они дают клятву не знать отдыха, пока это не исполнится, а клятва, данная себе, – самая священная. «Отступить было бы подлостью», – как сказал однажды Говэн.
Но, за исключением Персиваля, который выполняет высокую символическую миссию, эти рыцари – все молодые, все пылкие, все влюбленные – сражаются ради себя самих или во имя своей прекрасной дамы, а не за веру и не за короля Артура, даже не за временного или постоянного сюзерена.
Отношения рыцаря с людьми, давшими ему приют, с победителями и побежденными, с друзьями и врагами основываются исключительно на честном слове, которое даже не именуется
Вот какой урок Артур дал сенешалю Кею, любителю позлословить:
От рыцаря не требуется соблюдение евангельского правила забывать обиды (Перс, 2864–2868):
Оказание помощи попавшей в беду даме или девице – непременная обязанность рыцаря. Следует вспомнить следующее наставление:
Какая слава для Франции, что она первой сформулировала кодекс поведения рыцаря в отношении женщины:
В «Персивале» есть целая серия наставлений в отношении веры: сначала те, что вдова давала своему сыну, указывая дорогу к монастырю, затем их повторил Персивалю Горнеман после его посвящения:
И наконец, в третий раз (магическое число 3), повторенных отшельником наставлений:
И советует ему проявлять почтение и смирение:
Закончим напоминанием слов Горнемана, сказанных им после посвящения Персиваля:
Глава 14
СУДЕБНЫЙ ПОЕДИНОК
Одной из главных функций рыцаря в феодальном обществе было его участие в судебных поединках в качестве защитника интересов одной из сторон. Уголовное законодательство Средних веков включало кровную месть, пришедшую из германского права, от которой можно было откупиться уплатой вергельда и
При осуществлении права на кровную месть рыцарь действует в своих собственных интересах либо в интересах своего рода; при этом он может покарать смертью убийцу или его сыновей. В героической поэме «Доон де Майанс», повествующей о баронских мятежах, месть доходит до ступеней трона, который бароны часто колеблют.
Ордалия представляет собой испытание, пройти которое предлагается подозреваемому. Описание любопытной ордалии мы находим в «Тристане и Изольде». После того как трое советников короля Марка обвинили Изольду в супружеской измене с Тристаном, она защищается Божьим судом… и лицемерием, соучастником в котором соглашается стать покровитель любовников. Когда Изольда направляется на суд, назначенный в присутствии короля Артура, через брод на реке ее переносит переодетый прокаженным ее любовник. После этого она клянется на священных реликвиях, что ни один мужчина не держал ее в своих объятиях, кроме ее мужа и того нищего, что помог ей перейти через реку. В некоторых вариантах поэмы она подкрепляет эту клятву, которую можно считать лжесвидетельством, берет в руки кусок раскаленного железа, и ладони ее остаются невредимыми.
Еще одно лжесвидетельство подобного рода. Ланселот в королевстве Горр выходит на бой с целью доказать невиновность королевы в адюльтере с сенешалем Кеем, тогда как настоящим ее любовником является он сам.
Обычно рыцарь не подвергается ордалиям, а выходит на судебный поединок. Сюзерен провозглашает, что через день состоится бой между защитниками интересов двух сторон в тяжбе; происходит это после обмена залогами – необходимая вещь при отсутствии письменных документов. Участники тяжбы могут сражаться сами, отстаивая свою правоту, но чаще всего их интересы защищают другие, поскольку непосредственные участники либо слишком слабы, чтобы выйти на поединок (как, например, сенешаль Кей), либо, что происходит много чаще, это вдовы или девицы, как в истории Ивэна, описанной Кретьеном де Труа.
Поединок за отстаивание личной чести с целью смыть оскорбление, которое мы называем дуэлью, не имеет непосредственного отношения к судебному поединку.
Великий романист XII века, из творчества которого мы черпаем столько материала, дает нам основные черты судебных поединков, тем более ценные, что они появились примерно веком ранее первых юридических текстов, посвященных тому же вопросу.
В первую очередь изложенный в «Ивэне» (Ивэн, 4444–4446) принцип, полностью разделяемый в ту эпоху, когда вера была сильна:
Бог выступает на стороне правого, Бог и право составляют единое целое. Следует запомнить эту красноречивую формулировку, секрет которой известен клирику Кретьену де Труа и в которой право персонифицировано и обожествлено.
Если защитник Люнетты побеждает на поединке, то происходит это, прежде всего, потому, что щитом ему служит божественная помощь. Поэтому, несмотря на численное превосходство врагов, уравновесить которое не может помощь его льва, ему и удается отправить негодяев на костер, который они предназначали для невиновной.
Самый древний пример судебного поединка в литературе, который я знаю, – это осуждение предателя Ганелона императорским судом в Аахене, в «Песни о Роланде» (середина XI в.).
Казалось бы, в данном случае, когда Гане л он, отчим Роланда, изобличен судом в измене, в том, что он сдал французский арьергард сарацинскому королю Марсилию, его надо предать казни. Но его не казнят. Еще более странно, что он получает право на судебный поединок, на котором сойдутся его защитник и обвинитель.
Написано в старой книге, что Карл созвал из многих стран своих вассалов. Все они собрались в Аахене. Там был торжественный съезд в день святого Сильвестра. Тогда и начинается история предателя Ганелона. Император повелел привести его к себе.
«Сеньоры бароны, – обратился король Карл Великий, – судите Ганелона по праву. Он был в моем войске в Испании; он предал двадцать тысяч моих французов, моего племяника, которого вы больше не увидите, и Оливье, сильного и куртуазного; и двенадцать пэров он предал за деньги». Ганелон сказал: «Пусть на меня ляжет позор, если я утаю это! Роланд присвоил мое золото и мое добро, поэтому я желал ему смерти и
