годов Дзёкю-но ран») продолжались меньше месяца и закончились поражением первых. Организаторы смуты, император и три экс-императора, были отправлены в ссылку сиккэнами, которые формально считались их вассалами. Поместья участников заговора были конфискованы, В столицу камакурские властители назначили двух своих наместников с самыми широкими полномочиями.

Казалось бы, наступил период стабильности режима. Но продолжался он недолго. В середине столетия возникли неурядицы между приближёнными сиккэна, а в первой четверти XIV в. среди придворных сановников стал формироваться новый антисёгунский заговор. Его возглавил император Годайго (1288–1339, на престоле в 1319–1338 гг.). Заговор был раскрыт, заговорщиков арестовали, многих из них обезглавили, а самого Годайго отправили в дальнюю ссылку. Из ссылки мятежный император бежал, с помощью преданных ему людей сплотил антикамакурские силы, во главе которых поставил одного из своих сыновей, и начал ожесточённую войну.

Режим сиккэнов Ходзё пал. Но готовых торжествовать свою окончательную победу сторонников Годайго ждало разочарование. Асикага Такаудзи (1305–1358), один из военачальников, перешедший к ним из стана Ходзё, которым он приходился родственником, отрёкся от императора, основал новый сёгунат и посадил на престол принца Тоёхито, девятого сына императора Гофусими, троюродного брата Годайго, и он стал называться императором Коме (1321–1380). Страна разделилась на два лагеря — Южный и Северный. У каждого лагеря был свой император, собственная система государственного управления, свои воинские формирования. Гражданская война, начавшаяся в 1336 г., закончилась только в 1392 г. Почти 65-летний период получил название Намбокутё дзидай — Эпохой Южной и Северной династий.

События междоусобных войн XII, XIII и XIV веков служили богатым материалом для создания устных сказаний.

В Японии издревле существовала корпорация сказителей, катарибэ. Благодаря ей сохранились и были записаны древние мифы и архаичный фольклор. В средние века по японским городам и весям бродили многочисленные «монахи с лютней», бива хоси. Они нараспев рассказывали под звон струн холодящие кровь слушателей истории о столкновениях армий в сотни тысяч воинов каждая, о единоборствах героем, о массовых самоубийствах-харакири. На первых порах бродячие сказители специализировались только на изложении отдельных событий, эпизодов сражений, на рассказах о казнях и самоубийствах. Со временем устные сюжеты начали циклизоваться, обрастать историческими параллелями, идеологическими объяснениями. Но этот второй этап формирования воинские повествования проходили, главным образом, уже в монастырских скрипториях. Смута 1156 г. дала материал для «Повести о годах Хогэн» (Хогэн моногатари), смута 1159 г. — для «Повести о годах Хэйдзи» (Хэйдзи моногатари), междоусобная война 1180-85 гг. — для «Повести о доме Тайра» (Хэйкэ моногатари), а война Южной и Северной династий — для «Повести о великом мире» (Тайхэйки). В литературоведении эти повести относят к жанру гунки (воинские записки) или сэнки (записки о войнах).

По времени циклизация сказаний о событиях XII и XIV века не совпадала, чем и объясняется некоторое расхождение в толковании однотипных событий и характеров героев, скажем, в «Повести о доме Тайра» и в «Повести о великом мире».

В первой из них преобладает буддийский подход, во второй — конфуцианский. Несколько примеров:

«В отзвуке колоколов, оглашавших пределы Гиона,

Бренность деяний земных обрела непреложность закона.

Разом поблекла листва на деревьях сяра в час успения —

Неотвратимо грядёт увядание, сменяя цветенье.»

(Свиток 1, гл. 1, Вступление.)

(Пер. А. Долина)

«Ныне он достиг высоких званий военачальника

и министра, потому что в предыдущих рождениях

добродетель его была совершенной!».

(Свиток 2, гл. 7)

«— Какая карма судила мне стать их пленником,

а им превратиться в моих стражей? — думал государь,

и тоска грызла душу».

(Свиток 3, гл. 19)

«— В награду за соблюдение всех Десяти Заветов

в предыдущих рождениях я удостоился императорского

престола, — сказал государь-инок…».

(Свиток «Окропление главы», гл. 3)

(Перевод И. Львовой).

Вступление к «Повести о великом мире» в идейном смысле носит установочный конфуцианский характер:

«Я, невежа, выбрал втайне перемены, что случились от древности до наших дней, и узрел причины спокойствия и опасностей.

Покрывать собою всё, ничего не оставляя, — это добродетель Неба. Мудрый государь, будучи воплощением его, оберегает государство. Нести на себе всё, ничего не выбрасывая, — это удел земли. Верноподданные, будучи подобием её, охраняют богов земли и злаков.

Ежели недостаёт той добродетели, не удержать государю своего ранга, хоть и обладает он им. Тот, кого называли Цзе из династии Ся, бежал в Наньчао, а Чжоу из династии Инь был разбит в Муе.

Ежели уклоняются от того удела, — недолговечна сила подданных, хоть и обладают они ею. Некогда слышали, как Чжао-гао был накзан в Сяньяне, а Лу-шань убит в Фэнсяне.

Поэтому прежние мудрецы, проявив осмотрительность, смогли оставить законы на грядущее. О, последующие поколения! Оглядываясь назад, не пренебрегайте предостережениями прошлого!»

Буддийскими идеями японское средневековое общество было пропитано насквозь. Многие из них прямо или вскользь упоминаются и в «Повести о великом мире». Но на место главной сюжетообразующей идеи здесь выходит конфуцианская концепция долга как основы вселенской гармонии. Прежде всего в «Повести» развивается проблема взаимных обязанностей господина и подданного. Потом, при создании бусидо, она стала основной при воспитании подрастающего поколения.

Нельзя сказать, что конфуцианские идеи не встречаются в ранних гунки. Просто там они не стоят на первом месте. Для японского идеологического синкретизма это сочетание разных концептуальных систем —

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату