движением. Никто не ждал подобного, господа и их солдаты не привыкли встречать сопротивления. Рыцарь сообразил первым, пришпорил коня и заставил животное сделать длинный прыжок. Просвистел клинок - но не задел Гедора, тот увернулся. Рыцарь снова взмахнул оружием, потом еще, еще... Мясник скакал перед ним, легко уходя от ударов. Он выжидал удобного момента. Улучил миг, подскочил, вцепился в кольчужный рукав и пояс, однако рвануть не успел, ок-Дрейс поднял коня на дыбы, ноги Мясника оторвались от земли.
Гедор взлетел в воздух, подтягиваясь, перебрасывая тело через луку седла. Когда копыта коня опустились в пыль, он уже сидел в неудобной позе лицом к дворянину, удерживая того за руку с мечом. Рыцарь махнул тарчем, Гедор подставил предплечье. Другого подобный удар мог бы оглушить, но Гедор разве что покачнулся, а затем хватил кулаком правой руки по шлему. Оба рухнули, Мясник оказался сверху. Сорвал с пояса рыцаря кинжал с длинным узким лезвием, ударил в лицо, потом еще. Ок-Дрейс взвизгнул и смолк. Рука с оружием ходила вверх и вниз, из-под лезвия летели ошметки мяса, веером сыпались красные капли... Все заняло около минуты. Толпа горожан качнулась вперед единым порывом, одной сплоченной массой. Сомкнулась вокруг латников, десятки рук вцепились в кольчуги, плащи и рукояти оружия...
Гедор встал, весь обрызганный красным, и отшвырнул сломанный мизерикорд. Толпа пятилась, отступая от мертвых солдат...
- Эх, мастер... - пророкотал в неестественной тишине мастер Увин. - Что ж ты наделал? Что ж ты со всеми нами сотворил?..
Часть 3 МОРЯ, БОЛОТА, ДОРОГИ
ГЛАВА 25 Залив к югу от Мокрых гор - океан
Экипаж конунга Рогли еще около месяца готовился к отплытию. Все так же лениво, неспешно снаряжали корабль, ловили рыбу. Скучно. Эти разбойники вообще-то не соответствовали стереотипу кровожадных злодеев, какими почитали северян в Империи. Люди они были спокойные, сдержанные... многие - уже в летах. Никлис объяснил демону, что Рогли никогда не числился в удачливых, и большим авторитетом у морских разбойников не пользовался. Ингви уже и сам видел, что конунг - тугодум и человек больше рассудительный, чем храбрый. У северян подобные качества вряд ли считались достойными уважения. Однако при таком спокойном нраве конунг, случалось, совершал довольно удачные набеги, привычно избегал опасностей и брал то, что взять легко. Достаточно вспомнить, как он подряжался служить Фельпюту-Проныре.
Соответственно, и команда у Рогли подобралась под стать, неспроста же Никир-викинг, как звали Никлиса северяне, выбрал в свое время его драккар, и даже дослужился до медлинга, что соответствовало примерно сержанту в имперских войсках.
Еще одной занятной особенностью Рогли было его отношение к колдунам. Конунг волхвов не боялся, но всячески избегал, и на свой корабль не допускал. Возможно, поэтому он и сумел продержаться достаточно долго, тогда как в других дружинах осмелевшие волхвы отбирали первенство у конунгов. С другой стороны, у Рогли не вышло пробиться на север, когда собратья сбежали от кораблей конунга Северных островов. Не хватило Толстяку отваги, он предпочел отсиживаться на юге, голодать и прятаться, тогда как большинство разбойничьих вождей выбрали битву.
Пришельцев северяне приняли спокойно и достаточно доброжелательно.
Карикан отыскал в горах какую-то ягоду, названия которой сам не помнил, и из сока сумел изготовить кислый напиток, с заметным содержанием алкоголя. Стосковавшиеся по хмельному северяне проявили недюжинный энтузиазм, собирая ягоды. Впервые Ингви увидел, как разбойники хоть что-то делают быстро - когда они тащили Кари свою добычу, упрашивая сделать поскорей порцию напитка. Тот с шутками и прибаутками, угощал всех, не жадничал и делил поровну. Хотя на приготовление требовалось несколько дней, старался заготовить впрок и непременно сберечь запасец. Аньг ему помогал, но лениво, словно нехотя. Парень, как обычно, пребывал в прострации - путешествие, смена обстановки и новые знакомства никак на него не подействовали.
