— Так говорят, милорд, но, увы, у нас нет ни малейших доказательств, не так ли?
— Может быть, и так, — мягко проговорил сэр Фрэнсис. — Если бы я сказал вам, что в Италии есть некие священные рощи, в которых по сей день пляшут сатиры, вы бы решили, что я сошел с ума; однако я видел нечто очень похожее. Ах, и нимф я тоже видел!
Льюис изо всех сил старался выглядеть человеком весьма многоопытным.
— Ну, если уж на то пошло, я бы мог показать вам парочку нимф даже здесь, в Англии, — сообщил он, попытавшись подмигнуть и толкнуть собеседника локтем.
Сэр Фрэнсис хлопнул его по спине:
— Не сомневаюсь! Нет, право, пора нам проводить очередное собрание ордена. Если хотите, я за вас поручусь.
— Ах, сэр, как вы добры!
— Ничуть, — ответил сэр Фрэнсис с видом глубочайшего удовольствия. — В наших рядах давно не хватает свежей крови. Я пошлю за Уайтхедом в Твикенхем, он все устроит.
Льюис поглядел на коробку с фрагментами и печально покачал головой. Порнографический папирус находися в ошеломляюще скверном состоянии, почти таком же, в каком впоследствии обнаружат свитки Мертвого моря, хотя здесь повреждения, судя по всему, были вызваны недавним актом насилия. Хуже того, некоторые мелкие клочки оказались чем–то склеены, и не крыжовенным вареньем. Льюиса замутило от внезапной догадки об обстоятельствах отъезда его непосредственного предшественника.
— Ну что же, посмотрим, удастся ли нам привести все в порядок, — пробормотал он себе под нос и принялся за крупные куски. — Три нимфы, пять сатиров и… может быть, лошадь? И флейтист? И много виноградных лоз. Три комплекта разрозненных, гм, частей. Фрагмент… утки?
Нахмурившись и прикусив язык от глубокой сосредоточенности, Льюис разглядывал кусочки всевозможных частей тела в самых невероятных положениях. Он начал собирать пазл со скоростью, на которую способен только киборг.
— Это сюда… он туда, она сюда и… Нет, по–моему, это анатомически невозможно — или нет? Ага. Но если эту ногу поднять вверх вот так… нет, это локоть… Ого, это же кентавр! Хорошо, так гораздо логичнее. Что же я раньше не сообразил!
Дверь в библиотеку открылась, впустив порыв сквозняка и сэра Фрэнсиса. Льюис прихлопнул растопыренными пальцами собранную сцену оргии, не дав ей разлететься по столу.
— Вот вы где, Оуэнс, — произнес сэр Фрэнсис. Говорил он как–то нерешительно.
Льюис вскинул на него взгляд, но сэр Фрэнсис не ответил на него, а стал, приближаясь к столу, пристально всматриваться в папирус.
— Ну что ж! Г–хм. Каким замечательным делом вы заняты! Да, состояние, в котором он находился, было поистине плачевным. Надо было мне давным–давно этим озаботиться. Однако же в последние годы я был занят тем, что самолично подносил дары Венере, а не читал о том, как это делали другие. Так ведь?
— Мудрое решение, милорд.
Сэр Фрэнсис выдвинул стул, сел к столу и некоторое время молча смотрел, как Льюис продолжает собирать обрывки.
— Помню, как я получил этот папирус, словно это было вчера, — проговорил сэр Фрэнсис. — Я осматривал Наксос. Проводником моим оказался человек очень сметливый, мог добыть все что угодно. Девушки — беленькие или черненькие, пухленькие или худенькие, под любое настроение, и самые лучшие дома, где можно было, знаете ли, выпить чего желаешь — и вина, и эликсиров покрепче. Захочешь посмотреть храмы — он и их разыщет, и, стоило мне лишь намекнуть, что меня интересуют древности, как, Богом клянусь, сэр, он показал мне…
— Одну лавчонку? — предположил Льюис, тщательно, тоненькой кисточкой, нанося папирофикс из простой баночки. Он совместил края двух фрагментов. Они соединились настолько идеально, что невозможно было различить, где их склеили. — Темную дверцу в дальнем конце извилистого переулка?
— Только поглядите! Право, сэр, вы настоящий книжный доктор!…Но нет, это была вовсе не лавчонка. Видел я подобные места — там ради прибыли так и рвутся продать юному недоумку, впервые путешествующему по Европе, подлинную Гомерову лиру или настоящие лавры Цезаря. Подлинников там нет, даже не сомневайтесь. Нет… это было совершенно другое место.
