отношения родов. Там же, для обеспечения общей безопасности, была разработана сигнальная система. Посреди каждого поселения ставился высокий столб, к которому привязывали большой пук соломы, вывалянной в древесной смоле. В случае атаки кочевников, эта солома поджигалась, и окрестные роды спешили на помощь тем, кто в беде. Ночью пламя со столба было видно очень далеко, а днем чадящий черный дым — еще дальше.
Воины рода без показной суеты бежали к ограде, когда ворота вдруг неожиданно распахнулись и первые конники с факелами и луками с гиканьем ворвались в поселение.
— Поздно! Перегородить дорогу! — командовал Давид, как родич, поднявший всех на ноги. Ему беспрекословно подчинялись, хотя он и не был вождем. Но перед лицом общей опасности как-то забывается, вождь ты или нет. Можешь командовать — командуй, лишь бы толк был!
— Взять луки! Огонь!
Первый залп выбил из седла восемь нападающих. Это были амореи, старые 'друзья' всех оседлых племен Ливии. Как выяснилось позже, они аккуратно сняли дротиками захмелевших часовых и тихо открыли ворота, собираясь захватить и перерезать спящих после бурного праздника людей юду. Поэтому первые стрелы стали для них неприятной неожиданностью.
— Копья, вперед!
Навстречу следующей группе амореев полетела туча копий. Еще с десяток противников полетели на землю. Время, необходимое женщинам и детям, чтоб уйти за Камень Солнца, к обрыву, и спрятаться, было выиграно. Кочевники остановились на площадке перед воротами, осмотрели поле боя и павших, после чего с гиканьем, сотрясая копья, понеслись на воинов Юду, а часть из них поскакала по боковым переулкам, раскидывая на скаку факелы, поджигая шатры.
Началась свалка.
Сати выскочил в проулок. Ахима, забившись в угол изгороди, парализованная ужасом истошно вопила. На нее неслось с противоположного конца проулка трое кочевников. Один с факелом и луком, два с копьями.
— Эй, шакалы! Я здесь — крикнул он, отвлекая на себя внимание. Оглянувшись и увидев воина (Сати взял в руки копье) они резко развернулись и с гиканьем понеслись на него. Причем один из них стал замахиваться копьем. Сати сосредоточился, вспоминая разговор с Ноем. Сейчас или никогда.
— Я Великий Дух! Я Великий Дух!..
И выбросил вперед руку. Всадник, на которого он указал, упал с коня, выпустив оружие. Другую руку Сати вытянул по направлению ко второму, сжимая ее в кулак, как бы хватая за горло. Тот тоже бросил копье и схватился руками за шею.
' Отлично! — подумал Сати — Раньше так не получалось! Я великий Дух! Я Великий Дух…
Мысленно тряхнул второго. Тот кувырком скатился с лошади, с хрустом ломая шею. Тем временем третий отпускал тетиву (факел он бросил почти сразу. Шатер Иммануила забирался ярким веселым пламенем) своего лука. Испугаться ученик шамана не успел, но время почему-то резко замедлило свой ход. Тело стало ватным, как будто вылитым из бронзы, и не желало слушаться.
Вот стрела оторвалась, и, набирая скорость, помчалась по направлению к груди юноши.
' Ты не можешь меня убить! Я Великий Дух! — гремело как заклинание у него в голове. Стрела стала откланяться, пошла вправо. Но медленно, слишком медленно! Вот она смотрит уже не в грудь а в плечо! Он попробовал оттолкнуть ее дальше, но не успевал. Слишком быстро она летела, слишком близко оказалась…
' Ты НЕ МОЖЕШЬ убить меня!
Но стрела, коснувшись его плеча, стала проникать в плоть. Однако, боли не было. Крови тоже. Ничего не было. Стрела даже не замедлила свой ход.
— Я Великий Дух! — шептал Сати как заклятье. И заклятье работало! Стрела вылетела из тела, пролетев насквозь, и воткнулась в землю за спиной. И тут волна, огромная волна Силы и Могущества ударила из него вокруг! Он видел ее, чувствовал! И даже чуть было не потерял сознание! Но остался стоять на месте, словно врос в нее каменными ногами. Время стало набирать ход. На него несся третий кочевник, накладывая на тетиву следующую стрелу. Да, быстро они луки перезаряжают, это у них не отнять!
