сквозняки — ничто не сможет разлучить нас! Он останется со мной… Навсегда, навсегда, как и мой ангелочек, как мой Леми… Никто не получит его, он любит только меня, только мне он улыбается… Мне — своей мамочке.
— Вы сумасшедшая! — не отдавая себе отчета, выплюнула я слова, точно ядовитых жаб. — Вы убили Сибил! Вы сами уподобились вашим треклятым сквознякам, и подобно им забираете чужие жизни. Неужели вам безразлично, что вы причинили столько боли? Ведь вы сами пережили смерть сына и должны знать, насколько велико это горе — потеря близкого! Но вам…
Она перебила меня.
— Все для него. Мое сердце. Мой разум. Ничто не повредит ему. Ничто. Никто. — Она прижала руки к груди, сминая и с силой, до хрипоты, стягивая на шее шаль. — Я не стала бы ее убивать. Нет, нет… Ты — сгубила его. Ты, не она… Но Леми сказал, она навредит нам! Сибил Рид — плохо! Я не могу огорчить моего мальчика… Ничто, никто не отберет его у меня.
Вдруг она опустилась на пол и зарыдала, уткнувшись лицом в ладони, в свои исхудалые белые ладони, которые начали мять, коверкать лицо, несмотря на то, что женщина пыталась найти в них защиту.
— Так ее смерть не была ошибкой? — переспросила я. Возможно, я неправильно поняла бессвязные слова, но я не могла поверить, что эта безумная женщина разглядела в Сибил опасность. Что она могла сделать? Как помешать ее сумасшедшим идеям? — Зачем?
Эллен не ответила. Она сидела совершенно неподвижно, освященная рассеянным, ламповым светом, таким умиротворенным, таким спокойным. Но вот ее ладони отлепились от лица, и она уперла в них взгляд, поворачивая их то тыльной стороной, то внутренней, точно пытаясь что-то рассмотреть. Внезапно ее мокрое, покрасневшее лицо исказилось, изо рта вырвался вопль, и руки молниеносно протянулись к стоявшей рядом лампе и в тот же миг с силой метнули ее в меня.
Я увернулась. Но лампа пролетела выше и ударилась в перегородку камеры, в которую уходила решетка. Над головой раздался звон. Стекло брызнуло мне в лицо, причиняя острую боль. В глазах защипало, я часто заморгала, но тотчас ощутила нестерпимый ожег, словно под веки сунули пылающие угли. Закричав, я прижала пальцы к глазам и почувствовала влагу. Вокруг резко завоняло керосином. Я была ослеплена!
Не успела я осознать, что произошло, как яростная атака сбила меня с ног. Падая, я ударилась головой о камень. Волна боли окатила меня. В следующую секунду тяжелое, точно чугунное, тело Эллен придавило меня к полу. Извиваясь, я попыталась сбросить ее с себя. Но холодные руки, стальными прутьями обвились вокруг шеи, и чем отчаяннее я дергалась, тем ожесточеннее становилось давление тисков.
До моего слуха донеслось собственное охрипшее дыхание. Глаза все еще жгло, слезы катились градом, и единственное, что я видела — это фиолетовые искры в кромешной тьме. Клещи на шее сжались еще сильнее. Из моего горла вырвалось свистящее сипение… Нет! Я не умру! Не умру! Перед глазами поплыли белые круги. Я напружинилась, чувствуя, как приливает сила к рукам, ногам, спине, и что есть мочи рванулась, отбрасывая от себя Эллен. Мне почудилось, что с меня упала наковальня — такая невероятная легкость сделалась во всем теле! Жадно заглатывая воздух, я тут же вскочила на ноги и беспомощно выставила перед собой руки. Я не сдамся! Я буду бороться! Совсем рядом раздался пронзительный смех.
— Ты слепа, как котенок! Какая жалость.
— Я буду бороться! — взвизгнула я. — Нас хватятся в замке! Нас будут искать.
— Они не станут искать здесь.
Она была права. В самом деле, с чего бы им пришло в голову спускаться в подземелье?
— И даже если бы они знали, где мы, — продолжала Эллен, — им не удастся прийти тебе на помощь. Я покончу с тобой быстрее… Думаешь, мне самой хочется оставаться тут? Я чувствую, как волнуются сквозняки. Они довольны! Они чуют жертву!
