кажется, это было вроде как «последнее предупреждение». В следующий раз из центрифуги отправлюсь в морг. А это в мои планы на будущее ну никак не входит. Райский молча опустил глаза, не зная, что ответить. Без Захара в центре станет одиноко, и не только ему, но и вообще всей группе добровольцев. Черт, без него здесь вообще все будет совсем не так!
— Может, подумаешь еще? — осторожно предложил он лежащему перед ним товарищу.
— Ведь это же космос, это Луна, это слава на всю страну, на всю планету! Другого такого шанса у тебя уже не будет!
— А зачем мне слава, за которую надо расплачиваться как минимум здоровьем? — прищурился Захар. — Для чего мне Луна, если оттуда я запросто могу вернуться знаменитым покойником — если вообще туда попаду?
— Но ведь это неизбежный риск… — Лев вспомнил одно из выступлений Виктории Мон. — Без него космические полеты все равно невозможны. Зато если тебе повезет, ты только представь, что будет — ты ведь не только себя, ты всю нашу страну прославишь! Американцы захапали себе почти всю территорию на ближней стороне Луны, зато обратная сторона будет нашей! Все полезные минералы, какие там есть, будут принадлежать нам, все научные открытия — тоже… Ты только представь, как весь мир нас после этого зауважает! И причиной всего этого можешь быть ты.
— Знаю, знаю, — нетерпеливо подхватил Захар, едва Райский закончил. — Новые территории, новые открытия, государственный престиж и прочие высшие ценности. А тебе не кажется, что Виктория Юлиановна, когда все это перечисляет, забывает о том, что главная-то ценность — не это, а человеческая жизнь?
— Если так рассуждать, мы вообще никуда двигаться не сможем! — так же горячо бросился доказывать ему Лев. — Представь, что пещерные люди побоялись бы использовать огонь — тоже ведь рискованное дело! И где бы мы все сейчас были? Все в тех же пещерах!
— Да я же вообще не про риск говорю! — вспыхнул Захар. — Риск — это когда ты не знаешь заранее, что с тобой будет, не знаешь, удастся тебе вернуться живым из полета или нет. И без этого действительно обойтись нельзя. Но какого черта нужно лезть в ту же центрифугу, точно зная, что перегрузку тебе не выдержать?! Что ответить на это, Райский не знал, и закончился их разговор не слишком дружелюбно. Да и прощание с Захаром, когда он, выписавшись из медпункта, собрался уезжать, тоже вышло каким-то холодным. Вроде бы оба вполне искренне желали друг другу успехов на Земле и в космосе, но звучали эти слова фальшиво. Лев, во всяком случае, был полностью уверен, что никакой счастливой жизни у сдавшегося на полдороги Захара уже не будет, и ему было безумно его жаль. Но особенно долго раздумывать о Захаре и их последнем разговоре в медпункте ему было некогда — тренировки и занятия никто не отменял, и свободного времени у учеников центра подготовки почти не оставалось. Группы становились все меньше и, в конце концов, слились в одну: многих отчислили из-за недостаточной выносливости, некоторых — за нарушение режима, а несколько человек, как и Захар, ушли из проекта сами. А Райский, видя, как тают их ряды и считая дни до конца полготовки, начал все чаще думать о том, что у него есть реальные шансы попасть в космос и что с каждым отсеянным конкурентом эти шансы растут. Он старался отгонять от себя эти мысли, боясь обрадоваться раньше времени, а потом разочароваться, но робкая надежда на успех возвращалась к нему снова и снова, становясь все более сильной. И в один прекрасный день эта надежда оправдалась.
Секретарша одного из руководителей центра подготовки отыскала его в спортивном зале: накануне врач Райского обнаружил у него полтора «лишних» килограмма, и молодой человек все утро провел на тренажерах, торопясь избавиться от них до следующего осмотра. Девушка каким-то испуганным шепотом сообщила, что его хочет видеть Виктория Мон — «для очень серьезного разговора» и что лучше всего ему бежать к ней прямо сейчас, а то потом у нее будут другие важные дела. Надо ли говорить, что к административному корпусу, где она во время своих приездов в Космический городок занимала один из пустующих кабинетов, Райский несся, как на крыльях, готовый сбить с ног любого, кому не посчастливилось бы встать на его пути? Он без передышки взлетел на четвертый этаж и уже хотел с той же скоростью рвануть по коридору, когда услышал впереди гневные женские крики. Удивленно прислушавшись, Райский остановился: в центре подготовки кричать было не принято, да и повода для этого почти никогда не возникало.
