- Обычно. Идем, что ли, в 'Золотую бочку', вина закажем... Неохота нынче гулять.
День в самом деле выдался пасмурный, неприветливый. Солнца не было, небо хмурилось, но снег на крышах медленно таял, отовсюду доносились звуки капели, где-то среди проседающих сугробов журчал невидимый ручеек... Утоптанный снег на улицах казался плотным и крепким, однако нога то и дело проваливалась в рыхлое месиво. Подошва с чавканьем уходила в сырость.
- Сложно это все, - заявил Селезень. - Странно мне. И еще неизвестно, чем все закончится.
- Ничего, - заверил Гедор. - Закончится как надо. Лишь бы сенешаль не подвел. Но он, вроде, ничего, нормальный. Сам боится.
- А если обманет? - встрял в беседу Торчок.
- Значит, обманет.
- Нет, ну что тогда? Не оставят ли нас крайними?
- А что было делать? - поддержала мужа Дела. - Брать с собой одного из этих стариков в дурацких кафтанах? Чтобы проследил, куда серебро ушло? Гед все правильно сделал, при городских сенешаль бы не решился.
- И вообще, заткнись, Торчок, - закончил беседу Мясник. - Болтаешь много.
Паренек обиженно засопел и отстал. Подпрыгнул, отломил с карниза длинную сосульку и пошел следом за троицей, облизывая лед.
У ратуши собиралась толпа. Тут же обнаружился белобрысый стражник, ему, оказывается, сенешаль поручил приглядывать за порядком на площади. В зал пока что не пускали, но вот-вот двери должны были раскрыть двери. Над площадью стоял гул голосов, вейверцы тревожно переговаривались.
- Эй, глядите! - Торчок догнал троицу. - Да сегодня здесь весь город будет! По домам никого, лезь, бери, что хочешь! Эх, Мясник, и к чему ты так все завернуть решил... Можно же просто.
- Заткнись, дурень, - не оборачиваясь, бросил Гедор. - Закрой хлебальник. Еще услышит кто... Я не собирался так круто все заворачивать, думал - просто устроим беспорядок, 'Золотой бочке' от драки убыток, мы преложим защиту. Потом еще кого-нибудь, так весь город помаленьку... Но так даже лучше, скорей сладится. Этот город будет моим. Весь, с потрохами. Сразу. Ночью я здесь буду господином. И забудь свои мелочные повадки, гроши хапать не станем.
Тут они подошли к скоплению горожан, и разговор пришлось прервать. Гедора тут же узнали, вейверцы окружили его, стали звать на суд.
- Как же, мастер? Разве вы не пойдете послушать?
- Мы же на вас надеемся, идемте!
- На лучшие места вас усадим, идемте!
Городские старшины протолкались к Гедору и тоже присоединились к просьбам земляков, хотя и неохотно. Старикам неловко было показывать, что надеются на посредничество пришлого. Гедор посмотрел на обступивших горожан, те под холодным взглядом смолкли, кое-кто даже попятился.
- Ладно, - решил Мясник. - Погляжу, как у вас суд устроен. Идем, Дела? Посидим со всеми?
Тут стражники засуетились, отгоняя людей от входа. По улице шел сенешаль, следом, гремя цепями - обвиняемые. Завершали процессию стражники. Белобрысый с товарищами растолкал вейверцев, чтобы проложить в толпе коридор ко входу в ратушу. Люди послушно подались в стороны. Сенешаль шагал важно, глядя перед собой, на горожан, которые сгибались в поклонах, важный господин и не покосился. Арестантов встретили сочувственными возгласами. Впрочем, передние ряды молчали, вслух жалели невиновных только те, кого не могли видеть стражники. Передние зажимали носы - после месяца, поведенного в каталажке, заключенные крепко воняли.
Наконец процессия скрылась в здании, белобрысый с приятелями вошел следом, после этого внутрь хлынула толпа. Первыми вошли городские синдики, потом - прочие. Однако когда к дверям двинулся Мясник со свитой, перед ними горожане расступились. Гедор обернулся, ткнул Торчка в грудь пальцем:
- А ты куда? Давай домой. За порядком посмотришь.
