Питерской клиники. — Нет, не просто падает, а падает на одинокий фонарный столб и даже не падает, а кружится. В желтом свете луча, как мотыльки мелькают серебряные снежинки…вверх…вниз….вверх, то вдруг порывом ветра их уносит в темноту, смешивая с тысячами таких же маленьких, одиноких и хрупких созданий, а затем превращая в снежную кашу на дорогах, раздавленную тысячами резиновых скатов. Ты понимаешь, о чем я говорю? — на заросшем щетиной лице пациента отразилась какая-то гримаса, словно он силился поднять огромный груз. Энцефалограф замельтешил перьями, рисуя на ленте пики и холмы, понятные только посвященным.
— Не густо, — Григорий снова задумался.
Третьи сутки он практически не покидает этой палаты и пытается понять, что происходит. Конечно, он пошел на риск, введя абсолютно новое, не апробированное лекарство человеку, но какой у него был выбор. Парень погибал на глазах, и последняя надежда была только на 'Яндру' — так он назвал свой новый препарат. Григорий, долго сомневался, но ждать апробаций и нужных документов пациент не мог. Лекарство было нужно ему сейчас, и Григорий рискнул. Первые же анализы показали, что опухоль явно реагирует и начинает потихоньку сдавать свои позиции, но вчера…. Григорий вновь внимательно стал рассматривать черные кривые.
— Ты знаешь, как падает снег? — Григорий вновь повторил вопрос.
— Он кружится в желтом луче фонаря…вверх…вниз…вверх, — голос пациента и интонации чем-то напоминали Григорию собственную речь, словно он прослушивал магнитофонную запись.
— А река. Ты знаешь, что такое река? — и вновь гримаса, а энцефалограф рисует не понятные линии. — Каждая река течет к морю. Голубая, мутная, большая или маленькая, но все равно к своему морю. Тысячи и тысячи маленьких капель воды собираются вместе и текут к морю, — пики, линии, пики и полное не понимание в глазах пациента.
— Ты слышал, что бывают реки? — Григорий повторил вопрос.
— Это капли воды, собравшиеся вместе текущие к своему морю, — и вновь в голосе моя интонация и отклик на вопрос на который еще минуту назад он совершенно не знал ответа.
'Потрясает. Я в его мозгу пишу все, что мне хочется….потрясает'……
Тропинка петляла по склону небольшого овражка, разрезающего высокий берег там, где река делала резкий поворот, образуя довольно большой полукруг серо-желтой искрящейся на солнце воды. Мелкая рябь убегала в сторону широкой песчаной косы обрамленной сосняком. И дальше до горизонта только сосны и сосны, зелень которых сливается с голубизной безоблачного июньского неба. На краю поросшего разнотравьем овражка сидели плечом к плечу двое мужчин.
— Говоришь, Ваня закаты, восходы, речка, а я двенадцать тысяч верст отмахал, что бы поговорить с тобой, — Григорий щелчком отбросил сигарету и торопливо поднялся на ноги.
— Сколько я тебя помню, с тобой всегда можно было поговорить, а теперь…. Вань, ты чего молчишь?
— Думаю, — как-то нехотя отозвался бородатый Иван, продолжая сидеть на краю овражка, медленно потягивая сигарету.
— Сколько лет мы с тобой знакомы Гриш? А? Нам с тобой по полтиннику, а ты говоришь со мной как…., - Иван говорил медленно с расстановкой.
— Как? — вспылил Григорий.
— Да так. Как с пятилетним. Все вокруг да около. Видишьли он отмахал двенадцать тысяч. А нахрена? На х-ре-на ты ко мне прикатил, спрашивается? Воздухом вольным подышать? Медку похлебать, али к народу в глубинку потянуло? Молчишь? Если что произошло, так ты и говори как есть, а то шифруешься, да на меня смотришь как сыч, — все это Иван говорил без укора, но как-то по-особенному ввинчивая слова в сознание, от чего Григорий немного потоптавшись на месте, вновь неуклюже плюхнулся рядом с Иваном.
— Ладно, по порядку так по порядку, — сбавляя напор, нехотя проговорил Григорий, закуривая новую сигарету.
— Ты Мишку помнишь? На лечфаке с тобой вместе учился, потом в НИИ…
— Шнайдера что ли? — Иван как-то подозрительно взглянул на Григория.
