моим уделом было вечно тащиться сзади. В висках болезненно пульсировало, и тут я вспомнил ее предыдущую фразу.
— Какие еще услуги?
— Вы знаете, какой беспорядок случился сегодня за кулисами?
— Я что-то слышал.
— Произошло самоубийство.
— Самоубийство?
— Я расскажу вам то, что мне известно. У вас найдется сигарета? Боюсь, играя эту роль, я пристрастилась к табаку.
Я достал портсигар и предложил ей сигарету, стараясь не выдать неодобрения. Я подозревал, что в противном случае она только рассмеется мне в лицо и ответит изящной
— Кто покончил с собой?
Я протянул ей зажигалку, и она прикурила сигарету и пододвинула к себе пепельницу, прежде чем ответить.
— Главный рабочий сцены, Жозеф Бюке. Его нашли повешенным во время второго акта, на третьем подземном уровне, под сценой.
— А!
— Вы, конечно, заметили, что во время сегодняшнего представления что-то произошло?
— Да, я слышал какой-то шум.
Я осознал, что занял привычное положение, как и всегда, когда очередной клиент описывал мне обстоятельства преступления, переплетя пальцы, прикрыв глаза, чтобы не отвлекаться.
— Что ж, теперь причина шума вам известна.
— К несчастью, — услышал я свой собственный голос, — дело явно не заслуживает моего внимания.
— Вы знакомы с Кристин Дааэ? — поинтересовалась она, вместо ответа.
— Я знаю ее голос. Мы никогда не встречались.
— Мы с ней дружим, — я широко раскрыл глаза, и обнаружил в ее глазах веселые огоньки. — О, я знаю, что нравится думать публике, и что газетчики усердно подтверждают — дикое соперничество между примадоннами, стычки за кулисами с выдергиванием друг у друга волос и так далее, — она покачала головой. — Но между меццо и колоратурным сопрано такие склоки — редкий случай. Нам незачем соперничать. Нет, — продолжила она, с задумчивым видом погасив сигарету, — мы не ссоримся с малышкой Кристин. Напротив, я стараюсь защитить ее. Я взяла ее под крылышко.
— В самом деле?
— В этом мире, мсье Сигерсон, существуют люди, обладающие только одним даром. Некоторые из них — мыслящие машины… — она улыбнулась, и я наклонил голову. — У других — свои особенности, или, я бы сказала, ограничения.
— А мадемуазель Дааэ?
— Она совершенно невинна, если хотите знать. Красива и простодушна — кто-то, возможно, сказал бы, что она глупа. Она — сирота, родом из Скандинавии, музыке ее учил вдовый отец, а теперь и он скончался. Она мало знает о жизни, только музыку. И она неспособна разобраться в махинациях того сложнейшего мира, в центре которого она оказалась.
— Вы имеете в виду виконта де Шаньи?
Она приподняла брови.
— А у вас острый слух.
— Да что вы, мадам! За кулисами приходится слышать почти все, независимо от того, слушаешь ты, или нет.
— Определенно, молодой человек влюблен в нее, но он — не единственный.
— Кто же еще?
— Жозеф Бюке.
Во второй раз я открыл глаза. И теперь она мне не улыбалась.
— Рабочий сцены? Да, теперь, когда вы сказали, я что-то такое припоминаю. Высоко же он метил, если думал заигрывать с мадемуазель Дааэ.
— Вот так же подумал и молодой виконт, когда застал Бюке в ее гримерной на коленях — он рассказывал о своих чувствах.
— Вероятно, был скандал?
Она слегка пожала элегантными плечами.
— Я все это хорошо слышала из собственной гримерной, которая расположена рядом. Виконт выкинул Бюке из комнаты Кристин и тотчас же удалился из Оперы вместе со своим братом, графом, оставив мою бедную подругу в истерике. Все эти подробности я узнала, когда пришла утешить ее.
— А потом Бюке покончил с собой?
— Очевидно, да.
— Что вы имеете в виду?
— После того, как обнаружили тело…
— Кто его обнаружил? Прошу вас, будьте точны, насколько это возможно.
— Его нашли двое других рабочих из обслуги сцены. Имен их я не знаю. Они подняли жуткий крик — я ясно слышала это во время «Песни Цветов» — и тогда другие, в том числе Дебьенн и Полиньи, директора, — я кивком дал понять, что знаю этих людей — бросились помогать спустить беднягу. И что, вы думаете, они обнаружили, вернувшись на место трагедии?
— Воображение — не моя сильная сторона. Я предпочитаю иметь дело с фактами.
Она кивнула, соглашаясь.
— Они обнаружили, что тело бедняги уже лежит на полу, а веревка, на которой он висел, исчезла.
— Исчезла?
— Вернее сказать, она была перерезана. Половина веревки все еще свисала с балки, под которой нашли тело. Ее перерезали. Бюке лежали на полу, а остаток веревки, охватывавший его шею, пропал.
— И…
— И все. Куда делась веревка? — она поднялась с встревоженным видом и прошлась под моим взглядом по маленькой комнатке. — Конечно, вызвали полицию, но мне случалось иметь дело с чиновниками, и я на них не слишком рассчитываю. Меня-то, в первую очередь, как я уже говорила, беспокоит моя подруга. Она как будто находится в самом центре некой интриги, о которой не имеет представления, и ответственна за происходящее не более, чем свеча — за судьбу мотыльков, порхающих над пламенем, пока оно не сжигает их.
— Есть и другие мотыльки?
Она помолчала, слегка сдвинув изящные брови над переносицей.
— Есть мужчина… — она снова замолчала.
— Продолжайте.
Она задумчиво посмотрела на меня, потом со вздохом опустилась в кресло.
— Но я его никогда не видела.
— Да?
— Как я уже говорила, ее гримерная расположена рядом с моей. Я слышу их — не речь, как вы понимаете, а так, легкий шум разговора. То ее голос, то его, то опять ее, — она откинулась назад, слегка взмахнув рукой. — Иногда мне кажется, что он — ее учитель, потому что я слышу, как они поют.
— Вот как?
Она кивнула.
— Любопытно.
— Вот и я так подумала.
— Но едва ли это редкий случай в Опере. Может быть, он — действительно ее учитель.