По вечерам северяне рассаживались у костра, жарили рыбу, доедали лепешки из остатков подпорченной муки, которая оставалась еще на драккаре. И беседовали - вернее, кто-нибудь рассказывал, остальные внимали. Варвары могли зачарованно выслушивать по три-четыре раза кряду одну и ту же историю, не жалуясь, что выучили наизусть. Да и в самом деле, историй у них было в ходу не так уж и много - полдюжины старинных легенд да несколько свежих песен о похождениях викингских походов.
Конечно, Никлис с его побасенками оказался очень даже востребованным рассказчиком, его слушали с удовольствием, но еще большей популярностью стали пользоваться истории Тонвера и Дунта. Эта парочка быстро освоила язык северян, хотя и изъяснялись они с акцентом, но очень бойко. Монахи, не мудрствуя, просто пересказывали жития святых, причем не только в канонической версии, которая записана в 'Серебряной легенде', официально признанной Церковью. Они даже чаще придерживались того варианта житий, сочинение которого приписывается знаменитому проповеднику древности Мерку Старому. Этот циничный бродяга сочинил множество анекдотов о своих современниках, которых позже признали блаженными и гилфинговыми угодниками. Верней, теперь уже трудно установить, сочинил ли их один человек, и звали ли того человека Мерком - однако эта легендарная фигура пользовалась огромной популярностью, так что некий смутьян недавно стал именоваться Мерком. Этого, чтобы отличить от древнего философа, прозвали Мерком Новым, и он добавил к сочинениям предшественника немало историй, отличающихся удивительно едким юмором.
Когда Дунт, а чаще - Тонвер, принимались рассказывать эти истории, мешая почерпнутое в запрещенных книгах с собственными измышлениями, северяне слушали, разинув рты. Следовало признать, оба монаха были отменными рассказчиками, но энтузиазм слушателей явно превосходил их исполнительский талант. Словом, монахи прижились.
Аньг, всегда всем довольный, неизменно пользовался всеобщей симпатией. Конечно, лучше всего у него получалось заводить дружбу с юными девами, но и грубые моряки отнеслись к нему неплохо, работать не заставляли, не ругали, считали безумцем, которые, как известно, по-своему угодны Морскому Царю.
Об Ингви речи не было - он был великим чародеем и отважным воином. Его боялись и уважали, на него возлагали большие надежды - если придется схватиться с дружинниками конунга Гоегора, энмарскими боевыми кораблями или имперскими галерами, помощь сильного чародея очень даже пригодится. Толстяка Рогли вполне устраивало, что спокойный Ингви не буянит, не своевольничает, не ссорится с северянами и что очень важно - не собирается оставаться на драккаре слишком долго.
Больше всего демон волновался за Ннаонну - как-то у нее отношения наладятся? Но девушка никого не задирала, не буянила и вообще - 'была умницей'. Так она сама сказала Ингви, когда он с тревогой наставлял ее и просил не ссориться с северянами - сказала, я, мол, буду умницей. И была. Даже ела беспрекословно со всеми, хотя, вообще-то, Ингви знал, что девушка терпеть не может рыбу.
К тому же люди Рогли каким-то образом отождествляли ее с Морской девой Фаэтой, невестой Морского Царя. Видимо, внешность вампирессы-полуэльфийки соответствовала их представлениям об этой чудесной даме. Волхвы, участвовавшие в великой битве против Бога-Дитя, могли бы их разубедить, да Толстяк Рогли избегал чародеев. Не то, чтобы Ннаонну считали как-либо связанной с почитаемой Фаэтой, но сам образ чернокудрой девы, плывущей на драккаре, оказался симпатичен.
Словом, все сладилось замечательно, и, когда наконец викинги спустили на воду свой драккар, новый экипаж сработался, роли новичков определились... Впереди лежал морской переход.
Начало плавания прошло вполне мирно. Корабль шел под парусом, ветер благоприятствовал, и северянам не приходилось садиться на весла. Вдоль правого борта медленно смещался однообразный