Льюис молчал, дожидаясь продолжения. Он поднял взгляд и увидел, что сэр Фрэнсис смотрит в окно, где осенний лес уже показывал черные ветви сквозь разлетающееся золото с багрянцем.
— Тот человек повел меня вверх, к вершине горы, — заговорил сэр Фрэнсис. — Горы из золотого камня, лишь слегка прикрытого зеленью, — там росли маленькие скрюченные каменные дубы и какая–то трава, которая благоухала на солнце. А какое было солнце! Белое, как бриллиант, ясное, жаркое. Солнце рассветного мира. Прозрачный воздух, а над головой голубой купол, такой глубокий, что в нем впору утонуть. Так вот, тропка была не шире козьей, и мы карабкались по ней добрый час, и как же я ругал проводника! А он все показывал на крошечный белый домик далеко вверху, одинокий и на вид заброшенный. Я шел за проводником и, можете представить себе, как был зол, когда мы наконец добрались до домика. Наверху оказалось немного лучше — там росло огромное старое фиговое дерево, которое отбрасывало приятную тень. Я бросился в прохладу, задыхаясь, и тут мимо пролетел орел — на уровне глаз, сэр, — а море далеко внизу превратилось в синюю дымку с крошечными крупинками кораблей, снующими туда–сюда. Я слышал доносившееся из дома бормотание, но больше никаких звуков — даже птичьи крики и жужжание насекомых и те стихли.
Было, знаєте ли, очень похоже на сон, и стало еще больше похоже, когда я поднялся на ноги и вошел в дом. Там, в прохладе и темноте, на меня посмотрела вереница древних лиц. Это были лишь головы статуй, выставленные в ряд на полке, но, честное слово, поначалу я принял их за живых людей, беседе которых я, вероятно, помешал. Мой проводник представил меня старику и его дочери. Он когда–то, очевидно, был ученым, копался в руинах, чтобы пополнить свою коллекцию, а теперь остался без гроша и, когда удавалось найти покупателей, распродавал лучшие образцы. Его дочь оказалась красавицей. Настоящая гречанка, гордая и сероглазая. Поднесла мне кружку холодной воды — с грацией Гебы. Так вот, мы решили заключить сделку. У меня был тугой кошелек — глупо, конечно, носить деньги при себе в такой стране, но юных идиотов хранит какое–то особое божество или кто–то в этом роде. Старик тут же продал мне свитки. Его дочь вынесла несколько расписных ваз, некоторые очень изящные, и я купил себе пару. Потом велел проводнику спросить, нет ли еще. Они перекинулись парой фраз — отец с девушкой, — и наконец она поманила нас за собой. Мы прошли через дом и очутились на заднем дворе. Там находился источник — он журчал по скале — и что–то вроде галереи, которая соединяла заднюю часть дома с гротом. Грот был затенен виноградной лозой, с которой свисали маленькие зеленые грозди. Благословенный покой. Чаровница–ахеянка повела меня в сумрак, и я уже решил проверить, не удастся ли сорвать поцелуй, и тут — клянусь жизнью и честью, сэр! — я узрел бога.
— Что же вы увидели? — заинтригованный, спросил Льюис.
— Думаю, когда–то это наверняка был небольшой храм, — ответил сэр Фрэнсис. — Я сразу почувствовал, что место это священно. В дальней части грота виднелся рельеф, вырезанный прямо в скале: Дионис со всей своей свитой из сатиров и нимф, спасающий Ариадну. Изображение очень грубое, но, сэр, право слово, художник был мастер портретов. Вакханты казались такими веселыми, что так и тянуло рассмеяться вместе с ними, — а это юное божество, одновременно и бессмертное, и человечное, которое так ласково улыбалось бедной девушке, — ведь ее соблазнили и бросили на острове! Дионис протягивал руку, чтобы спасти ее, и в сострадании своем даровал ей золотой венец вечной жизни. Сэр, это было откровение. Таким и должен быть бог, сказал я себе, — дикая радость плоти и крови! А поскольку он плоть и кровь, у него достанет щедрости спасти нас, жалких людишек, от смертной участи. Я был готов на все, лишь бы купить этот рельеф, но мне его не собирались отдавать. Ни в коем случае. Девушка привела меня, только чтобы показать несколько бронзовых фигурок — они лежали там на полу, так как в домике не хватало места. Я жестами показал, что хочу отколоть рельеф от стены; девушка прекрасно поняла, что я имею в виду, и наградила меня таким взглядом, что у меня кровь едва не застыла в жилах. Вы сочтете меня недоумком, сэр, но я расплакался. По ночам я никогда не смыкаю глаз, но так и вижу этот грот. Я много раз заказывал себе изображения этого бога у вполне приличных художников и купил несколько статуй и картин,
