- Тогда принеси вассальную клятву. Знаешь текст?
- Те-арр, я помню тексты разных вассальных клятв, но не знаю, как именно клянутся вассалы в Черноречье, те-арр!
- Ничего, Беркут подскажет правильные слова.
Сковавшая меня Сила отступила, позволяя вздохнуть привольнее. Причинить серьёзные неприятности пленившим меня я бы не успел, но для того, чтобы клятва правильно легла на мою магию и мою душу, должно было хватить даже такой, урезанной свободы.
Не сопротивляясь ни в одном из возможных смыслов, я послушно повторил выверенную веками формулу. И глубоко внутри вздохнул с облегчением, когда ритуал окончился на втором ярусе. Попасть в число не простых тарритов, а кровных вассалов правителей Черноречья мне бы не хотелось: уж слишком тесная вышла бы привязка. Но Сейвел, судя по всему, полагал, что для какого-то там Бродяги без роду и племени даже клятва второго яруса – большая честь.
- Теперь ты можешь выбрать себе новое, более подобающее прозвище, – сказал те-арр, пока мне помогали извлечь бренное тело из-под ослабевших ремней.
- Те-арр, полагаюсь на ваш мудрый выбор, те-арр!
- Тогда дарую тебе прозвище Капрал.
- Те-арр, благодарю, те-арр!
- И кстати, отныне я запрещаю тебе обращаться ко мне и всем членам моей семьи в этом радостно- армейском стиле.
- Какой стиль предпочитает те-арр?
- Стиль наёмного мага, старающегося демонстрировать независимость, а не преданность.
- Я учту ваше пожелание, господин.
Брови Сейвела дрогнули, норовя взлететь вверх. Я снова удивил его, последовав указанию слишком уж быстро и слишком успешно.
- Беркут, поручаю Капрала твоим заботам. Найди его способностям полезное применение.
Покинув сумрачную камеру для допросов, я зашагал за типом в плаще по длинному, освещённому ещё хуже, чем камера, коридору. Беркут ступал почти беззвучно, шуршание ткани его плаща можно было различить только из-за прекрасной акустики. Почему бы ей быть иной? Пол, стены, потолок – всюду сплошной камень. А вот я при ходьбе не издавал звуков вообще. Босому проще добиться беззвучия, чем обутому.
- Ты принёс клятву нашему господину, и это хорошо, – вдруг прошелестел, не оборачиваясь, Беркут. – Но это не значит, что теперь ты нравишься мне больше, чем раньше.
- Мне следует затрепетать при столь скверном известии?
Маг остановился и обернулся.
- Послушай-ка, ты! Я не потерплю от тебя никаких фанаберий! Если я сочту, что ты ведёшь себя неправильно, ты быстро окажешься на том свете, и пепел твоего трупа развеют над бегучей водой! Усвоил или повторить?
- А теперь ты послушай. Я принёс клятву вассала, и принёс её вовсе не тебе. Если я сочту, что ты ведёшь себя неправильно, я в момент сдам тебя с потрохами господину Сейвелу или кому-нибудь ещё из сеньоров Черноречья. Это если будет возможность сделать всё правильно. Если же такой возможности не будет, я выпью тебя до последней капли
Беркут постоял с полминуты, потом, не говоря ни слова, развернулся и пошёл дальше.
Из обширных, расположенных невесть где подвалов он меня так и не вывел. Отодвинув засов на массивной двери и толкнув её, менталист жестом показал мне войти. Я послушался и оказался в помещении без окон, освещённом единственным простеньким, тусклым от недостатка энергии магическим светильником. По-прежнему храня молчание, Беркут закрыл за мной дверь и задвинул засов, предоставляя мне заниматься чем вздумается – в четырёх стенах.
Моя камера (на комнату это никак не тянуло) имела шагов десять в длину, чуть меньше в ширину и полукруглый сводчатый потолок, в самом высоком месте отстоявший от пола на расстояние моего удвоенного роста. У дальней от входа стены в левом углу располагался сбитый из досок лежак, накрытый тощеватым дерюжным тюфяком, в котором явно давненько не меняли солому. Рядом с лежаком стояли сандалии, а на тюфяке лежало свёрнутое бельё и некое подобие грубой рясы. И обувь, и одежда пришлись мне почти впору. Во втором дальнем углу стоял стол с принадлежностями для письма и подносом, на который чья-то рука поставила глиняную кружку, кувшин с подслащённым травяным отваром, деревянную ложку и тарелку с холодным тармешевым пюре. Возле стола стояла короткая скамья. В ближнем от входа левом углу располагались совок, веник, половая тряпка и накрытое крышкой ведро для отправления естественных надобностей. Последний угол был пуст, как и остальное пространство сего аскетичного приюта.
Сев на скамью, я принялся за еду, заодно обдумывая своё положение.
Оптимизма это последнее не внушало.
Что произошло с Ладой и с Айсом? Неизвестно. Где я нахожусь? Ну да, на территории Черноречья, это ясно – но где именно? Неизвестно. Где мои вещи и ценности? Похоже, что я увижу их снова нескоро, если вообще увижу. Беркут, волею те-арра Сейвела мой новый непосредственный начальник, меня не любит. А ещё я принёс вассальную клятву нимало не интересующим меня сеньорам Черноречья…
Лишь один плюс есть в моём положении: эта вымученная под давлением, густо замешанная на чарах подчинения клятва связывает меня куда меньше, чем связала бы обычного мага.
Друид попросту не видит разницы между собой и тем, с кем говорит. На время умеет сократить эту разницу так, что она
'Но как можно не утрачивать в процессе такого управляемого сумасшествия собственного сознания? Как можно сохранить свои мысли, свои чувства, свои цели?'
Истинный друид не ответил бы вам на этот вопрос. Точнее, ответил бы, и вы бы поняли его ответ, но при этом вы бы услышали лишь очень правдоподобную ложь. Цеховые секреты не разглашают посторонним, и секреты
Истинный друид обманул бы, а я скажу прямо. Хотя понять ответ, не заплутав в дебрях ложных аналогий, не так-то легко.
Когда друид разговаривает с кем-либо, он утрачивает неизменность сознания. Но в то же время он отнюдь не меняет своё подсознание, да и своё тело, если на то пошло – и тем самым сохраняет прочный якорь, позволяющий откатывать по окончании разговора любые временные изменения. Такова одна из причин, почему искусству
Любой успешный маг попросту вынужден изменять свои тело и сознание, тем самым расшатывая свой якорь. Чего стоит одно только обретение печатей Света или Мрака, приводящее к появлению Двойников! Моё искусство