Сати поднял взгляд и тяжело посмотрел в глаза коню. Тот испугался и встал на дыбы. Всадник чуть не слетел, но видно, это был опытный наездник, удержался. Ученик шамана сделал шаг вперед. Конь сходил с ума, топтался, брыкался, но не мог оторвать взгляда от этих черных человечьих глаз, прожигавших его насквозь, через всю черепную коробку.
— Я, Великий Дух Сатанаил, приказываю сбросить этого человека! — мысленно сказал юный шаман животному. Тот пустился в дикий пляс, наездник пытался удержаться из последних сил, не понимая, что происходит с его боевым, проверенным временем, опытным конем. Сати опять вытянул руку и мысленно толкнул кочевника. Да, он и раньше делал это, до сегодняшнего боя. Но максимум, чего мог достичь — сдвигать с места легкий камушек или сбивать в полете бабочку или стрекозу. Но сегодня, после беседы с учителем, он действительно почувствовал себя Великим Духом! Аморей полетел на землю. Упал на спину и замолчал. Сати поднял взгляд на Ахиму
— Быстро беги за Камень Солнца! Прячься! Ты почему еще здесь?
Испуганная девочка посмотрела на него стеклянным взором и умчалась, на ходу подбирая меховые юбки.
По ящику опять показывали всякую фигню. Одно и то же! У нас все хорошо, но откуда берется инфляция — не знаем. Точнее, знаем, боремся, но она, гадина, нас слушаться не хочет и все равно откуда- то выползает. Вот паразитка! А в остальном все по старому: наш ВВП жестко поговорил с Западными шишками, и все сделали вид, что испугались, продолжая, впрочем, делать то же, что делали до этого: и на Восток расширяться, и Украину с Грузией мутить, и Ирак долбить. Но наш ВВП молодец! Как их круто припугнул! Всю их НАТОвскую кодлу! Может, типа того, передумаем и на третий срок его? А?
Поглядев в ящик какое-то время, пока не стемнело, нажал на 'Power' и выкинул пульт на кресло.
— Что, Мишган, нервишки пошаливают? — очаровательным голоском промурлыкала Эльвира, вальяжно разлегшаяся в кресле. Она все это время смотрела ящик вместе со мной, вставляя собственные язвительные комментарии. Поначалу ее присутствие раздражало и напрягало, а потом подумал: 'Какая разница, она и так всегда со мной, зримая или не зримая! Пусть сидит, а мне лишний раз напоминание будет. Пока в привычку не войдет'. И постепенно успокоился.
Элли переоделась, была, так сказать, в домашнем. В полупрозрачной 'ночнушке', опять-таки красного цвета, с прикольным перламутровым переливом. В природе таких вещей точно никогда не видел, даже в самых модных журналах. Смотрелось довольно эротично, можно сказать, обворожительно.
— Элли, а тебе идет.
— Что? — она посмотрела непонимающим взглядом. Конечно, до этого ей комплименты еще не делал.
— Я говорю, красивая ты. И… Гм… Платье твое… Тоже красивое.
Ее глаза загорелись, как у маленькой девочки в песочнице, которой подружки похвалили платьице. Даже подпрыгнула немножко.
— Правда? Ну, наконец, заметил! Для тебя старалась! — и искренне улыбнулась.
Ну, совсем девчонка! Малолетка. Какой умерла, такой и осталась. Наверное…
— Элли, давай только без соблазнений. Хватит ту чушь пороть. Скажи серьезно, зачем тебе это всё?
Глаза ее игриво заблестели. Невинным, уже привычным для меня жестом, поправила низ своей ночнушки(платьем назвать 'это' язык все-таки не поворачивался), оголяя стройные ножки почти до… До того места, откуда они начинаются. Хорошие ножки. Красивые. Глаза блеснули сильнее, на губах появилась улыбка Клеопатры.
— Как зачем? Соблазнить тебя хочу! Разве не понятно? Мне казалось, малыш, ты давно это понял…
— Эльвира! — я начал терять терпение. — Что общего может быть между нами? Во-первых, ты демон, дух, умерла четыреста лет назад!