Разговаривая, он умудряется одновременно и не терять меня из поля зрения, и смотреть на сковородку.
– А на самом деле, яичница – это не самое простое блюдо, которое, по идее, может приготовить мужчина. Я в свое время нашел знаешь какой салат?! Закачаешься! Тертый сыр, чеснок, майонез, ананасы из компота. И все!
– Господи, какой кошмар!
– Это еще что! У китайцев я такое нашел! Половинка груши вычищается, начиняется мелко рубленым соленым огурцом. Сверху – сметана и орехи. Главный прикол в том, что вкус груши и сметаны забивает вкус огурцов, и люди не понимают, что они вообще едят.
Я громко хохочу.
– Виталик, так что мы на конкурсе мучались? Надо было им подкинуть такой кулинарный ребус.
– Нее! – В его глазах начинают плясать искорки. – Лучше было бы представить строгому суду коктейль 'Приход Белого медведя'. И его собрата – 'Возвращение Бурого медведя'.
– Нутром чую, что про жуткую смесь глаголешь.
– А то! – Он выключает газ. За разговором я не заметила, что он успел полностью справиться с готовкой и даже порезал захваченный из дома хлеб. – Прошу к столу!
… Вино плещется в пластиковом стаканчике бархатной темнотой, гася в себе неровный свет лампы. Жалко, мы не догадались взять свечи. Меня охватывает приятная истома, и я уже понимаю, как должен закончиться этот вечер. И от этой определенности мне хорошо и уютно. Глаза Виталика оказываются близко-близко. Это я подсела к нему? Или он наклонился ко мне? А впрочем, какая разница теперь, когда мои ресницы прикрыты, а губы уже жадно ловят его дыхание, смешанное с романтикой дождя. И поцелуй пьянит не то вином, не то самой обстановкой, не то…
– Виталий, ну что вы делаете! Да вы никак решили соблазнить меня, коварно воспользовавшись моим расположением к вам!
– Как мы смеем, сударыня! – Его рука забирается ко мне под куртку и нежно движется от шеи ниже и ниже… – Нам воспитание не позволяет-с.
– Ах, ну да, простите, сударь, – я расстегиваю две верхние пуговицы его рубашки и ногтями провожу по шее, – но вы же понимаете, я девушка порядочная, меня папенька наставлял, что нельзя доверять разным охальникам.
– Относясь с полным почтением к батюшке вашему, разве похож я на охальника?
Мне становится теплее и теплее, поднимающееся торнадо уносит по волнам куда-то совсем далеко от благоразумия, и…
– Виталик! – Я резко вырываюсь из его объятий и застегиваюсь. Веду себя просто как последняя стерва! – А ты мне так и не рассказал про медведя.
Его невозмутимости может позавидовать Будда.
– А, да! Извини, отвлекся на пару незначительных мелочей.
Однако… Один-один, счет сравнялся. Умеет подколоть.
– Это народная студенческая забава. Берешь кружку с пивом, отхлебываешь приличную часть, доливаешь водку до прежнего уровня. Опять отхлебываешь. Опять наливаешь. И так до тех пор, пока янтарный цвет не сменится на белый.
– Ой, мама…
– Да, это не для слабых духом. Короче, когда место пива полностью завоевывает водка, это и называется 'Приход белого медведя'. А потом проделывают обратную операцию. То есть, постепенно доливают в водку пиво. Те, кто остается на ногах, имеют уникальную возможность увидеть 'Возвращение бурого медведя'.
– Они скорее видят возвращение зеленых человечков…
Виталик усмехается.
– Ты даже представить себе не можешь, на какие алкогольные подвиги способны студенты технического вуза. И на другие подвиги…
Его взгляд скользит по моему телу, жадно раздевая. Но не похабно и цинично, а легко и свободно. Я чувствую, что желанна, и окружающий мир начинает растворяться, оставляя на самом донышке крупицу здравого смысла. Ту, которая не позволяет окончательно сойти с ума, и все-таки заглушается голосом тела, звучащим куда громче голоса разума.
Лежа на узкой кровати, не предназначенной для двоих, я умираю и вновь возрождаюсь, отрываюсь от земли и падаю на нее легким перышком, потерянным осколком белоснежного облака.
Это там, за окном, сгустившуюся темноту подчеркивают серебряные нити дождя. А здесь, в домике, вне времени года, вне пространства, мы оторвались от реальности и живем своим миром – одним на двоих. Миром длинною в ночь.
Дождь не прекратился и утром. Проснувшись, мы долго ласкали другу друга, вновь и вновь отдаваясь друг другу с какой-то дикой, безумной страстью.
– Виталик, ты в мясо ничего не подложил? – Отшучиваюсь я, когда он в очередной раз начинает заводить меня.
– Не обращай внимания, это же старинное снадобье индейских шаманов: кровь дракона, слеза единорога и перо грифона. Повышенная возбудимость гарантирована.
Я собираюсь еще что-то ответить ему, но он касается моего рта губами – и всякие разговоры становятся ненужными.
… В город мы вернулись только к вечеру.
– Алло, папа? Да, у нас все хорошо. Да просто замечательно. Нет, на работу я не пойду завтра. Что? Да, я у Витальки переночую. Ну все, пока, пап!
– Теперь только осталось известить о твоем визите мою маму – и все в порядке.
– Виталий! Софья Лазаревна у нас дома сидит. Намек понятен?
Безумный уикенд плавно перетек в не менее сумасшедший понедельник. Второе утро подряд я просыпалась в объятиях Виталика. Человека, который был младше меня, и который сумел подарить мне больше наслаждения, чем все мужчины до него.
Коснувшись губами его щеки, я тихо прошептала:
– Любимый… А ты когда-нибудь пробовал омлет с шампанским?
Он открыл глаза и хриплым со сна голосом переспросил:
– Омлет с чем?
Я улыбнулась и, завернувшись в простыню, пошла на кухню, зная. что он меня провожает все тем же восхищенно-жадным взглядом.
– Из кровати можешь не вылезать! Я сейчас!
Достав из холодильника бутылку шампанского, я мысленно отсалютовала автору той заметки в газете. В конце концов, кто сказал, что соблазнять шампанским надо женщину? Иногда можно и поменяться ролями…
Будущее нигде не записано
Отмечать Новый год так, чтобы 'запрограммировать' себя на триста шестьдесят дней с хвостиком в далекое будущее – глупо. Грядущее никто не предвидит, закрепляя твердыми рамками.
Новый 1995 год Люся Горячевская впервые за многие годы встречала не с нами. Зато 1 января она проснулась рядом с любимым мужчиной. Вопреки всем законам жанра обхаживал не он ее, а она его.
Василий был, конечно, хорош. Статный красавец – смесь восточной и славянской крови придавала ему особый шарм – он всегда изображал из себя неприступную крепость. В молодости, конечно, он отличался редким темпераментом и менял подружек чуть ли не каждую неделю. К тридцати остепенился, нашел себе сложную, но хорошо оплачиваемую работу, присмотрел очень удачную невесту с папой-крупным чиновником и большими перспективами. Поэтому многочисленным поклонницам давал от ворот поворот,
