смута этого периода, начавшаяся с Реформации, которая через религиозные войны столкнула католиков с протестантами и продолжалась до конца 1600-х годов. Если естественные науки могли оставаться относительно вне идеологии, у социальных наук такого выбора не было. Я говорю относительно, поскольку Галилей был осужден инквизицией, хотя, к счастью, в это время он уже был пожилым человеком и завершил свою научную работу. Но по большому счету наука хорошо развивалась и в католических, и в протестантских странах. Независимое абстрактное теоретизирование о социальном мире было редкостью. История, наиболее зрелая из социальных наук того времени, была задействована в религиозной войне для написания пропагандистских работ в пользу католиков или протестантов.

Религиозные войны и просвещение

Религиозные войны обозначили институционный переход, важный для последующего идейного развития. С ростом армии в этот период короли начинают заменять феодальную знать и церковных советников администрацией гражданской бюрократии. Церковь была традиционным источником гражданских служащих, поскольку это был единственный многочисленный грамотный класс средневекового общества. Но в политических условиях того времени католическая церковь с ее верностью папе больше не могла служить опорой для королей, которые пытались построить свои собственные национальные государства.

Способ разрешения конфликта между церковью и государством должен был сыграть решающую роль в формировании характера интеллектуальной жизни каждого из народов. В протестантской Германии церковь стала составной частью правительственной бюрократии. Университеты, включая теологический и юридический факультеты, оказались абсорбированными государственными учреждениями. С введением в строй системы начального образования она также легко превратилась в подразделение центральной правительственной администрации. Таким образом, все интеллектуальные роли в Германии должны были превратиться в должности бюрократических государственных чиновников. Одним из следствий этого процесса стало превращение социальных наук, когда они возникли в Германии, в предмет официальных интересов в развитии информационной инфраструктуры и способов управления для правительственных нужд. Их первое появление здесь, получившее имя Staatswissenschaft (государственная наука), было сочетанием того, что можно было бы назвать публичным администрированием, и описательной статистики. Именно в этой германской среде впервые формируется костяк теории конфликта в социологии, вдохновленный, вероятно, ее тоном Realpolitik, принципами жесткой реалистической политики.

С другой стороны, Франция была расколота суровым внутренним противостоянием протестантской и католических фракций и в конце концов осталась номинально католической. Но французское правительство не менее германского стремилось к независимости от Рима. В соответствии с этим французы бросили университеты как бастионы католической ортодоксии и оставили их догнивать на лозе, отрезав от институтов официального набора кадров. Для набора кадров французы использовали светскую администрацию и интеллектуалов. Совершенно новая аристократия, noblisse de robe, возникла параллельно старой военной аристократии. Именно из этой бюрократической аристократии вышли такие социальные мыслители, как барон де Монтескьё, барон де Тюрго, маркиз де Кондорсе, Алексис де Токвиль. Поскольку лояльность университетов была проблематична, правительство учредило независимые академии и школы в Париже для инженеров и других государственных служащих. Позже, после Французской революции, Наполеон закрепил победу этой технической элиты полной отменой системы старых университетов, заменив их этими светскими школами. С другой стороны, система начального и среднего образования оставалась в руках церкви до второй половины 1800-х годов.

В результате французские интеллектуалы в качестве элитарной группы сконцентрировались в Париже, соревнуясь за небольшое количество высоких постов в академии и в grandes ecoles и собираясь в салонах своих аристократических покровителей. В то время как типичный немецкий интеллектуал был университетским профессором на среднем уровне иерархии гражданской службы, французский — был частью культурной элиты, близкий к коридорам власти и потенциально готовый к революционному перевороту. В то время как немецкий интеллектуал был педантичным ученымсистематиком, французский — был ориентирован скорее не на чистую науку, а на политические споры, и в своем изложении идей обычно тяготел к ясности, изяществу, бойкости и цветистости выражений. Можно, конечно, назвать это национальным характером, но это будет только метафорой. Скорее стоит говорить о влиянии различных социальных институтов на структуру интеллектуальной жизни. Позже именно это станет социальной средой той социологической традиции, которую я назвал дюркгеймовской.

Англия представляет собой третий пример. Из всех европейских обществ только здесь мелкой земельной аристократии удалось взять в свои руки бюрократическое развитие центрального государства. Успех протестантской Реформации в Англии сделал ее университеты независимыми от Рима и поэтому приемлемыми для политической элиты. Но тот факт, что правительство не располагало развернутой бюрократической системой, означал, что у университета не было здесь такой функции. Факультеты высшего ранга (теология, медицина, право) разложились полностью. Юриспруденция уже преподавалась главным образом вне университетов специалистами по общему праву в Лондонском суде. Деятельность английских университетов свелась к подготовке младших сыновей джентри к синекурам в церкви. Университеты играли таким образом лишь побочную роль в английской интеллектуальной жизни начиная с 1700-х и вплоть до административных реформ второй половины 1800-х годов.

Интеллектуальные занятия здесь почти полностью ограничивались сферой частных удовольствий для богатых представителей джентри. Само по себе это не кажется благоприятной основой для развития интеллектуальных дарований. Иной джентльмен — женщины были практически полностью исключены из этой сферы сексистскими практиками своего времени — мог иметь определенные интеллектуальные интересы, но это отнюдь не предполагало обучения студентов и ведения преемственной линии исследований. Если случалась необходимость в оборудовании или финансировании научных экспедиций, это всецело зависело от наличия денег у заинтересованного лица. Даже если делались новые открытия, не было никаких гарантий, что последующий исследователь продолжит дело своего предшественника. В результате английские мыслители в области естественных наук, философии или социальных наук в равной степени были чрезвычайно индивидуалистичны. Английская интеллектуальная история полна идиосинкратических характеров, подобных пастору Томасу Мальтусу, Фрэнсису Гальтону или Чарльзу Дарвину, но в ней отсутствуют установившиеся школы или движения, соизмеримые с теми, которые мы встречаем во Франции или в Германии.

Это уравновешивалось, однако, постоянными контактами Англии с интеллектуальной жизнью континента. Английские мыслители могли давать новые творческие импульсы тем направлениям науки, которые зачинались за рубежом, и забрасывать свои идеи в их научные движения. Мы увидим пример такого англофранцузского взаимодействия идей в третьей главе, где речь идет о традиции Дюркгейма. Организация английского социального мира вряд ли смогла бы сохранить свои долгосрочные рост и потенциал, если бы она существовала в изоляции. Но как часть международной сети она предоставляла те возможности, которые были ограничены или исключены в Париже или в германских университетах, и таким образом позволяла ввести некоторые примечательные новшества. В течение нескольких столетий Англия также обладала преимуществами самой богатой страны Европы, что означало наличие средств у многих представителей джентри и представителей среднего класса, которые благодаря этим средствам могли посвятить себя интеллектуальным занятиям.

Здесь также нужно упомянуть несколько других стран. Самая важная из них — Шотландия, поскольку ее университеты, подобно германским, сохранили значение для церкви и для правительства, благодаря чему в Шотландии имелась систематическая университетская основа, отсутствовавшая в Англии. Когда-то гордые Италия и Испания пребывали в экономическом упадке и их университеты находились в руках католической реакции. Это было своего рода наследие холодной войны, оставшееся от противостояния протестантской Реформации. Интеллектуальные творческие дарования не совсем исчерпались в Италии, особенно в среде космополитических интеллектуалов, ориентированных на Париж.

Для социальных наук периодом подъема были 1700-е годы. В характерном порыве самоуверенности

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

1

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату