Поэзия. Судьба. Россия: Кн. 2. …Есть еще оке­ан

С садизмом победителей они зафиксировали слабодушие и жалкую жажду самосохранения у некоторых членов прежнего секретариата, дезертировавших или сдавшихся на их милость:

'Удовлетворить просьбу Ю. Грибова об освобождении его от обязанностей секретаря правления СП СССР', 'принять к сведению заявления секретарей СП СССР тт. Суровцева Ю. П. и Скворцова К. В. в том, что они не присутствовали на заседании рабочего секретариата СП СССР 20 августа 1991 г. и факт переговоров с представителем Янаева С. Бобковым осуждают', 'осудить бегство от столь ответственного секретариата С. Колова, Н. Горбачева и считать их выбывшими из секретариата'…

Снисходительно отнеслись лишь к одному Михалкову. Дело в том, что в это время шла подготовка к 9 -му съезду писателей, но для захвата власти и имущества надо было сломать жизнь Союза и его структуру, похоронить съезд, чему и помог 'дядя Степа': 'поддержавший эту идею С. Михалков добровольно сложил с себя обязанности председателя Оргкомитета по подготовке 9-го съезда', — с удовлетворением отметила услужливость Михалкова евтушенковская хунта…

Дни могучей организации, созданной по воле Иосифа Сталина и Максима Горького, были сочтены.

Из дневника тех времен

'Эмигрируют лучшие умы, уезжает техническая, культурная, научная элита, утекают мозги!..' Эти панические комментарии то и дело вспыхивают на страницах самых разных газет. Чаще всего 'элита, мозги, ум, честь и совесть ' населения идентифицируются с еврейской эмиграцией, журналистские перья посылают проклятья обществу, выталкивающему своих 'наиболее талантливых и образованных сыновей', которые вместо того, чтобы внести решающий вклад в возрождение отечества, едут черт-те знает куда продавать свои знания и свой гений за доллары, марки, фунты стерлингов.

Одновременно эти же органы печати и эти же журналистские перья клеймят наше государство, нашу систему и русский народ — которые вечно притесняли евреев, не давали им развиваться, ограничивали их возможности и таланты.

Однако, если журналистские перья правы в обоих случаях — и 'насчет утечки мозгов', и на счет всякого рода 'притеснений и ограничений', то дело заходит в тупик. Как же при традиционном русском государственном, имперском, а потом сталинском, а потом бюрократически брежневском государственном антисемитизме, при якобы жесточайших ограничениях по приему в вузы, при бдительных кадровиках, 'бывших кэгэбэшниках', не спускавших глаз с пресловутого пятого пункта, — как при всем этом сформировался мощнейший слой технической, научной, культурной и управленческой элиты, целый океан мозгов, настолько громадный и масштабный, что их нынешняя утечка становится чуть ли не катастрофой во всех областях знания? Дорогие мои коллеги из 'Огонька', 'Московских новостей', 'Литературной газеты', объясните мне, как случилось, что если еврейская интеллигенция эмигрирует, то страна, как вы утверждаете, останется без специалистов чуть ли не во всех областях современного цивилизованного производства? Я-то, наивный человек, читая ваши размышления о том, что бедному еврейскому мальчику из интеллигентной семьи было в сталинские или брежневские времена получить высшее образование столь же трудно, как верблюду пролезть в игольное ушко, а потом столь же трудно устроиться на работу, одно время поверил в то, что они были забиты и подвержены такой же дискриминации, как индейцы вXIXвеке в США, или как пуэрториканцы сегодня, или как темнокожие в ЮАР, или, в лучшем случае, как осетины в независимой Грузии… Ан вдруг вы же сами мне объяснили, что ваши угнетенные — это океан мозгов! Так ответьте мне прямо: 'мозги' уезжают или несчастные, вымирающие от бедности люди второго сорта, не получившие ни знаний, ни дипломов, ни научных званий, забитые, оттесненные могущественными антисемитскими силами на задворки жизни? Достал я недавно коллективную фотографию нашего первого курса филологического факультета Московского университета. 1951 год. Как раз в период между двумя сильными 'кампаниями против евреев' — борьбой с космополитизмом (1949 год) и 'делом врачей ' (1953 год). Ну, думаю, может, 'Огонек' действительно прав, уж в такое-то зверское время государственный антисемитизм достиг, видимо, высшей точки, и, наверное, прием евреев в университет был сведен до нуля. Гляжу на фотографию: молодые красивые лица в овальных рамочках, под каждым изображением — фамилия. Читаю: Владимир Блаунштейн, Сергей Будковский, Леонид Кацев, Арон Подольский, Фаня Малкина, Даль Орлов… Так и насчитал из двухсот двадцати первокурсников — около сорока еврейских юношей и девушек… Двадцать процентов! 1951 год.

