе я видел вашу телеграмму, твое письмо и визитную карточку, оборотная сторона которой вся исписана. А взглянул на карточку — и мое сердце так задрожало, что я едва не упал; я прочел, что на ней написано, и с горячими слезами благодарил бога, услышавшего мою молитву. Еще никогда я не был так счастлив — на карточке стоит имя человека, которого я признаю гениальным, перед которым я благоговею, о знакомстве, о дружбе которого я несколько лет мечтал, как о недосягаемом счастье. На карточке стоит: Федор Михайлович Достоевский. Его рукою, написавшею столько дивных произведений, которыми я зачитывался и заплакивался, написано следующее:

'Любезнейший Всеволод Сергеевич, я все хотел вам написать, но откладывал, не зная моего времени. С утра до ночи был занят. Теперь заезжаю и не застаю вас, к величайшему сожалению. Я дома бываю около восьми часов вечера, но не всегда. И так у меня спутано теперь все по поводу новой должности моей, что не знаю сам, когда бы мог вам назначить совершенно безошибочно. Крепко жму вам руку. Ваш Ф. Достоевский'[1008].

О!! Как я счастлив — другие не поймут этого; но ты должна понять, потому я сейчас же сел и пишу тебе. Это случилось вот как: я узнал, что он здесь, и, сам не знаю как, решился — написал ему большое письмо, где вылил всю душу, потому что знал, что он поймет меня. Я слишком хорошо его сам понимаю. Я не ошибся в человеке — он не знает, какой роскошный подарок сделал он мне в день моего рожденья. Вчера мы смеялись, что в 'Voix prophetiques'[1009] мне вышло сердце с надписью 'Свидание'. Гаданье оправдалось. Постоянная греза моя сбывается. Ты не знаешь, какой я дурак, — меня считают холодным и благоразумным, неувлекающимся, а у меня совсем мокрые глаза[1010]…