— …другая бы гордилась такими детьми! — долетел до него чей-то возмущенный голос, эхом отдающийся в длинном пустом коридоре. Ответом ему были какие-то странные звуки, больше всего похожие на всхлипывания.
— Да идите вы к черту! — выкрикнул тот же голос, и где-то вдалеке со звуком пушечного выстрела захлопнулась дверь. Райский пожал плечами и свернул с лестницы в коридор. Навстречу ему попалась сгорбленная незнакомая женщина, прижимающая к заплаканному лицу платок, что заставило его еще раз безмерно удивиться. Впрочем, решил Лев, начальственные разборки его не касаются. Да и вообще, ему надо спешить — просто так Мон к себе в срочном порядке не вызывает, тут явно что-то важное. Координатор «Лунного проекта» сама распахнула дверь после его неуверенного стука и в первый момент, как показалось Райскому, резко вздохнула, словно собираясь что-то крикнуть. Но уже в следующую секунду облегченно улыбнулась и впустила его в кабинет:
— Это вы, Лев Борисович… Проходите, пожалуйста.
— Что-нибудь случилось? — осторожно поинтересовался молодой человек. Виктория прошла к своему столу, села в мягкое кожаное кресло и устало откинулась на его спинку:
— Да нет, все в порядке. Просто иногда эти обыватели становятся совсем невозможными. Дай им волю — и детей, и мужей веревками бы к себе привязывали и никуда не отпускали. Такая мерзость… Райский понимающе покивал, и его собеседница снова тяжело вздохнула:
— Ладно, у нас с вами разговор не об этом. Вы, мне кажется, догадываетесь, для чего я вас сюда пригласила?
— Нет, Виктории Юлиановна, — пробормотал Лев неуверенно. — Хотя… Да, по-моему, догадался!
— Вы один из главных кандидатов в полет, — в один миг развеяла она все его сомнения. — Почти все члены комиссии одобряют вашу кандидатуру. Так что, если не случится никакого форс-мажора, первым пилотом «Триумфа» будете вы. Она говорила что-то еще, про то, что теперь Райскому необходимо особенно строго соблюдать режим и не отлынивать ни от каких процедур и осмотров, но молодой человек почти ничего не слышал. В голову лезли совершенно посторонние, да и вообще какие-то дурацкие мысли: «Где-то теперь Захар, вот бы он обзавидовался! Слышала бы это наша воспиталка из детдома! А что это у Мон на столе стоит? Ее фотография с двумя мальчишками — надо же, вот бы никогда не подумал, что у нее есть дети…»
— Скажите, пожалуйста, а кого вы хотите сделать вторым пилотом? — спросил он, когда сумбур в его голове немного улегся, а координатор закончила свою речь.
— Я думаю, это будет Николай Петров, — ответила она. — Кое-кто из руководства пока еще сомневается, но показатели у него тоже очень хорошие. Лев обрадованно заерзал на стуле. Петрова он помнил — совсем еще молоденький мальчишка, в центр подготовки приехал прямо из университета. Райский часто помогал ему на занятиях, особенно после того, как расстался с Захаром, и Петров относился к нему с нескрываемым уважением, как к непоколебимому авторитету. А космическими полетами бредил еще сильнее, чем сам Райский, так что о совместимости их характеров можно было особо не беспокоиться. Попрощавшись с Викторией, Лев отправился разыскивать своего предполагаемого напарника — раз уж им, возможно, придется вместе лететь на Луну, то неплохо будет познакомиться с ним еще ближе. Но в тот день поговорить с молодым Николаем ему не удалось. Не найдя его ни в комнатах для занятий, ни в спортзале, ни в столовой, Райский отправился в общежитие и, подбежав к его входу, обнаружил там испуганно перешептывающуюся толпу жильцов.
— В чем дело, что тут происходит? — попытался он протолкнуться к двери.
— А ты еще не знаешь? — откликнулись сразу несколько голосов. — Утром был пожар — в кабинете с барокамерами. Что-то там замкнулось…
— Кто-нибудь пострадал? — почему-то Райский испугался, что в загоревшемся здании мог оказаться Петров, но услышанный им ответ ужаснул его больше:
— Братья Хвостовы. Оба. Их не успели выпустить… Хвостовы с самого начала жили в том же корпусе, что и Райский, и были веселыми, компанейскими ребятами, нередко устраивавшими в общаге
