вздернуть. А как рассчитывать зовешь, так в ноги падают. Ты у них сразу и батюшка, ты у них и кормилец, только чтоб не пускал по миру, ноги-то протягивать.
— Да. Болтает народ, — повторил Акакий Трестович, — а что это вы, уважаемый, с самого раннего утра, да в библиотеку собрались?
— В архив заглянуть хочу, — ответил Феофан Анастасьевич, — узнать надобно, что в столице в последние несколько месяцев происходило. Сдается мне, что могли мы упустить кое-что. Знаете, как это обычно бывает. В обыденной жизни, вроде, и не замечаешь, а потом забудешь и путаешься в догадках — а откуда же взялось это?
— Странно вы говорите, — заметил Акакий Трестович, — и чем же архив вам поможет?
— Я вам позже объясню, — ответил Феофан Анастасьевич, выглядывая в окно, — подъезжаем уже.
— Объясните, объясните, — сказал Акакий Трестович, — мне с вами в библиотеку надобности нет ходить, так что поеду я пока по родственникам пострадавших. А особенно к погибшим нашим. Узнать хочу, точно ли у них так с сердечком плохо было, что они от одного только испуга умереть могли.
— От смерти никто не застрахован, поверьте мне.
Служебный автомобиль остановился аккурат возле лестницы, ведущей к входу центральной библиотеки.
То было огромное здание, с колоннами, подпирающими массивный козырек, дубовыми дверями и узкими оконцами. Поговаривали, что построили ее еще до Всемирного Потопа, и пережила она все возможные войны и междоусобицы. Во время второй Большой Резни в здании библиотеки укрывались разгромленные остатки бандформирований Гекала Страшного. Будучи поклонником древней литературы, Гекал запретил уничтожать книги, чем навсегда вошел в новейшую историю. Позже, как следует из учебников, Гекала предали его же наемники и продали федералам взамен на свою свободу. А библиотека, как стояла, упираясь древними башенками в небо, так и стоит себе. От библиотеки веяло древностью: запахом, который пропитал все ее стены и проникал в каждого, кто осмеливался заходить туда.
Еще вечером Феофан Анастасьевич решил сходить в библиотеку, дабы в тишине и покое зала для чтения поворошить историю и проследить события почти четырехмесячной давности до сегодняшних дней. Что-то подсказывало ему, что именно с помощью таких мелочей, как незаметные на первый взгляд статейки или заметочки, можно выйти на след преступников. К примеру, Феофан Анастасьевич терзался мыслью о лошадях, запряженных в минимизы похитителей. Конечно, черных лошадей в столице насчитывалось если не сотни, то все равно очень и очень много. Однако же, черная масть была редкой и привилегированной. Обладали черными лошадьми, в основном, люди немалого достатка, в чинах и при титулах. Если брать во внимание, что все похищенные именно таковыми и являлись, то, выходило, что похитить их мог кто-то из приближенных…
Захватив с собой тетрадь в кожаном переплете и перо, Феофан Анастасьевич решил записывать все, что посчитает требующим внимания или же последующего рассмотрения.
В зале для чтения не было больше никого. Юноша-уборщик вытирал с узких лавочек пыль, протирал столы и поправлял книги. Книги же стояли на полках, ровными рядами, уходящими под потолок и в темноту зала. Пробивающегося сквозь узкие оконца света едва хватало, чтобы разобрать названия книг, и Феофан Анастасьевич попросил ионизатор света для себя, чтобы можно было еще и писать. Выбрав стол, находящийся ближе к окну, он взял подшивки видных столичных газет и углубился в изучение статей.
Спустя несколько часов, тетрадь его пополнилась несколькими интересными записями, а сам он узнал о жизни столицы почти в трое больше, чем знал раньше. Газет Бочарины не выписывали и не покупали. Елизавета узнавала новости из уст своих многочисленных подруг из женской гимназии, а Феофану Анастасьевичу на новости было, в некоторой степени, наплевать. В своем бюро, находившемся в здании бывшего суда на перекрестке Молдавской и Зеленой улиц, он слушал болтовню иных работников вполуха, выхватывая, изредка, лишь самые важные новости. Нельзя сказать, что был он человек необразованным и некультурным. Просто до жизни столицы ему не было никакого дела. Феофан Анастасьевич жил, не вмешиваясь без особой надобности в дела людей, но и сам не терпящий, когда вмешиваются в дела сугубо личные для него…
Кто-то тихо присел на лавочку напротив, засопел носом и заерзал, явно привлекая к себе внимание. Феофан Анастасьевич поднял глаза и увидел перед собой встреченного им накануне Тараса Петровича Бочкина.
