происходит и решить что делать дальше. Но шансов что-то сделать у него не было – просунув глушитель между прутьями решетки, Араб дал короткую очередь, целясь в голову собаки. Как минимум две пули попали в цель, сбив пса с прилавка. Жаль – но делать нечего.
Где еще один? Или он – только один?
Как бы то ни было – надо идти дальше. Рано или поздно отсутствие стражников на воротах обнаружат, посветят фонарем и увидят на земле следы крови. И тогда времени не будет совсем.
Бес хлопнул по плечу, подтверждая: дело сделано, и он готов идти дальше. Один за другим, двое спецназовцев прошли через ворота на территорию рынка, первым прошел Бес, встал на колено прикрывая. Вторым – Араб – ему никак не давала покоя возможность наличия еще одной собаки. Но собаки не было.
Араб хлопнул Беса по плечу, показал на решетку. Тот кивнул, пошел, держась нее, чтобы установить на одном из пролетов несколько кусочков 'Бритвы'. 'Бритва' – это нечто вроде разрезанной пополам велосипедной камеры – только резина намного толще, снабжена самоклеющимся слоем, а в центре – колбаска пластида. Такого типа взрывные устройства предназначены для мгновенной резки металла, проделывания проходов даже в бетонных плитах, обрушения столбов. Спецназовцы могли применять бритву самыми разными способами – например, проник на аэродром противника, наклеил такой кусок в месте, где находится топливный бак вражеского истребителя, или еще лучше – обклеил переднюю стойку шасси. Вышел обратно за заграждения, дал сигнал – передняя стойка подломилась, самолет рухнул на нос, повредил дорогущую РЛС и кабину. Капитальный ремонт, как минимум две недели – это если есть нужные запчасти. Если же нет…
Они же хотели в случае необходимости пробить проход в заграждении и пройти через него, ежели тот вход, через который они проникли на рынок, после тревоги будет заблокирован противником.
И все-таки вторая собака была. Она атаковала тогда, когда Бес повернулся к забору, атаковала в спину, посчитав, что противник не сможет ничего предпринять. Буквально в последний момент Бес, не поворачиваясь, отшатнулся в сторону, уходя от броска собаки – а Араб развернул автомат и дал длинную, на полмагазина очередь. Пули прошли совсем рядом с Бесом, еще бы немного и…
Араб подошел ближе. Собака была еще жива, клацая зубами, она пыталась добраться до ненавистного врага, защищая своих хозяев до последнего. Ее поведение в такой, безнадежной для нее ситуации сделало бы честь любому человеку.
Бес приставил автомат к голове собаки, дал короткую очередь, прервав мучения животного. Жаль, конечно.
– Поставил?
– Почти.
– Давай! Я прикрою.
Нож Гульбеддин-хан так и не наточил. Ничего, зарежет и так.
Араб был прав, точно определив его статус – Гульбеддин-хан не был амером***, он был рабом. Нищий, страшащийся наказания Аллаха торговец Керим купил его на базаре в Пешаваре и привез сюда, в Джелалабад. Таких как он было много – Керим-хан не хотел, чтобы кто-то, тем более нечестивый принц Акмаль подозревали о его истинном богатстве, потому что до добра это точно не довело бы. Как король так и его брат принц ненавидели свой народ и боялись его, а их жадность просто не могла примириться с тем что у кого то были большие деньги. Вот Керим и назначал рабов – смотрителями своих богатств. А если они забывали о том, что они рабы – по ночам приходили нукеры Керима и напоминали им об этом.
Нож Гульбеддин-хан взял там, где резали баранов на шашлык – там же он и зарежет подростков- бачей одного за другим, чтобы потом не возникало вопросов, откуда взялась кровь. Попробовал ногтем – вроде острый, раз баранов им режут – значит, им можно зарезать и бачу. Потом он сходил в одно из подсобных помещений караван-сарая и вернулся оттуда с тремя большими мешками с иероглифами. Каждый мешок вмещал один коку**** риса, хватит и чтобы труп туда положить.
