Она одарила меня быстрым взглядом и позволила помочь ей подняться на ноги. Внезапно я понял, что становлюсь объектом излишнего любопытства. Однако, как раз в тот момент, когда это любопытство могло стать губительным, всеобщее внимание отвлекло от моей скромной особы эффектное падение Герхардта Хукстабля, потерявшего сознание при виде пореза мисс Адлер.
Леру вздохнул и объявил из ямы, что на сегодня репетиция завершена.
— Откуда вы узнали, что с ножом что-то не так? — спросил Бела, пока мы убирали инструменты.
— Просто шестое чувство, Бела.
— Но… — начал Понелль.
— Извините, — прервал его я, — я опаздываю на важную встречу.
Было уже около шести, когда меня, наконец, допустили в присутствие новых управляющих директоров Оперы. Надо сказать, Моншармен действительно выглядел, как управляющий директор, он был высок и носил вызывающе характерные бакенбарды и навощенную эспаньолку цвета слоновой кости в память покойного императора. В музыке он не разбирался совершенно и не мог отличить одной ноты от другой. Понелль был совершенно справедлив, когда обозвал директоров оперы идиотами. Ришар, напротив, напоминал бухгалтера, коим он, без сомнения, и являлся, однако как будто имел некоторое представление о репертуаре.
При новых директорах кабинет, на первый взгляд, пребывал все в таком же состоянии хаоса, как и при прежних. Оба джентльмена, уже в вечерних костюмах, энергично разбирались с целой фалангой обезумевших секретарей, занимаясь распределением контрамарок на Маскарад в Опере, долженствовавший состояться через два дня — этот маскарад устраивался ежегодно и являлся событием большого социального значения.
— И ни одна контрамарка еще не доставлена! — воскликнул Моншармен.
— Может, оно и к лучшему, — ворчливым тоном парировал Ришар, — учитывая, кому некоторые из них адресованы! Они, должно быть, свихнулись, — добавил он, имея в виду, как я предположил, Дебьенна и Полиньи, и приподнимая за краешек один конверт, словно тот был заражен некой опасной болезнью. — Вот эта, например, предназначена еврею-банкиру де Райнаху.
— А чем тебе не нравится де Райнах? — спросил Моншармен, перебирая очередную груду конвертов. — У него куча денег.
— Ты что, газет не читаешь? Он замешан в Панамской афере![50]
Моншармен тотчас же выпрямился.
— И не говори. Вычеркни его тогда.
— Господа! — прокашлялся я, напоминая о своем присутствии.
— Ах да, что у вас, Сигерсон?
— Я должен передать вам предупреждение. От Призрака, — добавил я, надеясь вызвать их интерес.
— Только не это — опять. Дорогой мой, нас уже предупреждали. Собственно, нас просто завалили предупреждениями.
Увидев изумление на моем лице, Ришар пожал плечами и протянул мне записку, написанную знакомым почерком на знакомой бумаге. Она гласила:
Подписи не было.
— Нашли в кабинете сегодня утром, — пояснил Ришар.
— Здесь тот же почерк и та же бумага, что и в Приложении, — заметил я.
— Так и есть, — согласился Моншармен.
— Это вам ни о чем не говорит?
— Только, что мы все еще являемся жертвами розыгрыша, который уже слишком затянулся, — равнодушно сообщил Ришар.
— Господа, это не розыгрыш, и не Призрак, — начал я. Затем я настоятельно советовал им серьезно отнестись к приложению. В нетерпеливом молчании они выслушали меня, а я рассказал им все, что знал. Так твердо, как только мог, я убеждал их, что с Призраком, кто бы он ни был, и как бы ни назывался, беспечность недопустима, что несколько жизней находятся в опасности. Я настаивал, чтобы они снова приняли на работу мадам Жири и отказались от намерения занять пятую ложу. Но, прежде всего — я умолял их позволить Кристин Дааэ исполнять роль Маргариты в тот вечер. Я подумал, что вопрос денег пока потерпит.
— Произвести замену? — переспросил Моншармен в явном потрясении. Похоже, из всех моих просьб, до его сознания дошла только эта.
— Но подобные замены происходят постоянно! — напомнил я.
— Но ради привидения!..
— Это не привидение, а человек, как я подозреваю, входящий в штат самой Оперы, человек злой и опасный.
Затем я рассказал им о последней выходке Призрака, объяснив, к каким последствиям она едва не привела.
— А кто вы, собственно, такой? — спросил вдруг Моншармен, в явном замешательстве.
— Это полицейский, который играет на скрипке, — напомнил ему Ришар. — Помнишь, что Полиньи нам сказал. Префектура поручила ему расследовать дело умершего рабочего сцены, — добавил он, поскольку Моншармен очевидно так ничего и не понял.
К моему изумлению, Моншармен внезапно расхохотался.
— Друг мой, — Он похлопал меня по плечу, — вы прекрасно сыграли свою роль.
— Мою роль?
— Разумеется! Мы никогда не подумали бы, что вы полицейский, вы для этого слишком хороший скрипач! — он снова засмеялся, в восторге от своего собственного остроумия.
— Но, на самом деле, — добавил он, — как вы сами видите, мы ужасно заняты. — А маркиза де Сен- Эвремон вы не забыли?[51] — спросил он Ришара, вернувшись к более важному, по его мнению, делу.
— Да, посыльный уже отправился к нему.
— Я уверяю вас, господа, это не шутка. Один человек уже мертв, и сама мадемуазель Ирен Адлер едва не погибла в этом самом здании час назад, от бутафорского ножа, клинок которого заело.
— Да, мы уже слышали об этом случае с ножом, — сообщил мне Ришар. — Но кто-то там спас ее. Я всегда говорил: все хорошо, что хорошо кончается.
— Реквизитор, конечно, будет уволен, — добавил второй директор.
— Неужели вы и вправду думаете, что это несчастный случай?! — взмолился я. — Господа, прошу вас — прежде чем случится непоправимое!
— Как бы там ни было — с нас хватит. Могу вас уверить, что впредь Опера не будет управляться столь небрежно, как было заведено при наших предшественниках, — известил меня Моншармен дружеским, однако твердым тоном. — Мы оценили вашу шутку, mon ami, однако, если грубый юмор подобного простецкого сорта и подойдет Лидвиллу, — он внятно хихикнул на этом слове, — в Париже его не потерпят. А теперь, мы просим нас извинить — у нас еще много дел до вечера, и я не сомневаюсь, вам тоже есть чем заняться.
— Значит, вы категорически отказываетесь рассмотреть хотя бы одну из моих настоятельных просьб?
Они переглянулись, теперь уже не скрывая легкого раздражения.
— Передайте, пожалуйста, месье Дебьенну и Полиньи, что мы восхищены их упорством, — произнес Ришар, препроваживая меня к двери, — но рано или поздно любая шутка теряет смысл.
— Значит, вы намерены все-таки занять сегодня вечером ложу № 5?
