Всяк кулик в своем болоте велик.
Записки Безымянного
Безымянный
- Да, док? Что у вас?
- Новенький. Наши ребята подхватили из ночлежки.
- Униженный и оскорбленный, так сказать?
- Вроде как. Бродил, распевал песни. Под нос свои бредни еще шептал, пока везли то его сюда – думал, поди, что и не слышим вовсе, - ан нет, слышали хренотень его всю, как есть слышали! Ну-с, куда определять то будем, а? Горяченький еще - свежесхваченный, так сказать.
- А что именно за бредни то хоть? Опять что-нибудь про Конец Света поди? Ныне у нас этих доморощенных Нострадамусов в наших палатах уже итак навалом.
- Ну … не совсем про то … вроде как. Вы знаете, док, я особо то не прислушивался к его всяческой ахинее – здоровым оставаться, знаете ли, стремлюсь. Но кое-что все же услышал.
- Любопытненько-парнокопытненько! Давайте, валяйте-оголяйте, чтоли, правду-матку!
- Ну … в общем … говорил он прежде всего о том, что вроде как давно он уже здесь живет.
- В ночлежке то той?
- Да нет, в том то и дело-с! На Земле давно живет! Что он, якобы, вроде как почти бессмертен, чтоли. Что вновь пришел ко всем нам, так как был позван.
- Позван? Интересно, кем? Уж не своим больным ли воображением, хм?
- Не знаю, кем – он не отвечал. Ну, вот, значит был позван-с, и не один причем, а вместе с другими – ну, вроде как братьями, или что-то типа того. Призванниками, так сказать. Что они все пришли помочь нам проснуться, потому что время уже близко.
- Время, говорите? Что за время то? Не половина ль двенадцатого уже у нас на часах время, хаха?
- Да нет, время вроде как предназначенное, предначертанное.
- А проснуться – это как? Мы с вами вроде итак как не спим, или я уже чего-то не понимаю в этой нашей с вами жизни, ммм?
- А леший его знает! Он еще говорил, что мы спим с открытыми глазами, и что таковым, ну … вроде как туго придется, когда придет это самое время. Что время не будет ждать тех, кто не готов проснуться.
- Любопытненько!
- Москитненько! Блин, док, вы дальше слушайте, чего он вещал то! Говорил он еще, что вспомнил себя, ну, или что ему помогли вспомнить. Что раньше орудовал мечом в боях праведных, а ныне железный меч на меч невидимый словесный заменил, еще острее тьму сердец человеческих разящий. Что он по крупицам собирает жемчужины своих прошлых путей, в грязи мира разбросанные и позабытые … что-то там про дежавю еще говорил. Что ищет свою семью … подлинную, настоящую семью, близких по духу. Что пробудился частично, что желает уже наконец окончательно раскрыть полузакрытые вроде как глаза. Что у него много имен и нет одновременно. Что он рождался, умирал и забывал, рождался, умирал и вновь забывал …
- Амнезия-с?
- Еще под конец говорил, что мир очень скоро изменится … сильно изменится. Что многие даже не успеют осознать … осознают – но поздно … Вся грязь всплывет на поверхность и станет видна в приглушенном свете … Что мы должны любить друг друга, ценить жизнь, верить … я там, знаете, особо не слушал уже потом.
- Ну, правильно-с, что не слушали. Чего их, чокнутых то, слушать! Чтоб здоровыми остаться, надо меньше …
- Издеваться! Док, вы не дослушали! Он потом, значит, ко мне подошел – ну, когда его уже в машине везли мы с ребятами сюда … спокойно так подошел, сел, взглянул в глаза … Док, вы бы видели, что у него было в глазах … такая смесь грусти и вместе с тем какой-то внутренней радости, умиротворенности чтоли, это просто не передать - я в них чуть не утонул в тот миг этот первый, док! А потом он мне в глаза смотреть начал и у меня – слово даю! – вот прямо мурашки по спине побежали как будто – он как будто Душу мою читать как книгу открытую начал, понимаете? Вот прямо такое ощущение и было! А потом еще взял – да и начал рассказывать все о жизни моей, и судьбе, и доле – и что меня гложет, и почему я таким стал, какой я есть ныне, и что пусть я и маленький человек, но и мне роль своя хорошая предназначена … все рассказал! Я ж даже сказать ничего не мог в тот миг просто от изумления – смотрю в его глаза эти грустные и рот открытым держу как псих последний!
- Дак вы, коллега, психов то больше слушайте, авось и слюнка то у вас из ротика еще побежит! Ладно, хватит. В шестую палату его определите, рядом со вторым Наполеоном. Там ему самое место – и самое время.
- Время … да, хм … самое время.
- Ну, а документы то у него хоть были с собой? Как мне прикажете его записать то по документам у нас?
- А вы знаете, док, что самое странное …, - и говоривший грустно взглянул на своего ментора, - не было у него документов … и он ведь так и просил называть себя – Безымянным...
В Новом Мире
Когда же это было?
Иногда мне кажется, что все это произошло какие-то минуты назад, хотя с тех пор миновали долгие двадцать лет.
Это не сказка – нет. Это история моей жизни, ее удивительная и незабываемая часть, ее путеводная сверкающая звезда. Начало моего нового пути в мире. Если хотите – солнечное перерождение.
Наша память всегда запечатлевает для нас самые запоминающиеся и удивительные моменты. И сейчас, спустя двадцать лет, я крайне отчетливо помню тот ярчайший почти что месяц. Они, те дни, как на ладони раскрываются передо мной - когда бы я ни пожелал, память повторяет их для меня в ярчайших подробностях - каждый день из нескольких десятков. Иногда мне даже кажется, что какая-то особая память хранит те события…
Они остались в моем сердце – те дни.
Сейчас я снова вспоминаю эти мгновения, и слезы катятся по моим щекам… Это слезы грусти и слезы радости, друзья мои.
Каждый день и каждый час – как на ладони…