отношений то, что говорит — 'я есть царь' — это не простое принятие на себя определенной функции. Это мгновенно меняет смысл всех его психологических квалификаций. Это придает его страстям, замыслам, а также и глупости совершенно иной смысл. Все его функции становятся, вследствие одного того факта, что он царь, царскими функциями. В регистре царствования его умственные способности становятся совершенно иными, а его бездарность приводит к поляризации, структурированию вокруг него целогоряда судеб, обусловленных отныне тем, что царская власть будет приводиться в исполнение определенным способом, определенным лицом, которому эта власть была пожалована.
Такое встречается каждый день и вокруг нас — некоторый господин, весьма посредственный и плохо соответствующий своему невысокому месту, выдвигается на пост, облекающий его определенной властью, пусть в совершенно ограниченной области, и тут же полностью меняется. В повседневной жизни вы можете легко наблюдать, как порядок его достоинств и его слабостей преобразуется, так что их соотношение может оказаться обратным.
Именно это в скрытом, непризнанном виде присутствует и в наших экзаменах. Почему с тех пор, став такими маститыми психологами, мы не устранили различные носящие характер инициации пороговые испытания: на научную степень, занятие должности в учебных заведениях и т. п.? Если мы действительно все это обесценили, почему бы не свести выдвижение на должность к подведению итога проделанной работы, оценок, полученных за год, или же к ряду тестов и испытаний, которые измеряли бы способности учащихся? Зачем сохранять архаический характер экзаменов? У нас, подобно как у людей, натыкающихся на стену тюрьмы, ими же и выстроенную, вызывают возмущение элементы случайности и покровительства. Истина же в том, что конкурс, облекающий человека определенной квалификацией, которая является символической, не может иметь полностью рационализированную структуру и не может укладываться в регистр количественного сложения оценок.
Обычно, встречая подобные вещи, мы обнаруживаем всю свою догадливость и говорим себе: 'Да, надо написать большую психоаналитическую статью, которая доказывала бы, что экзамен носит характер инициации'.
Такой характер очевиден. Замечательно, что он был замечен. Но жаль, что психоаналитик объясняет его всегда не слишком хорошо. Он совершает частное открытие, он объясняет его в терминах всемогущества мысли, мысли магической, тогда как основополагающим является здесь измерение символа.
Лакан: — У кого есть другие вопросы?
Д-р Бежарано: — Меня интересует конкретный случай. Нельзя ли проследить участие различных регистров на примере случаяДоры?
Лакан: — Случай Доры как бы еще только предваряет все это, но я постараюсь все же пролить на него некоторый свет, дав заключительный ответ на вопрос о переносе в целом.
Первые открытия Фрейда опирают аналитический опыт на треножник сновидения, ляпсуса и остроумия. Четвертым элементом является симптом, который может служить не словом, verbum, поскольку состоит он не из фонем, а знаком, signum, на основе организма — если вспомнить сферы, различаемые Августином. Вот в каком опыте, с опозданием обосновывая его Фрейд и сам говорит, что был напуган — он выделяет феномен переноса. Не будучи признанным, перенос действовал как препятствие лечению. После его признания он становится наилучшей опорой лечения.
Но еще до того, как существование переноса было Фрейдом замечено, он уже был им обозначен. Я ведь уже говорил вам, что в '^Traumaeutung'1 есть определение Obertragung, связанное с двумя уровнями речи. За определенными частями дискурса, лишенными своего значения, скрывается другое, бессознательное значение. Фрейд показывает это применительно к сновидению, а я — во внезапных ляпсусах.
О ляпсусе, мы к сожалению, поговорили в этом году мало. Тогда как именно здесь находится основополагающее измерение, ибо здесь любой смысл предстает перед нами другой, лишенной всякого смысла стороной. Существует точка, где смысл выступает на поверхность и созидается. Но в той же самой точке человек может почувствовать, что смысл одновременно и упразднен и что именно упразднение служит его созиданию. Что такое остроумие, как не рассчитанное вторжение бессмыслицы в дискурс, якобы имеющий смысл.
