с этим, он повернулся к левому миниэкрану и активировал код, начертанный там:
— Вирус крайне вреден, и предназначен будто бы для диверсии на портале Киотской биржи ценных бумаг, но его задача всего лишь запутать следы меня любимого, — проговорил он нараспев, видя, как строки кода постепенно, одна за другой становятся красными, выполняясь, выходя в глобальную сеть, оживая.
— Адьёс, амиго, — взмахом лап медвежонок убрал голографические экраны, которые сам же и проектировал в окружающее пространство. Вокруг вновь воцарилась темнота, усыпанная мириадами сверкающих звёзд. Да среди всего этого великолепия мерцал заходящий тонкий серпик луны, касаясь острыми рожками далёкой и тёмной глади воды Индийского океана.
Районы Хунг Хом и Цим Ша Цуи всё ещё лежали в руинах, несмотря на то, что люди потихоньку возвращались в свои или чужие дома. Их даже не останавливали запрещающие знаки и перманентное оцепление этих районов. Армия и национальная полиция не мешали людям беспрепятственно посещать и покидать районы руин. Всё что можно было, там уже разграбили. Расчистку районов так же никто не производил, улицы были грязными, всюду высились обломки некогда красивых высотных зданий. Не проходило и месяца, чтобы кого-нибудь не придавило окончательно рухнувшим зданием.
— Минеральной воды, — попросил человек, усаживаясь за стойку бара. Бармен молча налил ему высокий стакан искрящейся голубоватой жидкости. Человек положил на стойку купюру в сто русских рублей:
— Сдачи не надо. Бармен молча забрал купюру, испытующе глядя на незнакомца европейской наружности.
— Вы не видели этой девочки? — человек положил на то же самое место на стойке, куда за мгновение до этого опустил сторублёвку, голографическую фотографию. Бармен, не прикасаясь к ней, посмотрел сверху вниз, чуть задрав при этом голову вверх. Несколько секунд поизучав её, он отрицательно помотал головой.
— Спасибо, — фотография пропала в кармане человека. Отпив воды, он оглянулся назад.
— Эй, мужик, интересуешься девочками? — спросил кто-то слева. В баре играла музыка, поэтому его вряд ли кто-то кроме него мог услышать. Человек поднял глаза на бармена. Тот, глядя в глаза, медленно и почти незаметно отрицательно помотал головой. После этого незнакомец повернул голову к тому, кто говорил:
— Ты её видел? — он показал фото.
— Нет, её не видел, — отмахнулся азиат лет двадцати. — У меня есть другие. Лучше чем эта! На любой вкус: маленькие японочки, жирненькие американочки, стройненькие эфиопочки и так далее. Скажи, какая тебе нужна? — парень наклонился поближе, чтобы создать видимость доверительного общения:
— И все маленькие. Ты понимаешь, да? Самое вкусное и по низким ценам… Договорить он не успел — европеец кратко ударил его в горло, сломав кадык. Пуская слюни и глухо хрепя, азиат свалился со стула. В баре все замерли, повернувшись на стойку и чужака. Кроме музыки не раздавалось ни единого звука. Сделав глоток воды, незнакомец отставил стакан и тут на него кинулся один из посетителей. Отбив удар не вставая, человек произвёл контрудар в солнечное сплетение. Встав со стула, он подсёк ноги нападавшего, уронив его на спину. Следующим шагом он наступил ему на горло и перенёс вес тела на эту ногу. В тишине бара раздался неприятный хруст. В следующее мгновение в движение пришло всё. Несколько человек из бара поспешно ретировались, но остальные, исключая разве что бармена, бросились на незнакомца. Первым двум нападавшим он сломал руки, потом двум — ноги. Потом одному свернул шею. В отличие от гонконгцев он не бил, он убивал. Коротко и быстро. Ему не нужны были красивые удары и унижение противников. Ему была нужна их смерть.
