– Да, понимаешь, мы ведь живем в заводском доме. И в случае, если я съеду отсюда, завод немедленно вселит в квартиру своего очередного.
– Логично, – кивнул Афиноген.
– А Учреждение тоже желает поселить сюда кого-нибудь из своей очереди. Раз мне Учреждение дает, то уж старую квартиру ему за это подавай непременно.
– Так ведь у Учреждения, вроде, никаких прав на нее нет.
– Нет, – согласился я.
– В чем же тогда дело?
– Геннадий Михайлович не может дарить мне четырехкомнатную, да еще заводу двухкомнатную.
– Да что же он дарит заводу? Его же собственное? И при чем тут дарить?
– При всем при том. Непосильно для Учреждения так разбрасываться квартирами.
– Тут мой стариковский ум ничего понять не может. Тебе обещали квартиру?
– Обещали. Резолюция горисполкома даже есть.
– Так в чем же дело?
– Там написано об улучшении жилищных условий писателя Приклонова.
– Ну?
– А если мне дадут новую квартиру, а старую заберет завод, то получится, что я получил новую квартиру, вместо того чтобы улучшить.
– А это что, не одно и то же?
– Как видишь, не одно.
– Ничего не понимаю. Тебе обещали квартиру?
– Обещали. Уже три раза давали… но не до конца. Тут все дело в том, что мне не квартиру положено, а улучшение жилусловий…
– Совсем ты меня, Федор Михайлович, запутал. Ты мне одно скажи, дадут тебе квартиру?
– Нет.
– А что тебе сделают?
– Улучшат жилищные условия.
– А каким образом можно улучшить жилищные условия?
Я обомлел. Смотрел на Афиногена, но не видел его Где-то над затылком возникла точка. Не дышать, задержать ее на мгновение. Сказать: «Так…» Так, так, все так. Все мгновенно связалось, расставилось по местам, превратилось в рассказ. Это у меня часто бывает. Возникает точка, в которой уже заключен рассказ. Только бы не спугнуть его. Все еще смутно, подсознательно, но рассказ-то готов. Готов! А как и почему, объяснить не могу. Да и не хочу. Готов рассказ про квартиру, про то, каким образом можно улучшить жилищные условия. Про везучего человека Артемия Мальцева, его жену, детей. Про друзей их. Я уже знал рассказ до последней точки и… еще не знал его. Но это обычно, нормально. Сейчас нужна была только ручка да бумага. Все получится. Я никогда не спешил писать. Приятно носить в голове рассказ, существующий пока лишь в виде точки. Это как секрет, как тайна. Торопиться нельзя и в то же время уже хочется написать этот рассказ. Так, так, все так. Наверное, я глупо улыбался,
– Тьфу, – сказал Афиноген. – На тебя смотреть, так счастливее человека нет.
– Сейчас нет.
Носились же в голове всякие сюжеты. Многое было начато. У меня всегда в работе полтора десятка рассказов. А вот этот вспыхнул, и все в миг изменилось. И что мне теснота! Что мне тещин храп! У меня ведь есть нечто! Я, может, и запел бы сейчас, да вот только не умел.
– Сколько раз ты уже «вселялся» в новую квартиру?
– Трижды, Афиноген Каранатович. Трижды.
– Тогда тоже причины были?
– Были, были причины. В первый раз оказалось, что нецелесообразно селить всех писателей Фомска в один дом…
– А сколько вас всех?
– Пятнадцать.
– И в тот дом всех поселили?
– Никого не поселили.
– При чем тогда: всех?
– Вот этого, Афиноген Каранатович, не знаю.
Давай, давай, Афиноген. Спрашивай. Что еще нужно. Какое-то слово. Крутится оно возле, а не поймешь. Какое-то одно слово для рассказа нужно.
– А во второй раз?
– А во второй раз выяснилось, что в городе пять тысяч семей живет в подвалах.
– Как это выяснилось? Что, до твоего случая никто этого не знал?
– Знали, наверное.
– Ты представляешь, сколько нужно домов, восьмидесятиквартирных, чтобы всех выселить из подвалов? Шестьдесят с лишним!
– Да там тогда ошибка с ордером произошла.
Ошибка! Ошибка с ордером! Вот ведь что нужно-то было: ошибку, ошибочку милую, маленькую такую, настолько очевидную, что она никому не бросится в глаза. Да я ведь уже столько месяцев про ту ошибку со своим ордером знал, а ошибка для рассказа в голову не приходила! Почему же это так? Не знаю. И никогда не узнаю. Но уж теперь-то все в порядке. Радуйся, Артемий Мальцев! Афиноген своим вопросом создал в моей голове рассказ. Фантастический рассказ о твоей квартире!
– Понимаешь, Афиноген… ха-ха! – Меня просто распирало от смеха. Не удержишься никак.
– Развеселая, я вижу, у тебя жизнь, Федор Михайлович.
– Не жалуюсь… Ха-ха-ха… Фу! Ты прости меня, Афиноген Каранатович. – Я еще раза два хохотнул и все же успокоился. – Там в ордере стояло: пятьдесят семь квадратных метров. А на самом деле в квартире было сорок семь квадратных метров. Кто-то описку сделал. Вот если бы в ордере площадь была записана правильно, мы бы квартиру получили. Ну, а когда разобрались, уже поздно было. Да и не я, конечно, разобрался, а те, которые въехали.
– Бред собачий! Ордера, подарки, метры! Еще ждать будешь?
– Нет, Афиноген Каранатович, не буду я ждать. Мы с Валентиной решили, что нам новая квартира не нужна.
– Ну, молодец!
– Да… Зашел я на следующий день в писательскую организацию… Ответственный секретарь спрашивает: ну как, мол, дела с квартирой? Нормально, отвечаю. – Ну вот, а ты волновался, нервничал, не верил! – Не дали, говорю, квартиру. – Как не дали?! Это почему еще не дали?! –Я объясняю. А он: пиши объяснительную записку! Квартиру он не получил? Нам их что, каждый квартал дают?! Я и написал. Все, как в пьесе, по лицам. А в конце сообщил, что подарки мне не нужны.
– Не нужны?.. Что же теперь делать будете?
– Ничего, жили ведь раньше, проживем и еще.
– Тьфу! Баранья голова…
– Так ведь здесь ничего не поделаешь. Заколдованный круг. Вот если бы у меня вовсе квартиры не было…
– Да-а… – сказал Афиноген.
– А ты-то сам, Афиноген Каранатович, вспомни, как развертывались дела с нуль-упаковкой. Ведь была она, была! Сам, своими собственными глазами видел! И другие видели. Ведь двое людей очень даже просто проникли в макет Марградского универмага. А потом получили телеграмму от ученых: с одной стороны, вроде бы, действительно, существует эта нуль-упаковка, а с другой – нет ее и не может быть никогда. Как это понять? Так ведь дело и заглохло.
– Там совсем другое дело, – нахмурился Афиноген. – Там ведь для проникновения нужен был вполне определенный человек. Может, в комиссии такого не оказалось?
– А поезд? А пасека? Тут ведь специальные люди были не нужны! И все равно – было, не было.
