Она вскинула голову, это означало «нет».
— Большинство кай и ан уже давно нерелигиозны. Это просто уголок, посвященный нашим душам, родной природе…
— А ничего, что здесь охрана Сектора и мы с Пеле?
— Вы же защитники.
Мы вышли на усеянную кустами прогалину. Мелкие растения под ногами создавали покров, похожий на лесной дерн, в крапинах бронзовых и фиолетовых цветов. Над нами искусственное главное солнце клонилось к ложному горизонту, высвечивая кроваво-алые вены в листве. Голубая дневная звезда уже зашла. Ваал и Тиамат шли вместе, я услышала, как он шепчет на языке ан: «Пришло наше время».
— А ведь тут живут счастливчики, — тихо сказала мне делегат от кай; ее «английский», проходя через процессор ларингофона, напоминал рычание плюшевого медведя. — Попасть на Сперансу может только тот, у кого есть связи и деньги. Многие миллионы наших пытаются существовать на выжженной бомбами, отравленной планете. И чья в том вина?
Я неопределенно кивала. Нет у меня такого права — ту или иную сторону принимать.
Мимо кто-то пронесся, большой, сильный. Я с удивлением сообразила: Ваал. Он так быстро двигался, и произошло это так неожиданно! Прорвался через цепь вооруженных охранников и пропал. Я сразу кинулась вдогонку, крича: «Не стрелять!» — и отлетела назад. Меня швырнуло во мглу, где со свистом проносились звезды. Экран был усилен, достаточно для меня, но недостаточно для Ваала. Надо мной склонился охранник:
— Госпожа, что случилось? Вы не ушиблись? Подозрение мое сменилось уверенностью: мы здесь не одни.
— О боже! Бегите за ним. За ним!
Я помчалась вместе с охранниками, Пеле остался с Тиамат и кай, сообщил о случившемся полковнику Шамацу.
В сумерках мы носились туда-сюда по рощице, держа друг друга за невидимые нити и узелки нашего общего силового щита, пугались шорохов и движений. Охранники шептались между собой о беженцах- террористах, о самодельном оружии. Но, устремившись на звуки возни и испуганный крик, мы нашли молодого лидера ан целым и невредимым, даже его элегантный наряд не пострадал. Ваал застыл, согнувшись над своей добычей. Из ноздрей жертвы, расположенных высоко на узком лице, сочилась темная кровь. Черные глаза были вытаращены.
Я вспомнила, как в лагере беженцев дети, не веря своим глазам, смотрели на великанов- людоедов.
Ваал поднялся, вытер рот тыльной стороной кисти.
— Ну, что вытаращились? — спросил он грубо на языке своих соседей, и я не сразу сообразила, что это адресовано кай. — Чего ожидали? Вы же знаете, кто я.
Тиамат со стоном отчаяния упала на колени, прижала к вискам ладони.
— Он имеет право! Территория кай — это территория ан, здесь он может вести себя как дома. И они это знают, неужели не видите? Они знают!
Охранник выкрикнул что-то явно непозволительное и бросился на убийцу. Но Пеле успел схватить возмущенного блюстителя порядка за плечи и оттащить назад, уговаривая остыть. Кай ничего не сказали, я же подумала: права Тиамат. Они знали, на что способен прирученный Диаспорой монстр. И он не обманул их ожиданий.
Ваал как ни в чем не бывало стоял, никого не подпуская к телу, пока не прибыл с колонной бронемашин полковник Хаа'гаан. Тогда ан поднял добычу и перекинул через плечо. Я поехала вместе с ним, его трофеем и эскортом из четырех «зеленых поясов» к лифту. Еще одна машина с затемненными стеклами ждала нас на парламентском ярусе. Ну и командировочка мне выпала! Мы сопроводили Ваала к ВИП- гостинице. У входа в свои апартаменты он небрежно сбросил тело кай на руки одного из помощников, принадлежавшего к малорослой ручной разновидности этого семейства опасных хищников, ан.
Военные переглянулись, затем посмотрели на меня.
— Лучше бы вам остаться, — сказала я. — И вызвать подкрепление. Возможна месть.
