север.
15 апреля 1571 года флотилия из 27 судов с 280 испанцами и несколькими сотнями висайцев на борту двинулась к Лусону. 9 мая экспедиция стала на якорь близ Манилы. На следующий день на флагманский корабль прибыл раджа Лакандула. Легаспи был весьма тронут выказанными старым раджей знаками почтения и покорности. Он даже обещал простить Солимана, если тот согласится принять условия испанцев.
Солиман же и не помышлял о прощении. Как только испанская эскадра появилась в Манильской бухте, он понял, что война будет беспощадной. По пыльным дорогам помчались гонцы к дату[22] Хагоноя, Макабебе, в барангаи Пампанго.
Дружины союзных княжеств еще не успели прийти на помощь манильскому радже, когда Легаспи, так и не дождавшись изъявления покорности от Солимана, отдал распоряжение идти на приступ. 19 мая флотилия развернулась в виду города. Солиман правильно оценил свои силы и силы противника. Он знал, что дать бой сейчас было бы безрассудством. И вновь запылали постройки его столицы, и жители города со своим скарбом потянулись к берегу Пасига, чтобы найти убежище в соседнем Тондо.
На этот раз, представ перед осторожным Лакандулой, Солиман не счел нужным скрывать своих чувств. Он призвал старика выступить вместе против ненавистных испанцев, а когда тот отказался, бросил ему в лицо горькое обвинение в трусости. Тот потребовал, чтобы Солиман покинул его княжество, и горячий раджа со всеми своими боеспособными подданными снова переправился через Пасиг и стал лагерем в деревне Навотас. С ним вместе ушло немало добровольцев из Тондо, и в их числе сын и два племянника Лакандулы, решившие смыть кровью позор старого раджи. Вскоре к Солиману стали стекаться ополченцы из соседних барангаев: рослые пампанго в доспехах из буйволовых шкур, юркие пангасинаны со щитами из твердого дерева, выносливые кагаянцы. Войско Солимана уже перевалило за тысячу человек.
Испанцы тем временем были заняты постройкой столицы. Лакандула, не зная, как выслужиться перед новыми хозяевами, мобилизовал им в помощь земледельцев своего княжества, и через пять дней на месте пожарища уже обозначились очертания будущего города. 24 июня Легаспи объявил Манилу столицей островов. Отслужили молебен в честь всемогущей девы Марии, покровительницы города, а потом прошли крестным ходом по всем улицам и освятили те места, где должны быть заложены церковь и августинский монастырь.
Легаспи отдыхал после утомительной процессии, когда к нему доставили лазутчика из войска Солимана. Тот сообщил о подготовке Солимана к сражению и о сосредоточении его сил в непосредственной близости от Манилы. Несмотря на возражения де Гоити, Легаспи решил еще раз попробовать договориться
Посланцы Легаспи шествовали по главной улице деревни Навотас, сопровождаемые задержавшими их на дальних подступах к лагерю филиппинцами. Воины Солимана бросали на испанцев испытующие, примеривающиеся взгляды.
По узкой тропинке испанцев провели к хижине — временной резиденции Солимана. Раджа вышел на террасу хижины и, обратившись к стоящим внизу испанцам, спросил их о цели визита. Сальседо, поклонившись, объяснил, что пославший его губернатор островов Легаспи предлагает Солиману мир на условиях вассальной зависимости княжества от испанцев и признания Манилы испанской столицей. Гневом зажглись глаза Солимана, и он бросил в лицо Сальседо:
— Солнце дало мне жизнь. И мне не пристало ронять себя в глазах моих женщин, которые стали бы презирать меня при мысли, что я могу завести дружбу с испанцами.
С этими словами он одним прыжком перемахнул через перила террасы в стоящую внизу, под сваями, ладью.
— Я буду ждать вас в заливе Банкусай! — крикнул он, и лодка отчалила от берега.
Солиман не случайно выбрал ареной будущего сражения залив Банкусай. Он правильно рассчитал, что испанские корабли не смогут подойти сюда на расстояние пушечного выстрела. 'Кроме того, он надеялся заманить испанцев на большую отмель в центре залива и навязать им рукопашный бой прямо в воде, где их тяжелые доспехи будут только мешать им.
3 июня 1571 года легкие суда испанской флотилии под командованием де Гоити вошли в залив Банкусай. Наперерез им устремились быстроходные прау Солимана. Сорок лодок насчитал маршал, пока оба отряда шли на сближение. Наконец расстояние между ними сократилось настолько, что де Гоити дал сигнал, и первый мушкетный залп прокатился над морской гладью. За ним — второй, третий. Но вот прау Солимана уже совсем близко, и дождь стрел начинает стучать о кирасы испанцев. Наконец сблизились вплотную. Испанцы прыгают в прау филиппинцев, но те соскакивают в воду, и оказывается, что глубина здесь не больше, чем по колено. Ожесточенная схватка переносится в воду. И те и другие, побросав лодки, вступают в единоборство прямо на песчаной отмели посреди моря. Закованные в сталь испанские мушкетеры с трудом сдерживают натиск ловких и подвижных воинов Солимана. Меткие дротики выводят из строя грозных конкистадоров одного за другим. Раненых здесь нет. Падающий в воду не имеет шансов на спасение.
Редко приходилось испанцам сталкиваться с таким упорным и яростным сопротивлением. «Они умирали, подобно диким зверям, впиваясь зубами в железо наших мечей», — скажет потом про своих противников де Гоити.
Исход битвы был неясен. Де Гоити, оставшийся во флагманской шлюпке с небольшим отрядом отборных стрелков, начал сомневаться в успехе. Надо бы стрелять, но в схватке трудно отличить воинов Солимана от союзников испанцев с Висайских островов. Но не де Гоити считаться с такими мелочами. И он отдает приказ стрелять, стрелять без разбора, палить что есть мочи в гущу борющихся воинов. Снова эхо мушкетных залпов повисает над заливом, и полуобнаженные тела филиппинцев десятками падают и скрываются под водой.
Не миновала пуля и Солимана. Раджа сам вмешался в рукопашную схватку, и уже не один враг пал к его ногам под ударами меча-баронга. Раненный в голову, он упал в воду. Тело его не нашли.
Четыреста манильцев погибли в этот день, защищая свободу своей родины. Победа далась испанцам с большим трудом, но результаты ее были крайне важными для них. Теперь сопротивление жителей Лусона оказалось сломленным, и один за другим почти все вожди острова признали себя вассалами испанской короны.
Имя же Солимана осталось в памяти филиппинцев. Сохранила история и другое имя — имя Лакандулы, имя филиппинского феодала, трусость которого открыла чужеземцам двери страны. Жизнь отомстила предателю вскоре после гибели Солимана. Испанцы лишили старого раджу даже тени самостоятельности.
ЭПИЗОД ЧЕТВЕРТЫЙ,
Когда Мохаммад Кунджали Мараккар, бывший адмирал каликутского флота, а ныне самостоятельный властитель Котты, почти полностью парализовал португальское судоходство у юго-западных берегов Индии, португальцы вдруг обнаружили, что не могут сами справиться с непокорным раджей. И они обратились за
