Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования

где оно необходимо требуется, мы умеем избежать его. У нас очень много лицемерия, свойственного людям хитрым, но неумным. Мы всегда готовы пользоваться умом других вместо того, чтобы яснее высказать свое мнение.

<Пробел в несколько строк. За ним текст:>

Могу вас уверить, что нелепость есть дело жестокое. Не думайте, что переносить ее так легко; нет, она трудно переваривается.

<Далее следует, на новой странице, следующий текст:>

Наблюдения

Посвящается Ф. М. Д<остоевско>му

I

Может быть, прочитавши заглавие моих заметок, вы подумаете, что я выбрал для них название слишком общее, слишком малозначительное и скромно-неопределенное; в таком случае, спешу объяснить вам, что я придаю ему очень серьезный смысл и считаю его надлежащим и единственным заглавием того, что им обозначено. Вероятно и вы и многие другие заметили, что в умственной сфере мы чем дальше, тем больше превращаемся в наблюдателей, в простых наблюдателей, которые сами не могут, не имеют достаточного повода принять участие в том, что делается, а только созерцают и стараются понять сущую жизнь.

Вот мое первое наблюдение, и с него я начну свои заметки. Наблюдательное настроение ума так часто встречается, так быстро усиливается, что нельзя не сделать его тоже предметом наблюдения и внимания.

Наблюдательное настроение противоположно деятельному. Наблюдатель есть зритель, со стороны смотрящий на драму; деятель есть один из участников драмы, одно из действующих лиц.

Если сравнить, как это часто делается, мир с театром, со сценою, на которой происходит драма, то я могу точно выразить свою мысль, сказавши, что в настоящее время все больше и больше является лиц, которые бросают сцену и участие в драме, отходят в сторону и начинают наблюдать тех, кто остался на сцене. Таким образом, мир мало-помалу получает то странное, резкое разделение, которое существует в театральной зале: одни играют, другие смотрят.

Прежде этого не было или, по крайней мере, едва ли когда-нибудь было в такой степени, как это замечается ныне. Может быть, у нас, русских, расположение быть простым зрителем даже сильнее, чем у других. Но совершенно ясно, что это расположение тесно связано с теми взглядами, с теми учениями, которые так распространены вообще в наше время. Больше, чем когда-нибудь, мы умеем теперь глубоко понимать вещи. Во всем, что ни случается, мы видим обнаружение внутренних сил и далеких влияний. Мы верим в таинственные и неодолимые силы жизни, мы убедились до конца, что история совершается с необходимостью, что все в ней тесно связано и неизбежно развивается, растет и умирает, падает и возвышается.

Если же так, если раз мы с полной ясностью сознали этот взгляд, то спрашивается, у кого же достанет охоты участвовать в этой слепой, неумолимой драме? Естественно, что каждый, кто ее понял, постарается стать в сторону, постарается уклониться от нее и сохранить свободный взгляд, свободное присутствие духа.

<Рукопись обрывается>

Автограф // ЦНБ АН УССР. — I.5236.

РАЗЫСКАНИЯ И СООБЩЕНИЯ

Аполлон Григорьев и попытка возродить 'Москвитянин' (накануне сотрудничества в журнале 'Время')[1503]Статья И. С. Зильберштейна

Один из ведущих сотрудников журналов 'Время' и 'Эпоха' — литературный критик и поэт Аполлон Александрович Григорьев был видным теоретиком 'почвенничества'. Не только при его ближайшем участии, но в какой-то мере и под его влиянием формировалось направление журналов братьев Достоевских, определялась их идейная программа. Ап. Григорьев активно сотрудничал во 'Времени' в первые месяцы 1861 г. Но уже в июне из-за разногласий с редакторами он уехал в Оренбург и оттуда в своих письмах выражал резкое недовольство по поводу симпатий 'Времени' к 'Современнику'.

16 сентября 1861 г. Ап. Григорьев писал из Оренбурга М. П. Погодину:

''Время' идет хорошо, платит хорошо; 'Время' мной дорожило и дорожит. Но 'Время' имеет наклонность очевидную к Чернышевскому с компанией, — и я не остался в Петербурге'.

А спустя три месяца — 12 декабря — Ап. Григорьев делится своими мыслями по тому же поводу с Н. Н. Страховым:

''Времени', чтобы быть самостоятельным, нужно: или 1) окончательно изгнать меня и тебя и постараться переманить Чернышевского, или 2) быть последовательным в своей вере в поэзию и жизнь, в идею народности вообще (в противоположность абстрактному человечеству), — воспользоваться ошибками славянофильства, как всякой теории, и встать на его место'[1504].

В недавно вышедшей монографии о журнале 'Время' В. С. Нечаева отмечает, 'как мало единодушия было среди ведущей группы старших сотрудников 'Времени', в первый год его существования'[1505]. Уяснить позицию Ап. Григорьева в этой связи помогают архивные материалы, до сих пор остающиеся неизданными. Они относятся к его так и не осуществившемуся намерению возродить издание 'Москвитянина' на рубеже 1860-х годов, а программа, изложенная Ап. Григорьевым в письме к А. Н. Майкову осенью 1860 года, т. е. тогда же, когда братья Достоевские готовились к изданию 'Времени', проливает свет на истоки вскоре возникших разногласий.

Отсутствие возможностей для дальнейшего издания 'Москвитянина' в 1856 г. и последовавшее его закрытие явилось для Ап. Григорьева тяжелым жизненным испытанием.

'Черные дни' наступили для него. Человек бурного темперамента, он ни в каких журнальных и газетных редакциях не уживался долго. Несмотря на то, что продолжительное время он, по его словам, 'слонялся без деятельности, пожираемый жаждой дела', сотрудничество его в 'Русской беседе', даже после приглашения А. И. Кошелева, не состоялось из-за неприемлемых условий, поставленных Ап. Григорьевым[1506].

Его переговоры с В. П. Боткиным о руководстве критическим отделом 'Современника' также ни к чему не привели, в частности, после его категорического ультиматума:

'…Мое требование об изгнании г. Чернышевского справедливо уже и потому, что два медведя, т. е. два воззрения, в одной берлоге, т. е. в одном журнале не уживаются'[1507].

А сотрудничество со следующего, 1857 г., в 'Библиотеке для чтения' А. В. Дружинина продолжалось всего несколько месяцев, и то урывками[1508].

После приезда из-за границы, где Ап. Григорьев прожил с июля 1857 по октябрь 1858 г.[1509], начинается, особенно в первые месяцы 1859 г., его усиленная и продуктивная работа в 'Русском слове' Г. А. Кушелева-Безбородко, куда он был приглашен в качестве