На безлюдной улице стоял одинокий мотоцикл. Прохладный ветерок подхватывал редкий мусор и кружил его вокруг, но молчаливый механизм сдвинуть был не в силах. В предрассветных сумерках мотоцикл марки «Кавасаки» вполне можно было принять за просто припаркованный у обочины каким-нибудь молодым любовником, который проводил ночь у своей подружки, если бы не одно «но»: крышка у бензобака была свёрнута, на его обтекаемых боках поблескивала ещё не запёкшаяся кровь, а внутри плескалась не прозрачная зеленовато-жёлтая бензиновая смесь, а густая алая жидкость с резким животным запахом. А когда рассветёт, на асфальте можно будет прочитать бурую надпись от руки: «Бунь Джан Ли».
Человек остановился и обернулся на месте на триста шестьдесят градусов, осматривая окрестности. Серый, кое-где потрескавшийся бетон, одичавшие деревья, за которыми давно не ухаживали, заброшенные дома. Над улицей, где он остановился, нависал одинокий небоскрёб с отколотым кусочком верхних этажей, словно какой-то великан попробовал его на зуб, да счёл несъедобным и оставил стоять на пустой безлюдной улице.
Выбрав новое направление, человек зашагал дальше, ведомый одним ему известным путём. В левой руке у него мерно покачивался чемоданчик, который вмещал в себя автоматическую электронную систему взлома компьютерных сетей. Только в данный момент нужно было взломать видеосеть уличного наблюдения, чтобы найти в множестве лиц, запечатлённых бесстрастной полицейской системой, одно единственное, молодое и невинное, но намертво засевшее в голове незнакомца.
Остров Грин Айлэнд некогда действительно был живописным и зелёным островком к западу от острова Гонконг. Небольшой райский уголок сперва был вытоптан и застроен людьми, а потом его соединили с островом Гонконг рукотворной насыпью, когда земли стало катастрофически не хватать.
Фешенебельный район «Зелёный Остров» даже после войны сохранил свою роскошь и богатство. Ухоженные газоны, чистые улочки, ровное асфальтовое покрытие дорог, красивые двух— и трёхэтажные дома — всё говорило случайному и неслучайному прохожему о том, что в этом районе живут далеко не самые бедные люди планеты Земля. Потому-то Унчин, один из людей Квана, привык чувствовать себя немного выше остального населения планеты. Даже на своего босса он привык смотреть свысока, правда, про себя, чтобы сам босс этого не узнал.
А вот сейчас он взирал на мир с очень низкого расстояния от пола: покачиваясь из стороны в сторону, он висел вверх тормашками в подвале собственного дома, привязанный за щиколотки к крюку под потолком. Руки были связаны и надёжно притянуты верёвками к туловищу. Во рту крепко сидел тряпичный кляп из белоснежного куска рубашки, приятно пахнущий женскими духами. Перед Унчином стояла девушка, чей левый рукав рубашки аккурат сейчас торчал из его рта. В руках девушки тускло блестел в свете слабой подвальной лампочки короткий и кривой нож. У ног молодой девушки лежала другая связанная девушка, моложе первой года на три. Это была новая жена Унчина. Предыдущую он отравил ещё год назад, чтобы жениться на молодой любовнице, у которой была упругая грудь и крепкая попка. Сейчас же всё это валялось на грязном земляном полу, а Эклента стояла своим острым каблучком на лице Минь Джан, а та боялась пошевелиться и лишь учащённо и испуганно дышала; её миндалевидные азиатские глаза готовы были вылезти из орбит.
— М? — улыбнулась Эклента, потянувшись ко рту Унчина. При этом она перенесла вес на ногу, которой стояла на Минь Джан и та завопила от резкой боли. Не обращая внимания на вопли и брызнувшую из под шпильки сапожка кровь, Эклента выдернула кляп изо рта мужчины.
— Эклента! Эклента! Послушай, остановись! Я скажу всё что хочешь! Я сделаю всё! Я нужен мистеру Квану! Здесь какая-то ошибка! Послушай… Эклента кратко ударила висящего вниз головой Унчина в переносицу. Теперь и у него пошла кровь. Оттого, что он висел кверху ногами, дышать стало очень трудно,