Внешность молодого человека со вчерашнего вечера не претерпела каких-либо серьезных изменений. Широкий плащ расстегнут на груди, из-под него выбился воротник темного камзола. Растрепанные волосы спадали на глаза.
— Доброе утро, Феофан Анастасьевич, как я рад, что имею возможность вновь поговорить с вами с глазу на глаз, — быстро заговорил Бочкин едва ли не шепотом, выгнувши шею в сторону Феофана Анастасьевича и навалившись на стол почти всей грудью, — здесь даже лучше вести с вами беседу, нежели на улице. На улице много ушей, много глаз, много нехороший людей. Здесь тихо. Да. Очень тихо и безлюдно. Только хорошие люди ходят в библиотеки, вы понимаете меня?
— Не совсем, — сказал Феофан Анастасьевич, — что вы хотите от меня, молодой человек?
— Рассказать вам все, — сказал Бочкин. — Все. Понимаете?
— Если вы опять начнете говорить мне о призраках, то я вынужден буду позвать служащих, чтобы они вышвырнули вас вон, — сказал Феофан Анастасьевич, — вы мешаете мне работать.
Неожиданно Бочкин выкинул вперед обе руки и с силой сжал ими кисть Бочарина, в которой тот сжимал перо. Пальцы на руках Бочкина были тонкими и белыми, ногти неровно обгрызены почти до самого основания. Вдобавок, пальцы дрожали.
— Пожалуйста, Феофан Анастасьевич! Умоляю вас, выслушайте меня! Там, на улице мне невозможно было поделиться с вами всей правдой, поскольку призраки искали меня. Понимаете? Они ищут меня с того самого момента, как я приехал в город. Сейчас только Господь помогает мне оставаться целым и невредимым. Поймите же, наконец!
Феофан Анастасьевич вгляделся в лицо молодого человека, выражающее покорность и неподдельный страх. Губы Бочкина, как и пальцы, мелко дрожали. Глаза смотрели в глаза Бочарина, не мигали. Только правое веко легко подрагивало.
— Вы сумасшедший, — медленно произнес Феофан Анастасьевич, подумав, — вам помощь нужна! Немедленно отпустите мою руку, встаньте и выйдите вон из зала. В ином случае, вас отсюда выведут!
Бочкин торопливо убрал руки под стол, но не встал, а продолжал сидеть, умоляюще разглядывая Феофана Анастасьевича.
— Что вам стоит выслушать? — произнес он, — я не прошу вас поверить мне. Только выслушайте.
Феофан Анастасьевич глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Молодой человек определенно уходить не собирался. Звать служащих, означало поднимать шум и суматоху, которая не могла улечься и за несколько часов. Бочкин только выглядит щуплым и неповоротливым, однако хватка его оказалась совсем не слабой.
На что способен сумасшедший и сильно испуганный человек?..
— Говорите, — произнес Феофан Анастасьевич, откладывая перо, — только быстрее. Вы отнимаете у меня ценное время.
Бочкин кивнул, засуетился, заерзал на лавочке, после чего затараторил тихим, чуть дрожащим голоском:
— Людей похитили призраки. Звучит, конечно, нелепо, но, поверьте мне, это правда. То, что я видел своими глазами, не лезет ни в какие рамки обыденной жизни. Впору, как вы говорите, сойти с ума, но я абсолютно здоров. Разве что, не спал уже несколько дней и страшно испуган. Это, наверное, по мне очень хорошо видно. Да. Итак. Почему я считаю, что их похитили призраки? Да потому что, я сам видел их! И не только я. Будь живы похищенные, они бы тоже сказали вам… Есть еще один человек, но местонахождение его я сказать вам не могу, поскольку не знаю и сам. Он, так же, как и я, отсутствовал в городе в тот роковой вечер. Приехал ли он уже или нет, я не знаю. Возможно, что и его нет в живых. Призраки ищут нас обоих. Ведь мы единственные, кто остался из Собрания…
Из рассказа молодого человека выходило, что возникновению Собрания предшествовало