В памяти моей задержались глаза Ваала. Они смотрели на меня и вызывающе, и доверчиво…
Доклад по возвращении звучал за закрытыми дверями, хотя и велась запись. Затянулась эта процедура надолго, но нам удалось всех оправдать, включая Ваала. Да, совершены ошибки; да, сигналы были истолкованы неверно. О проблеме Кай-Ан мы судили по лежащим на виду фактам, но ее культурную подоплеку изучить как следует не позаботились. Ваал и Тиамат на разбор не явились и, стало быть, никак его не прокомментировали. Кай (они тоже отсутствовали) потребовали немедленного отстранения виновника от власти. К случившемуся они были склонны относиться с более чем серьезными опасениями и не усматривали в нем предмета для торга. Партия Балас-Шета возражала: совершенное Ваалом убийство — случай из ряда вон выходящий, «экстраординарный ритуал», к которому мы можем отнестись лишь как к свершившемуся факту. И хотя мы с Пеле понимали, что это абсурд, от нас почти ничего не зависело.
Один из наших «зеленых поясов», упомянув в докладе возглас Тиамат «Они это знают», выдвинул предположение: молодой кай был чем-то вроде террориста-смертника, он пожертвовал собой, надеясь сорвать мирные переговоры. А значит, необходимо провести расследование, выявить связи погибшего, подвергнуть его тело медицинской экспертизе.
— Благодарение богу, что это случилось не в прямом эфире! — воскликнул Шамац.
Старый вояка службу знал туго.
К себе мы с Пеле вернулись поздно. Остаток ночи провели вместе, в уютном и ласковом мирке Синей планеты, где война считается позором, а убийство — отклонением от нормы, где доброта — единая валюта и где на любом языке незнакомца приветствуют с нежностью: дорогой, милый, уважаемый, сестра, брат, кузен, причем никто не удивляется этому. Как же велика, оказывается, разница между нами, считающими себя жестокими варварами, и этими падшими ангелами.
— Мы превращаемся в касту заботливых нянек для всей, мать ее, Галактики, — простонал Пеле. — Que cacho![17]
Посещаемость сессии Парламента была на высоте: многочисленные ярусы нашпигованы билокаторами, больше обычного депутатов, присутствующих не виртуально, а собственной персоной, и черт с ними, с расходами. Я с отвращением разглядывала зал. Каждого хлебом не корми, дай повыступать насчет кайанского кризиса. И каждый не смыслит в проблеме ни бельмеса. Межзвездные расстояния плохо влияют на свободу прессы, она чахнет и дохнет. А все потому, что любая информация, даже самая пустяковая, доставляется только курьерской почтой, не минуя бдительного ока официальной цензуры. Депутаты что-то слышали о геноциде, о злых, порочных, но и романтичных ан, о разрушенном мире, о планах спасения. Но они очень слабо представляли себе, что довело мятежных кай до такого отчаяния, и едва ли когда-нибудь узнают правду…
Парламенту Диаспоры качественно запудрили мозги.
И традиционалисты из кай подыгрывали этому. Конечно, им не нравилось, когда их убивают и едят аристократы, но куда хуже, если на свет божий выползет неприглядная правда. Все-таки на блюдо попадали только бедные, слабоумные, ущербные… Напротив Гостевой галереи, вровень с моими глазами, висел громадный флаг Диаспоры. Населенные миры аккуратно собраны в красивую гроздь, такую плотную, что яблоку негде упасть. Как на старинной карте Синей планеты, где в искаженной проекции материки лепились друг к дружке. А на самом деле между Синей и нашим ближайшим соседом Ниендан двадцать шесть тысяч световых лет. Между Ниенданом и Балас-Шетом — полторы тысячи. Местонахождение загадочной родины алеутян нам вообще неизвестно. Ну и как вы себе представляете межпланетные связи на таких дистанциях, если без фантазий?
— Зачем они все это говорят вслух? — праздно поинтересовался Ваал.
Разумеется, он находился рядом. Был рад, что я его сопровождаю, и не ленился мне об этом напоминать при любой возможности: то доверчиво прижимался к плечу, то бросал теплый взгляд карих глаз. Мое гробовое молчание о происшествии в Парке надежды и мечты он счел за понимание. Чиновник социальной поддержки Диаспорийского парламента никогда не проявляет враждебности.
— У вас работает кнопка синхронного перевода? — спросила я.
Электронный переводчик в Парламенте живет своей загадочной жизнью.