Вот вам и государственный антисемитизм в разгар сталинизма.

По приезде в Москву из Калуги в ночь с 19-го на 20 августа меня разбудил телефонный звонок.

— Станислав Юрьевич! Вам звонит корреспондент 'Независимой газеты' Юлия Горячева. Извините за позднее время, но нам хотелось бы знать, как Вы относитесь к тому, что указом ГКЧП закрывается ряд газет и тем самым ограничивается свобода слова, насколько Вы находите действия ГКЧП конституционными? — Чертыхнувшись про себя, я взглянул на часы: была половина третьего ночи. Конечно, если бы меня разбудил мужской голос, я бы послал интервьюера куда подальше, но голос был женский, молодой, привлекательный…

— Знаете, Юля, я хочу видеть свою родину единой, неделимой и независимой, я хочу, чтобы наша жизнь была надежной и прочной, как в прежние времена. Горбачевская смута разрушила устойчивость жизни. Ее надо вернуть или, по крайней мере, остановить сползание к окончательной разрухе. Счастье Родины — говоря высоким слогом — для меня дороже, чем свобода печати или даже свобода творчества. Если ради борьбы с горбачевщиной моя свобода будет в чем-то ограничена — я приму это как должное. А что касается 'конституционности', то действия ГКЧП не менее конституционны или антиконституционны, нежели указ Ельцина о департизации. Он так же ущемляет мою свободу…

С тем же вопросом той же ночью ко мне обратились из радиостанции 'Свобода', и я ответил им приблизительно теми же словами…

В течение нескольких последующих дней после 'подавления путча' яростные шавки демократической прессы, сладострастно урча, обгладывали мои откровения, демонстративно злорадствовали: 'Наконец-то, мол, проговорился', 'пойман за руку', 'вот они, его подлинные тоталитарные взгляды'…

Но через три месяца, за несколько дней до Беловежской катастрофы, в самый разгар охоты на ведьм в большом интервью, данном той же 'Независимой газете' и той же Юле Горячевой, я еще раз, стиснув зубы, подтвердил, что убеждений своих, несмотря ни на что, — не меняю:

'…если бы мне предложили подписать 'Слово к народу', считающееся идеологическим обеспечением действий ГКЧП, я не сомневаясь подписал бы его… Не думаю, чтобы Валентин Распутин был глупее мальчиков, шедших защищать Белый дом'.

'Это была попытка спасти Союз от хаоса, анархии, развала. А если смотреть глубже — то произошло столкновение двух сил в высшем эшелоне власти — национал-государственников с космополитической, компрадорской кастой'.

И еще один отрывок из того же интервью:

'Слова об 'идеологическом обеспечении' путча провокационны и демагогичны. С тем же успехом Сахаров, который выступал за отделение Карабаха, 'идеологически обеспечивал' карабахскую резню. Собчак, который заключением своей комиссии способствовал приходу Гамсахурдии к власти, 'идеологически обеспечивал' сегодняшнюю тиранию в Грузии, Шеварднадзе, который выработал унизительные условия исхода наших войск из ГДР, 'идеологически обеспечил' недовольство армии против нынешней государственной власти'.

Так думал не один я. Мой друг Александр Проханов в те же дни высказался в интервью 'Комсомолки' не менее прямо и резко:

'Если выбирать между свободой и государственной идеей — то все мы отречемся от личной свободы. Пропади она пропадом, эта свобода: либо невыход иных газет — либо спасенное государство!'

В моем архиве сохранились краткие информации ТАСС тех дней. Некоторые из них весьма любопытны.

'22 августа. Заявление Высшего Совета Либерально-демократической партии от 19 августа 1991 года, в котором было заявлено о полной поддержке Высшим Советом перехода всех полномочий власти в руки ГКЧП, рассмотрено Министерством юстиции СССР. В этой связи председатель ЛДП Владимир Жириновский был приглашен в Минюст. Министр юстиции СССР Сергей Лущиков вынес Высшему Совету ЛДП