обществом.
'Чествование началось речью председателя, проф. К. Н. Бестужева-Рюмина <…> Место у кафедры занял проф. О. Ф. Миллер, прочитавший стихотворение г. Случевского, посвященное изображению впечатления, произведенного на все русское общество смертью и погребением его любимца — Достоевского, 'любившего, по выражению поэта, так смело и мучительно''.
Затем Миллер прочел 'Воспоминания о Достоевском' А. Н. Майкова, Н. Н. Страхов произнес обширную речь, в которой привел отрывок из письма к нему Л. Н. Толстого с восторженным отзывом о 'Записках из Мертвого дома'. Вечер окончился 'горячей речью' Миллера (Новое время. — № 1786. — 16 февраля. Ср. сб. 'В память Ф. М. Достоевского. Торжественное собрание С.- Петербургского Славянского общества 14 февраля 1881 г.'. — СПб., 1881.)
14 февраля в газете Аксакова 'Русь', № 14, было напечатано 'Письмо Достоевского в 1878 году к московским студентам' (Письма. — IV. — С. 16-19).
Александр Егорович Ризенкампф (1821-19?) — врач, приятель Достоевского в юношеские годы, автор обширных 'Записок', в которых немалое место уделено Достоевскому. См. с. 383 настоящ. тома.
8 февраля 1881 г., в № 1778 'Нового времени', было помещено 'письмо к издателю' А. М. Достоевского, представлявшее собой отклик на статью А. С. Суворина 'О покойном'. По словам А. М. Достоевского, одно место в этой 'прочувственной и высокосимпатичной статье' его 'сильно поразило и удивило' — а именно, указание, что Достоевский страдал с детских лет падучей болезнью.
Опровергая это утверждение, Андрей Михайлович писал, между прочим:
'С 1843 года до апреля 1849 года (времени его ареста), я, за редкими исключениями, почти еженедельно видался с братом, но никогда, в продолжительных наших беседах, не слыхивал от него об этом недуге; а следует заметить, что он своих болезней не скрывал от меня и часто жаловался, что худо себя чувствует. Правда, в этот период времени (не помню уже, с какого именно года) он был несколько раздражителен и, кажется, страдал какою-то нервною болезнью. Мне часто приходилось видеть записки его, оставляемые им на ночь, приблизительно следующего содержания: 'Сегодня со мной может случиться летаргический сон, а потому — не хоронить меня (столько-то) дней'. Но, скажу еще раз, о 'падучей' в этот период времени он никогда не упоминал. Наконец, я помню слышанное от него самого, что эта болезнь приобретена им во время нахождения его в Сибири. Вероятно, в моих бумагах найдутся и письменные доказательства (его руки), подтверждающие мои слова'.
Вопрос о времени и причине заболевания Достоевского эпилепсией до сих пор не выяснен окончательно. Публикуемое письмо Ризенкампфа можно рассматривать как авторитетное свидетельство о страшном преступлении, совершенном самодержавием по отношению к великому писателю.
Посылая редактору 'Нового времени' копию письма Ризенкампфа, A. M. Достоевский писал:
'Из прилагаемой копии <…> вы увидите, что доктор Ризенкампф определяет начало болезни в 1851 году и притом приводит причину этой болезни, столь возмутительную, что, читая о ней, невольно содрогаешься' (Новое время. — 1881. — 1 марта. — № 1798).
П. К. Мартьянов, также касающийся в своих воспоминаниях этого трагического эпизода из биографии Достоевского, утверждает, что генерал де Граве 'остановил приготовления к экзекуции, а плац-майору Кривцову сделал публичный выговор и строго подтвердил, чтобы больных арестантов отнюдь не подвергать наказаниям' (Дела и люди века. Отрывки из старой записной книжки, статьи и заметки. — Т. III. — СПб., 1896. — С. 269-270). Ср. Черевин Н. Т. Полковник де Граве и Ф. М. Достоевский // Исторический вестник. — 1889. — № 2. — С. 318.
Сергей Федорович Дуров (1816-1869) — поэт-петрашевец, организатор кружка, в который входил перед арестом Достоевский.
В. Г. Кривцов (ум. в 1861 г.) выведен Достоевским в 'Записках из Мертвого дома'. Был за злоупотребления снят с должности и разжалован.
Это письмо Достоевского к Ризенкампфу неизвестно.
10 марта Ризенкампф снова писал А. М. Достоевскому:
'…Что касается письма доктора Яновского, то по прочтении его я сначала подумал, что по преклонности лет <…> он многое позабыл и перепутал <…> Дело в том, что покойный Федор Михайлович любил иногда скрывать именно перед ближними свои недуги и свои денежные затруднения. В сентябре 1843 года, поселившись с ним на одной квартире, я не скоро узнал, что он страдает некоторыми болезнями <…>, притом весьма тяжкими. Он держался правила: 'Откройся только тому, кто в состоянии тебе помочь'. Со стоическим терпением он ходил на службу, страдая невыносимо от нарывов, а между тем даже ближайший друг его Григорович об этом ничего не знал. При гостях первым его старанием было всегда развлечь их; он казался неизменно веселым и развязным, несмотря ни на какие страдания. Может быть, и о 'кондрашке с ветерком' он открывался только одному пользовавшему его врачу г. Яновскому.
Между нами скажу, что какая-то злосчастная звезда привела Федора Михайловича именно в Омск.
Я был по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири графа Муравьева- Амурского в 1848 году назначен управляющим Нерчинским главным гарнизонным госпиталем и его отделениями в Шилкинском заводе и на Карийских золотых промыслах. Здесь у меня пользовались в 1849
