Получается как бы вызов, крик исторгается из горла, из самой души. Вот все политические и не спали – орали 'Польша!', глядя на то, что происходит за окном.
Пан Юзеф наконец то дозвонился до кого-то
– Земанек, ты? Дрыхнешь? Нет? Что на воле делается?
Получив какой-то ответ пан Юзеф повеселел
– Добро. Заедешь за мной с утра… знаешь, где я. Склады все закрой… на халяву никого поить не будем. Так и скажи, если кто возбухнет – здесь – пана Юзефа добро. Тронете – порвут – так и скажи. Все, давай.
Бросив телефон на шконку, пан Юзеф от радости несколько раз хлонул в ладоши.
– Рокош!
– Что?
– Рокош, говорю! По всему городу бой… полициянтов бьют, русских бьют, жидов бьют. Наше время пришло. Завтра соскочим…
За ними пришли в пять утра, когда над Варшавой только занимался рассвет. Сначала кто-то пробежал по коридору, крича 'Польша!' как оглашенный, потом загремели ключами. Отрывисто лязгнул засов.
– Сколько здесь!?
– Двое! – ответил за обоих пан Юзеф
– Выходите, братья! Свобода! Польша!
– Польша… мать их так… – негромко выругался пан Юзеф – только и орать про Польшу. Как дела делать… Пошли… Стрелок…
В мрачном каменном коридоре – это было старое здание ДПЗ, построенное еще в начале прошлого века, строили на совесть – кипит людская толпа. Кто-то уже с кем-то разбирается – людской водоворот, кого-то месят ногами. Убивали тюремщиков – видимо, стояли до последнего, не желая выпускать на улицы уголовный сброд, оставались верными присяге до конца, хоть многие другие уже присягу эту предали. Кто- то просто пытается выбраться наружу как можно быстрее. Все решетки – настежь, двери в камерах – настежь, двери между блоками – настежь. Никто никого не пытается сдержать, все делают что хотят. На улице одна за другой гремят автоматные очереди, то ли в небо, то ли еще куда. Анархия…
– Двигай за мной, Стрелок – по-хозяйски распорядился пан Юзеф, смело бросаясь в людской водоворот.
Никому ни до кого не было дела – в том числе и до графа Комаровского, сына генерала Тадеуша Комаровского. Революция – это всегда анархия, если открывают камеры – то открывают их все и ни на что не обращают внимания. Это потом появится революционный порядок – какая-то копия нормального порядка.
Вместе с людской лавой их пронесло по коридору и выбросило в тюремный двор – там где принимали машины с предварительно арестованными. Двор был большим, обделанным плиткой, с двумя воротами, которые не могли быть открыты одновременно. Сейчас внутренние ворота были открыты – они сдвигались в сторону, въезжая в стену, внешние – снесены бронетранспортером, сунувшим внутрь свое тупое ребристое рыло. Внутри, там, где должны были разгружаться машины с арестованными – две большие машины, бортовая и самосвал, над бортовой – бело-красный флаг Польши. Прожектора включены все до единого, безжалостный свет слепит глаза. Люди с мегафоном, с оружием…
– Все, кто желает защищать Польшу – сюда! Получите оружие! Вступайте в армию Людову! Бей русских оккупантов! Бей жидов! Польша! Польша!!!
У машин – жидкое месиво толпы, пихают друг друга, матерятся. Граф Ежи остановился, чтобы понаблюдать за происходящим – и кое-что понял. Все организованно. Двое, с ноутбуком – они записывают желающих и дают опознавательный знак – бело-красную повязку на руку. И еще что-то – вроде карточек, граф Ежи не успел рассмотреть. Потом, те кто записался – подходили к машинам. С бортовой выдавали оружие – граф заметил, что это были автоматические винтовки, не русского образца, одного типа – значит, это где-то готовилось и винтовки поступили в Польшу централизованно. С другой машины выдавали снаряжение – разгрузочные жилеты, уже снаряженные. И гранаты.
– Стрелок!
Пан Юзеф схватил его за руку, вывел из кипящего водоворота толпы
– Слушай сюда, Стрелок, слушай старого человека. За ворота выйдешь – иди куда хочешь. Но с рокошем не связывайся… Ни к чему это. Кровью умоешься. Пошли.
Вместе они вышли из пробитых бэтром тюремных ворот – граф успел заметить на броне следы от пуль. Значит – где-то была перестрелка, и, возможно – кто-то сражается.
– Юзеф…
Прямо у тротуара стояли две машины, Бенц и Татра, обе представительские, черные, поблескивающие лакировкой в неверном свете еще не выключенных фонарей. У них – несколько человек, все как один – в черных кожаных куртках, на груди поблескивают золотом цепи – показатель успешности контрабандиста. Многие побрили головы наголо, а кто нет – стрижка как военная, короткая. Вооружены до зубов – у каждого автомат, у кого на боку, у кого на пузе, пояс с пистолетом или двумя. Тоже – гранаты.
– Счастливо откинуться…
– Откинулся и слава Йезусу… – глубокомысленно заметил пан Юзеф – доброго здравия и фарта тебе, Франтишек, и и тебе Земанек и всем деловым кентам. Прибарахлился, смотрю…
– А то… бесплатно, б… Мы в очередь встали – типа за Польшу рубиться – нам дали. Забашляли немного – так нам еще дали. Тяжко сейчас жить без нагана.
И контрабандист захохотал
– Язык прикуси… – сухо заметил пан Юзеф – где цистерны? Не нашел, небось? Башкой надо думать, а не автоматом. Ладно…
Пан Юзеф повернулся к графу Ежи
– Если желаешь – работу дам. Сейчас все за Польшу ратуют, работать некому… а надо.
– Не желаю.
– Как знаешь… Тогда бывай, Стрелок.
Пан Юзеф повернулся к машинам, резко отмахнул рукой…
– Поехали!
Несмотря на раннее утро – везде в домах горел свет, на улице было много людей и автомобилей, людской вал тек по улицам, автомобили постоянно сигналили, внося еще большую сумятицу в происходящее. На тротуарах то тут, то там кровь, где-то убитые, на фонарях жуткими гроздьями – повешенные, многие в форме, полицейской и жандармской. Разбитые машины, многие – со следами обстрела, крови, какие-то сгоревшие. Битое стекло, аж хрустит при каждом шаге. Лица были у кого восторженные, у кого злые, остервенелые, кто-то уже был с боевым оружием, кто-то – с польскими флагами, некоторые – в полицейского образца бронежилетах, фуражках, многие пьяные. Кто-то наоборот – прятался, смотрел на происходящее с балконов, с каких-то балконов свисали на улицу красно-белые флаги. На перекрестке палили в воздух из ружей, во многих местах кричали 'Виват Польска'…
У графа Ежи не было ни денег, ни оружия, и связи, он не знал ничего – что с отцом, что с Еленой, что вообще происходит. Но самое главное – он был на свободе, и он не задумывался ни на секунду относительного того, что делать и какую сторону выбрать. С властью, выпустившей из тюрьмы уголовников и вооружившей их – ему было точно не по пути.
Через некоторое количество времени ему попалась на пути разгромленная, перевернутая набок полицейская машина. Он сунулся туда, надеясь чем-то поживиться – но все выбрали до него.
Светало…
Примерно в семь часов по местному ему удалось раздобыть денег и еды. Он просто присоединился к группе, которая грабила и разносила еврейские лавки на улицах. Вместе с толпой вооруженных, уже пьяных, озверевших от вседозволенности и крови хлопаков, он вломился в лавку булочника, и пока остальные забивали ногами жида-торговца, вся вина которого заключалась в том, что он был еврей – граф
