превосходство надо мной. Я еще не успела приехать, а она уже начала интриговать.
При приближении к замку я невольно воскликнула. От речки с того места, где я встречалась с дедом, не было видно, что происходит с противоположной стороны замка. Теперь же я увидела, что вдоль крепостной стены тянутся три ряда невысоких стеклянных оранжерей, в конце упирающихся в одну длинную просторную оранжерею, и, таким образом, образуя перевернутую букву 'Е'. Заметив мой интерес, кучер стал объяснять, что это выдумка мистера Клифера.
— Однозначно, это фермерство! Сам я уверен, что ничего позорного в этом нет. Подумаешь, помидор с земли лорда! Он, помидор, от этого золотом не покроется. Может быть, чуточку вкуснее станет. И то сомнительно. А вот хозяйка говорит, над ними благородные лорды смеяться станут. Только они же не клоунаду разводят, а овощи…Зачем смеяться то? И как бы она ни была против… о, еще как против, об этом весь дом знает… ну так вот, если денежки идут, зачем противиться? Я этой политики не понимаю. Устаревшие взгляды все это, мисс. В теперешнее время милорды могут позволить себе хоть свиней пасти, и все только скажут, что это… экс-цент-рич-но… Сам я точно сказать могу, фермерство — дело выгодное. Вот у моего зятя, отсюда совсем недалеко, в Хэмтшире, такое хозяйство разведено, что я как не приеду, так диву даюсь…
Говорил кучер до самых замковых ворот. Грохот колес, стучавших по доскам подъемного моста, заглушил голос, и ему пришлось замолчать. Чем он был весьма раздосадован, потому как им всецело завладел азарт разговора. Мы остановились у парадного входа, и я спрыгнула с козел, не дожидаясь его помощи. Причитая, что кучеру приходится выполнять совсем не свои обязанности, старик поднес мой багаж к двери и, раскланявшись, выразил желание видеть меня как можно чаще на конюшне. Улыбнувшись, я сказала, что очень люблю ездить верхом, поэтому ни работникам конюшни, ни лошадям от меня не спастись.
Когда он ушел, я пару секунд стояла перед дверью, собираясь с мыслями. Затем постучала. При этом, гадая, какое выражение лица будет у Джордана: высокомерное или равнодушное, или будет что-то новенькое.
Но дверь распахнулась и я, совершенно обомлев, увидела Дамьяна. Держа поднос, полный тех несытных сэндвичей, с тонким слоем паштета и веточкой укропа, какими обычно потчуют во время чаепития, он с жадностью жевал и был похож сейчас на беспризорника, который много дней ничего не ел и, возможно, еще очень не скоро получит какую-то еду. С набитым ртом он не мог говорить, поэтому жестом пригласил меня войти и со стуком захлопнул дверь. Я ждала, что, прожевав, он заговорит. Объяснит, где дворецкий или почему бродит с подносом в руках по дому. Но он, не обращая на меня внимания, поставил поднос на квадратный шлем рыцарского доспеха, и зашагал вглубь коридора. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Мой сундук так и остался стоять у двери.
Мы поднялись по лестнице, и прошли портретную галерею. У меня зародилось подозрение, что он ведет меня к леди Редлифф. Но вместо того, чтобы подняться вверх, мы спустились вниз, прошли еще один коридорчик и оказались в прохладной светлой комнате, с обитыми бледно-голубой тканью стенами. Почти всю ее занимал дубовый стол, покрытый льняными салфетками, на которых стояли медные подсвечники в форме кленовых листьев с оплавленными толстыми свечами. Камин в углу был сложен из булыжника, как и в огромном зале. С потолка низко над столом свисал железный кованый канделябр на цепи. У стены располагались два серванта.
Дамьян позвонил в висевший у двери колокольчик и, отодвинув стул, сел, закинув ногу на ногу. Меня он сесть не пригласил, и я застыла у входа. Дамьян молчал. Только его пальцы барабанили по столешнице, отстукивая что-то стремительное. Он был абсолютно отчужденным. Словно я, это не я, а некая миссис Смит, пришедшая собирать пожертвование на церковные нужды. Прошла минута, но никто не появился на звонок. Я подошла и с силой дернула за веревку колокольчика. Раздался резкий трезвон. После чего я последовала примеру Дамьяна и села на дальний от него стул. Он все так же хранил молчание. Наконец, послышались шаги, и в комнату вошла молоденькая служанка. Мне показалось, что, увидев Дамьяна, она испугалась, так как сделала поспешный шаг назад, но тут заметила меня и робко остановилась.