Я начала звать на помощь. Это было глупо. Кто мог меня услышать? Зато я услышала сквозь нервное хихиканье Эллен, звук осторожных шагов. Она приближалась ко мне. Так расчетливо и неторопливо подкрадывается к кровати больного старуха-смерть, которая уверена, что в этот раз точно уйдет с поживой.
Мной завладел панический страх. Я начала осознавать, что и в самом деле сейчас умру. Я начала звать кого-то, даже не понимая кого. Потом поняла, что кричу:
— Я не хочу умирать! Не хочу!
Но она неумолимо приближалась. Невольно я сделала шаг назад. И вдруг… с беспредельным ужасом поняла что стою на самом краю дыры. Одно неловкое движение — и я сорвусь вниз. Я замерла. Пустота под ногами веяла ледяным холодом, в нем явственно ощущался омерзительный запах смерти, ощущался даже не разумом, а какими-то древними инстинктами до предела обострившимися. Так я стояла, снедаемая разрывающими на части паническим ожиданием. Стояла, казалось, часами, потому что время остановилось, растекшись в густое, тягучее желе.
Пока не появилось еще что-то. Движение беззвучное, но ожидаемое и потому невыносимо страшное. Эленн поняла, что я оказалась в западне! Ее горячее дыхание обрушилось на меня вместе с остервенелым криком:
— В прошлый раз мне не удалось столкнуть тебя! В этот раз — тебе не избежать падения!
Ее исступленный крик пришелся мне в самое ухо и яростно взорвался в мозгу. Тотчас я ощутила толчок в плечо, легкий, но достаточный, чтобы ноги дрогнули. В самый последний отчаянный миг я попыталась ухватиться за убийцу, но пальцы, тщетно перебирая воздух, рассекли пустоту. Эллен успела отпрянуть. А я ступила в пустоту…
Через долгий, несказанно долгий миг ко мне вернулась способность мыслить. Первое, что я осознала, — я висела, вцепившись в каменный край, а ноги болтались в воздухе, не находя опоры.
— Найтингейл, — как будто издалека донесся до меня голос Эллен. Секунды она вслушивалась, затем позвала снова, каким-то неестественно вялым голосом, — Найтингейл, ответь мне!
Над моей головой раздались ее шаги. Она нависла над дырой, всматриваясь в чернеющую бездну. С бешено бьющимся сердцем я представила, как ее ботинки давят мне пальцы и, не выдержав боли, я лечу вниз. Откуда-то из глубин памяти родились слова молитвы. Снова и снова я повторяла их в надежде на милосердное избавление от боли… Но Эллен чего-то ждала…
Внезапная мысль обрушилась на меня ослепительной надеждой — она не видит меня! Она думает, что я упала! Слабый луч света, пробивавшийся сквозь грязную щель оконца, не рассеивал темноту в камере, а лампа была пущена ею в ход в качестве оружия.
Возможно… О Боже, помоги мне! Я неистово молилась, боясь еще поверить в такое невозможное, немыслимое, сверхъестественное везение! Я затихла, силясь не дышать, не дрожать, не существовать… Боже, Боже… Боже помоги! Секунды бежали за секундами — сколько прошло времени? Сколько я не дышала? В голове помутилось, еще мгновение и она разорвется от натуги.
Эллен отступила.
— Леми, мы сделали это, — пробормотала она, выходя из камеры. — Ты будешь мной доволен, я знаю. Я сделала все как надо. Дамьян спасен, мой мальчик спасен. Никто, никто не отнимет его…
Она все говорила и говорила, но я уже не разбирала слова. Я почти видела, как она на ощупь брела по коридору, спеша к спасительному выходу.
Между лопаток по спине загулял холодок от ощущения бездны подо мной. Я напряглась, силясь подтянуться. Но онемевшие руки, будто набитые опилками и иглами, не желали подчиняться и вытягивать, ставшее стопудовым, тело. Только пальцы бесплодно царапали камень, едва ли ощущая его поверхность. Все тело казалось чужим, и лишь страх, живший в сердце, был неотъемлемой частью меня.
Оставалось только ждать. Но долго ли я могла продержаться так? Десять минут, час, сутки… И кто придет сюда? Никому нет дела до этого кошмарного места, разве только крысам… Я зажмурила глаз и открыла, повторив так несколько раз. Слава богу, зрение потихоньку стало возвращаться ко мне. Если бы только я могла промыть глаза!
Тут в голову пришла мысль, а что если Эллен скажет всем, что я ушла, бросила всех и ушла. Она может даже написать записку, объясняющую мой уход. Ее воображение без труда справится с такой легкой