— Да, — утвердительно кивнул головой Григорий, и ветер растрепал его волосы.
— Ну, и?
— Ты же просил по порядку, — Григорий насупился.
— Давай, давай, только короче, а то начнешь от начала мироздания, — Иван недоговорил.
На горизонте, за кромкой сосняка, цепляясь за верхушки деревьев, медленно разворачиваясь, выплывала огромная черно-фиолетовая клякса, грозовой тучи.
— Дождь скоро. Пошли ко мне поужинаем. Может потом говорить будет полегче, — подытожил Иван, поднялся и, не оборачиваясь медленно пошел в сторону поселка.
— К черту твои ужины, обеды и завтраки вместе взятые. Я ему….
С реки тянуло сыростью и тиной. Тропинка бежала по краю березняка и упиралась в покосившийся забор огородов.
— Слышишь абориген, я к тебе не пойду. Устрой-ка меня в какую-нибудь гостиницу, — задыхаясь от ходьбы, попросил Григорий.
Иван обернулся, посмотрел на плетущегося сзади Григория и как конь, вырвавшийся из стойла, заржал.
— Гостиницу говоришь. Это мы запросто. У нас их тут пять штук и все со звездами. Тебе какую? Если 'Метрополь' то это за гумном, а если в 'Асторию' то это ближе к сельпо.
— Вань, слышь хорош. Я устал и хочу просто выспаться.
— А у меня тебе не судьба? — Иван от раздражения, казалось, был готов окончательно разругаться с собеседником.
— Судьба, не судьба, а я хочу сам по себе, имею я на это право или нет? — Григорий вновь остановился, дожидаясь ответа.
— Обиделся? Значит, обиделся….,- Иван остановился и внимательно посмотрел на Григория, так как может смотреть на человека только врач или священник….. Огромные мешки под глазами, глаза воспалены, лицо в морщинах, сероватое, уставшее. Весь седой, замученный жизнью и проблемами. А идет, подумал Иван…. ссутулился и явно ощущает какую-то постоянную боль.
— Восемь лет ни слуху, ни духу, потом звонишь, что срочно приедешь, просишь не встречать, ко мне не идешь…. Озираешься как затравленный волк, говоришь так, что ничего не понятно…. Гриш, что происходит? — Иван говорил и смотрел ему в глаза, пытаясь хоть что-то понять и уловить.
….Они не виделись около восьми лет, правда, по праздникам регулярно эсэмэсились. Последний раз они виделись в Питере, когда Ванька сбежал с семьей с Израильского ПМЖ. Сбежал и уехал к черту на рога в Завидовскую глушь, где работал в маленькой поселковой больничке. С его-то квалификацией в поселок….. Да его с руками и ногами оторвет любая навороченная клиника, а он вот… Григорий думал, что ему повезло больше. Он после Афгана топтал семь лет Монгольские степи, уволился и уже давно имел свою небольшую клинику под Питером. Все бы ничего, если бы не вечное его желание лезть в науку, ковыряться в проблемах бытия и думать, думать, думать…
— Ты не смотри на меня так, — сказал Григорий, — все равно всего объяснить не смогу, да и не нужно. Я собственно туда и обратно. Завтра утром уеду.
— Туда и обратно. За двенадцать тысяч километров на ночь? — глаза Ивана расширились от удивления.
— Вань, давай сделай, как я тебя прошу. Пристрой куда-нибудь и все. Да и вот еще одна просьба. Возьми это к себе, и спрячь понадежнее, — Григорий расстегнул браслет часов и протянул их Ивану. Тут же, не смотря на вопросительный взгляд, достал из кармана такие же часы и надел на руку.
— Ты Вань меня прости, я просто запутался и зря затеял разговор. Честно говоря, я приехал к тебе только за тем, чтобы запутать свои следы, а вернее пустить разных товарищей…., - Григорий замолчал, толи подбирая нужные слова, толи решая говорить вообще или нет, — и не смотри ты на меня как на и-ди- о-та. Да запутать решил некоторых любознательных людишек, а часы….. Сзади под крышкой флешка. Если что…. Сам, если захочешь…. В общем, так, спрячь куда-нибудь. Найдут не беда, а не найдут…., - Григорий