О. Маннони: — Это пупок речи.
Лакан; — Совершенно верно. Пупок сновидения представлен крайне нечетко. И наоборот, пупок остроумия острый — Witz. A самую суть выражает в нем бессмыслица.
Итак, мы заметили, что перенос служит нам опорой.
Я указал вам три направления, в которых понимается перенос различными авторами. Такая чисто дидактическая тричастность должна позволить вам определить свое место в современных течениях психоанализа — но до идеала здесь далеко.
Некоторые понимают феномен переноса в связи с реальным, то есть в качестве феномена, имеющего место в настоящем. Такие исследователи полагают, будто, сказав, что всякий анализ должен касаться hieetnunc они стали первооткрывателями. Им кажется, что они совершили отважный шаг и подарили миру ослепительную истину. Эсриэль, ломясь в открытую дверь, пишет на эту тему умилительные вещи: перенос здесь, рядом, важно только знать, что это такое. Если мы будем рассматривать перенос в плоскости реального, вот что это даст — мы получим реальное, которое не реально, а иллюзорно. Реальное состоит в том, что пациент находится передо мной и рассказывает мне о своих распрях с бакалейщиком. Иллюзорное — в том, что злясь на бакалейщика, он бранит меня — это пример Эсриэля. Из чего он заключает, что нужно показать пациенту, что нет никакой причины бранить меня из-за его бакалейщика.
Итак, исходя из эмоций, из аффективного, из эмоционального отреагирования и других терминов, обозначающих определенные частичные феномены, действительно происходящие в ходе анализа, нельзя, тем не менее, не прийти, я подчеркиваю это, к чему-то по существу интеллектуальному. Строя свою деятельность на такой основе, мы придем, в конечном итоге, к практике, тождественной первым формам поучений, столь возмущающих нас в поведении Фрейда при его работе с первыми случаями. Нужно якобы научить пациента действовать в реальном, показать ему, что он отстает от жизни. Если это не воспитание и поучение, то что же это? Во всяком случае, это совершенно поверхностный способ подхода к явлению.
Существует другой подход к проблеме переноса; его можно рассматривать на уровне воображаемого, значение которого мы не преминули выделить. Относительно недавние исследования животной этологии позволяют дать этому регистру более ясное, чем у Фрейда, структурирование. Однако измерение это еще в тексте Фрейда было названо — воображаемым. Как мог быон без него обойтись? Вы видели в этом году в работе 'О нарциссизме', что отношение живого существа к желаемому объекту связано с условиями Gestalt'^, которые и ориентируют функцию воображаемого.
Нельзя сказать, что аналитической теории незнакома функция воображаемого, однако использовать ее лишь для описания переноса, значит заткнуть себе уши, поскольку она присутствует повсюду, и особенно тогда, когда речь идет об идентификации. Важно только не апеллировать к ней по любому поводу.
Заметим в этой связи, что функция воображаемого задействована в поведении всякой животной пары.
Во всяком действии, связанном с моментом спаривания особей, захваченных циклом сексуального поведения, появляется измерение показа. В ходе брачной демонстрации каждая из особей оказывается захваченной дуальной ситуацией, где устанавливается, посредством выражения воображаемым отношением, идентификация — преходящая, конечно, поскольку она связана с циклом инстинктивного поведения.
Точно так же в ходе борьбы между самцами можно наблюдать, как субъекты вступают в воображаемое состязание. Соперники могут выяснять отношения на расстоянии, и тогда борьба превращается в танец. В определенный момент, как и при спаривании, совершается выбор ролей, признается главенство одного, без всякого я не скажу рукоприкладства, но без применения когтей, зубов и шипов. Один из партнеров занимает пассивную позицию и признает преимущество противника. Он избегает его, принимает одну из ролей, явным образом обусловленную другим, то есть тем, что демонстрирует другой в плане Gestalt'Si. Соперники избегают реальной борьбы, которая привела бы к уничтожению одного из них, — и перемещают