Потом Гульбеддин-хан для храбрости хлопнул еще кишмишовки. Все-таки ему давно не приходилось резать людей, последний раз он делал это, когда Керим-хан заставил его зарезать чем-то провинившегося городского стражника. Все это снимали на видеокамеру, и Гульбеддин-хан знал, что если эта пленка попадет не в те руки – принц Акмаль лично придумает для него казнь. А придумывать он их умел, у нечестивого было богатое воображение. Нельзя было безнаказанно зарезать человека принца Акмаля.
Немного подумав, Гульбеддин-хан оставил нож там, где резали баранов, не стал брать его с собой. Сначала он навестит свою новую, четвертую жену, даст ей в первый и последний раз в своей жизни познать мужчину. Потом он отведет ее сюда и зарежет.
Гульбеддин-хан оглянулся по сторонам. Он был уверен, что справится с девчонкой – но не был уверен, что справится с русским бачой. Один из них выглядел сильным и крепким, со вторым он точно справится, а с первым – может быть, что и нет. Если бача увидит здесь трупы…
Может, сразу эту девчонку – в мешок, отнести мешок к реке, бросить его туда, потом вернуться и заняться бачами? Нет, тогда он слишком устанет и не сможет сделать с бачами ничего, перед тем как зарезать. Надо что-то придумать.
Гульбеддин-хан вернулся в 'зал для клиентов', пошарился там, где сам знал, и нашел то что надо – дубинку и баллончик со слезоточивым газом, этим здесь успокаивали тех кто буянил и громил принадлежащее заведению. Он сначала брызнет в помещение, где находились бачи слезоточивым газом, потом ворвется туда, оглушит их дубинкой, оттащит их туда, где режут баранов и попользует. Потом он зарежет и их.
Странный шорох заставил Гульбеддин-хана отвлечься от своих омерзительных и нечестивых мыслей. Он поднял глаза, чтобы понять что происходит – и обомлел. В нескольких метрах от него стояло нечто, похоже на человека. Но это не был человек, потому что лицо у него было черным, а вместо одного из глаз было непонятно что и от этого – отходил толстый провод, ведущий к необычному, страшно выглядящему оружию. Оружие было направлено прямо на него.
– Шайтан… – вымолвил изумленно Гульбеддин
И сию же секунду направился к тому, кого он назвал. Потому у Аллаха для подобных нечестивцев и злоумышляющих – места не было.
Неразумные люди говорят, что в городах, где правоверные по пять раз в день совершают намаз и опасаются гнева Аллаха – нет множества из тех харамов, которые в изобилии есть в городах неверных. Что касается спиртного – так Аллах запретил правоверным вкушать хмельные напитки из плодов винограда, а русская водка к примеру делает вовсе не из винограда. Да и про насвай с чарсом – в Великой Книге ничего не сказано. Но уж проституции то в таких городах точно нет.
Аллах свидетель, как ошибаются эти люди.
Как и в любом крупном торговом городе, в Джелалабаде были места, где хорошо расторговавшийся купец мог за свой бакшиш получить женской ласки. Лучшим заведением считалось названное на арабский манер Дар-ас-саад***** – но были места и похуже. В таких заведениях обычно работали индуски – в британской Индии не было гаремов и женщин было даже в избытке, учитывая постоянную войну на севере с британцами и убыль мужского населения из-за этой войны. Но были и афганки, потому что в Афганистане было принято продавать вырастающих дочерей, конечно для того, чтобы выдать замуж – но люди попадались разные, и куда попадали проданные – о том ведал один Аллах. В большинстве заведений работали вдовы – люди даже не второго, а третьего сорта в Афганистане.
Вот одна такая веселая вдовушка по имени Сорейя поздно ночью решила проведать охрану Джелалабадского базара – это были постоянные ее клиенты. В отличие от подавляющего большинства своих товарок – это было очень необычно для Афганистана – Сорейя работала одна, в этом она была похожа на проституток в городах неверных. Она работала одна и даже без сутенера, а все вырученное забирала себе. На промысел она выходила один-два раза в неделю, всегда работала только с постоянными клиентами. В дневное же время она работала в одном из государственных учреждений, открытых принцем Акмалем – и вообще вела образ жизни добропорядочной вдовы. Ну, а что касается ночью…
Если посмотреть на Сорейю – то приходится признать, что внешность ее была 'на любителя' скажем так, и в городах неверных у нее было бы совсем немного клиентуры. Но в Джелалабаде она имела