- Ну, можно мне здесь посидеть, а? Страсть, как интересно...
- Ладно, - предложил Селезень, - давай я дома побуду. Пусть малый поглядит, ума наберется...
Поклажу, оставшуюся в 'Золотой бочке' надолго без присмотра пришлые не оставляли, тем более что нынче в заведении не осталось никого, тревога пригнала всех на суд. Отпустив старика, Гедор с женой и Торчком прошел внутрь. Им, как и было обещано, уступили лучшие места - сразу позади членов Совета, которым по обычаю достался первый ряд. Вонючих арестантов загнали в угол, где за ними присматривали стражники. Последние морщились и поминутно терли носы... Сенешалю поставили стул с резной спинкой на подиуме. Он огляделся и объявил:
- Начнем со Гилфингом...
Сенешаль вытащил из поясного кошеля свиток, встряхнул, расправляя, и завел монотонным голосом:
- Рассматривается убиение почтенного мастера... верного вассала... благородного и могущественного господина... свершенное ночью в канун... Именем моего господина... благородного и могущественного... принимаю на себя обязанности судьи...
Гедор заметил, что сенешаль уставился в одну точку, его взгляд не перемещается по листу. Наизусть шпарит, значит. Возможно, он попросту неграмотен. Наконец вступление закончилось, судья кивнул белобрысому, тот вступил на подиум и громко доложил:
- Мною задержаны подозреваемые в убийстве... - последовал список арестантов с указанием возраста, цехов, в которые входят обвиняемые и прочих подробностей. - Арестованные полностью признали свою вину.
Обвиняемые зашумели в своем углу, гремя цепями. Сенешаль поднял руку, призывая к тишине.
- Значит, сознались полностью... все четверо... А скажи-ка, накануне в 'Золотой бочке' была драка, верно? И били одного из обвиняемых?
- Точно так, вон того, из цеха ткачей. Да он же еще поклеп возвел на покойного, будто тот деньги украл.
- Так... - сенешаль уставился в потолок с глубокомысленным видом. - А кто же украл-то деньги?
- Так вон тот, кабатчик-то, и украл!
- Точно?
- А больше некому, - белобрысый развел руками. - Ну, не сам, конечно, слуги помогли.
Снова по залу покатился, нарастая, шум. Сенешалю пришлось говорить громче.
- Выходит, накануне эти четверо передрались, у одного остальные деньги стащили, и тут же они вместе на убийство пошли? Что молчишь? Отвечай! Ты же убийц разоблачил, признания у них принял?
Стражник опустил голову. Стало тихо. Мало-помалу снова начался гул приглушенных голосов. Судья покачал головой.
- Ладно, ступай. Мастер Гертель, поди-ка сюда.
Белобрысый присоединился к охране в углу, а на подиум взошел другой стражник с тонкими, едва пробившимися усиками.
- Убийство ты первым заметил, верно? И тревогу поднял?
- Точно так, ваша милость.
- А скажи-ка, когда убиенного утром нашли - в комнате порядок был? Или все же следы побоища?
- Видно, что драка была, стул опрокинули, лампу на пол уронили. Опять же, покойный с мечом был. Выходит, отбивался.
- Отбивался, - повторил сенешаль. - А почему же он дверь отпер-то? Неужто чужой человек на ночь глядя явился, да что человек! Четверо! И убиенный сам их впустил? А потом бился с ними, и никто не слыхал? А? Вы же в одном доме были, перегородочка тоненькая. Если четверо одного на одного напали, а тот мечом отбивается - значит, шум должен быть? Крики? Верно?
Парень с усиками тяжело вздохнул и ответил:
- Я, ваша милость, в ту ночь в дозоре был. При воротах. Поутру смена вовремя не явилась, так я возвратился - и увидал.
- А остальные спали?