— Добрый вечер, мисс, — девушка смотрела на меня. Я встала и поздоровалась с ней, с облегчением ожидая, что она проводит меня в комнату или к деду, или на худой конец, останется здесь, а Дамьян, передав меня на ее попечение, уйдет. Меня безумно раздражало, что он ведет себя так, будто видит меня впервые.
— Джудит, позови мою мать, — только приказал он. И мне пришлось снова сесть.
После ее ухода Дамьян заговорил со мной. Безучастным, с нотками официальности тоном.
— Мы собираемся здесь, а не в зале. Когда будешь спускаться на ужин, не запутайся. В зале же накрывают тогда, когда старик хочет произвести впечатление.
— Благодарю, я запомню, — сухо сказала я. А сама постаралась вспомнить, как мы сюда шли.
— Дворецкий болеет. Пока его нет, дверь открывает тот, кому не лень до нее добираться. Правда, к нам не часто приходят с визитами.
— Я и это запомню, благодарю.
— Моя мать получила от старика распоряжения, где и как тебя устроить. — Дамьян сделал паузу и с усмешкой добавил, — Она в этом доме вроде экономки.
Я поджала губы и холодно произнесла:
— А вот это я забуду.
Его лицо оставалось все таким же отчужденным. Но я хотя бы заставила его взглянуть в мою сторону. Взгляд был быстрый и почему-то злой.
— Что забудешь, дорогая?
В дверях стояла Жаннин. Пышная, румяная, утопающая в воланах и рюшах на белом платье. В руках она держала масляную лампу, хотя лучи вечернего солнца, проникая через узкие окна, давали достаточно света. Но в коридорах и переходах, где нет окон, было довольно сумрачно.
— Что ты в этом доме — девочка на побегушках, — жестко ответил Дамьян.
— О-о, — его мать стушевалась. От улыбки не осталось и следа. — Да мне ведь не трудно.
— Скажи лучше, любишь командовать слугами. Надо же тебе хоть над кем-то чувствовать свое превосходство.
То, что этот грубиян унижает собственную мать, отвратительно. Стремительно поднявшись, я подошла к женщине и, сжав ее локоть, попросила отвести меня в комнату. Жаннин не могла сопротивляться моему давлению, хотя было видно, что она бы поспорила с сыном. Когда мы выходили, Дамьян, отвернувшись от нас, сказал в пустоту:
— И отправь кого-нибудь за ее сундуком. Он у двери.
Опять начались переходы, узкие коридорчики, ступени. Я старалась запомнить дорогу, но это был настоящий лабиринт, и я не представляла, как здесь можно ориентироваться. А ведь я видела только малую часть замка! Жаннин почувствовала мою тревогу.
— Ничего, это в первое время кажется, что тут все непонятно. Через день ты уже не заметишь, как будешь добираться из одного крыла в другой.
— Замок просто огромен. Наверно, я его и за неделю не осмотрю.
Она засмеялась.
— В этом его преимущество. Все живут по-своему. Иногда мы днями не видим друг друга. Встречаемся только за столом. А некоторые и есть предпочитают в своих комнатах. Хочу предупредить насчет ужина…
— Я уже знаю. Дамьян сказал мне.
— Вот как… — она на миг замерла. — Обычно он не такой предупредительный.
Я пожала плечами. Его поведение со мной не показалось мне предупредительным.
Теперь мы поднимались по винтообразной крутой лестнице. Здесь было очень темно, и тусклый свет лампы освещал лишь небольшое пространство вокруг нас, отбрасывая причудливые тени на каменные стены. Ступени под нами нещадно скрипели.
— Сейчас мы в одной из башен, — пояснила Жаннин. — Наверху будет переход в другую часть дома. Она намного меньше первой. Но в ней находятся большинство спален, солярий и служебные помещения… Надеюсь ты не боишься привидений?
От неожиданности я споткнулась и оперлась ладонью в шершавый камень.
