году Петрашевский, Григорьев, Львов (Момбелли и Спешнев находились в Кутомарском заводе). При цивилизованном горном начальстве, при протекции ссыльных князей Волконского, Трубецкого и других богачей, участь их была облегчена до самой возможности. Не так было с Федором Михайловичем и Дуровым, которых я увидел в 1851 году при переезде через Омск, о чем я и сообщил штаб-доктору Ивану Ивановичу Троицкому. Этот благородный человек им посылал обед и ужин со своего стола; с глубоким состраданием он говорил мне: 'Жаль, жаль Достоевского! Дошло до того, что он у нас нажил падучую болезнь!' Впоследствии, во время службы моей при Омском госпитале, он мне не раз повторял эти слова, вспоминая о бесчеловечных поступках с Федором Михайловичем и удивляясь контрасту между тогдашним Западно-Сибирским и гуманным управлением графа Муравьева.
Собственно, ординатором арестантских палат был тогда Иван Яковлевич Ловчинский, добрый и сострадательный человек, о котором Федор Михайлович упоминает в своих 'Записках из Мертвого дома'' (Авт. // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 100).
Мои воспоминания о Ф. М. Достоевском // Московские ведомости. — 1881. — 31 января.
Это письмо Е. Ф. Юнге к матери неизвестно.
А. Г. Достоевскую, по-видимому, возмутила эта просьба.
О характере ее ответного письма к Толстой можно получить представление по отклику последней в письме, датированном 27 февраля:
'Неужели вы из моего письма поняли, что осмелилась беспокоить вас насчет писем Катерины Федоровны? Я говорила на будущее время, если найдутся они <…> Я никогда не забуду то, что вы для меня сделали, может быть вы, вы спасли жизнь моего дитя. Повторяю, я никогда, никогда этого не забуду и останусь вечная ваша должница' (там же).
Дружеские отношения Анны Григорьевны с Е. Ф. Юнге продолжались и в дальнейшем.
22 июня 1881 г. она писала ей из Феодосии:
'…Внешнее все хорошо, но душевное мое состояние такое, что не пожелала бы его моему злейшему врагу. Утром жду вечера, вечером жду утра, как будто вечер или утро могут принести мне какое облегчение. Так всегда случалось летом, когда Федор Михайлович уезжал в Эмс, а мы оставались в Старой Руссе: утром ждешь вечера, чтоб получить от него письмо, а проглотив его, ждешь поскорее утра, а затем и вечера, чтоб получить от него же другое. А теперь знаешь наверно, что уж не случится никогда чего-либо такого, что бы меня сильно обрадовало. Я точно умерла к жизни: все хорошо, все спокойно, а у меня тоска, тоска… Даже дети меня радуют и утешают меньше: прежде я радовалась на детей и огорчалась вместе с ним, а теперь одна… все одна… Я так рвалась из Петербурга, от людей, куда-нибудь в глушь, где бы никто о нем не говорил и почти не знал; так спешила доехать, чтоб уединиться и обдумать, а теперь вижу, что без людей еще хуже. Всякая-то вещь, всякое сказанное детьми слово напоминает мне прошедшее и невозвратное. Как облегчить, куда уйти от себя? <…> Целую вас много и много и желаю вам здоровья и душевного спокойствия. Пожелайте и мне то же, я в нем так нуждаюсь…' (Авт. // ГИМ. — Ф. 344. — Ед. хр. 41).
Софья Сергеевна Кашпирева (?-после 1891) — жена В. В. Кашпирева.
Краткий некролог Достоевскому, написанный Страховым, напечатан в № 2 ежемесячного иллюстрированного журнала 'Семейные вечера', издававшегося под редакцией С. С. Кашпиревой. Достоевский в нем характеризовался как 'один из самых замечательных русских писателей- художников'.
11 декабря 1884 г. А. Г. Достоевская писала Страхову:
'Убедительнейше прошу вас, глубокоуважаемый Николай Николаевич, поискать у себя тетрадь (заметки и планы романов, писанные рукою Федора Михайловича), о которой я говорила вам в последний раз. Я перерыла весь дом и не нашла; а так как я никому, кроме вас, этих тетрадей не давала, то она непременно должна быть у вас. Чрезвычайно прошу вас об этом' (Авт. // ЦГАЛИ. — Ф. 1159. — Оп. 2. — Ед. хр. 6).
Более полугода спустя, 2 августа 1885 г., Достоевская снова напомнила Страхову о невозвращенной ей 'записной тетради' писателя.
'Я хочу просить вас, глубокоуважаемый Николай Николаевич, воспользоваться вашим летним досугом и попытаться отыскать оставшуюся у вас тетрадь Федора Михайловича, а также затерянное вами письмо одной особы к Оресту Федоровичу (Миллеру). Чтобы вам легче было вести ваши поиски, опишу вам внешний вид потерянных предметов.
1) Тетрадь — величиной в пол-листа обыкновенной писчей бумаги, переплетена в грубый переплет, содержит в себе заметки и планы романа 'Идиот', писана рукою Федора Михайловича.
2) Письмо писано в 1881 или 1882 году, адресовано Оресту Федоровичу. В письме одна госпожа заверяет, что у нее есть много писем Федора Михайловича, но что они забраны III отделением во время обыска, бывшего у особы по такому-то делу. Особа просит Ореста Федоровича как биографа достать означенные письма из III отделения и дает свой адрес…' (там же).
Письмо, упоминаемое Достоевской, неизвестно; имя его автора остается неустановленным.
О какой выписке идет речь, неясно.
30/18 июля 1883 г. Анна Григорьевна писала Страхову после прочтения в рукописи одной из глав его воспоминаний о Достоевском:
