привозили большей частью неприятные известия, но некоторые сообщения оказались обнадеживающими.
Сэр Брудо ок-Икерн провел переговоры с некромантом из Гевы, маршал сообщал, что непосредственной угрозы, видимо, удастся избежать и, кстати, осведомлялся о Коклосе. Это заинтересовало карлика, но Коклос на всякий случай объявил, что сражаться с некромантом отказывается. Он, Полгнома, конечно, великий герой, но нужно быть снисходительным к молодежи - пусть юные рыцари получат свой шанс одержать победу, а уж Коклосу вполне достаточно тех лавров, какие он снискал до сих пор. Из другого письма явствовало, что гномы побиты в Анновре - это сообщал Деймут, король всячески превозносил собственные заслуги и просил помощи, чтобы отбить Ойверк.
Архиепископ по-прежнему сидел в крепости Фраг на севере. О нем говорили всякое - даже что прелат страдает душевной болезнью, или что кается в великом грехе, или что, напротив, много грешит вдали от столицы. На самом деле Мунт собирал новую армию. Он обещал императору могучее войско, такое, что сумеет смести с лица Мира нелюдей и еретиков, но в этом году не преуспел - потому отправил себя в добровольную ссылку на север. В его суровой душе не было раскаяния, но гордыня не позволяла показаться в столице прежде, чем сбудется хотя бы часть обещаний. Мунт никого не любил, ему некуда и не к кому было возвращаться.
Чем ближе к Ванетинии, тем чаще гонцы приносили благоприятные вести... Да и местность справа и слева от дороги делалась все более приятной, селения - богатыми, а встречные выглядели счастливей. Ванет расцвел во времена могущества Великой империи людей, и трагические события последних лет не смогли погасить его сияния... Пока что - не смогли, не успели.
Красивые, словно миниатюры в книге, замки высились на холмах, зеленела трава на пастбищах, в полях наливалась золотом пшеница, а ветви деревьев в садах уже сгибались под тяжестью плодов. То тут, то там встречались желтые листочки среди буйной зелени лесов - приметы осени были уже заметны, ну а там урожай, затем зима... Зима - время мира, зимой не воюют. Зимой надеются, что будущий год пройдет без войн.
Когда впереди показались стены Ванетнии, Алекиан невольно стал подгонять жеребца, ему хотелось скорей увидеть жену, вернуться домой... Слишком долго он не понимал, к чему следует стремиться, да и вовсе не думал о себе. У него не было желаний, лишь предначертания. Теперь он снова стал человеком, и осознал: он хочет вернуться. Вернуться домой. Домой.
Перед воротами выстроились гвардейцы гарнизона. Они салютовали императору оружием и шептались: Алекиан покидал столицу во всем красном, а возвратился в белом одеянии. По случаю жары император надел белый камзол и брюки. Сапоги на нем тоже были белыми, и конская попона, и сбруя. Солдаты видели в смене цвета великий знак: не будет больше крови, Алекиан возвратился иным! Слух о преображении самодержца побежал впереди кортежа, пронесся по столице, и люди - те самые, что прятались по углам, заслышав о приближении грозного императора - теперь спешили на улицы, чтобы воочию убедиться, что император вернулся измененным...
Осмелев, горожане стали выкрикивать приветствия, и Алекиан улыбался в ответ, а Коклос размахивал крошечными ладошками и орал:
- Кому кланяетесь, дурни? На меня глядите, на меня! Я герой!
Лошадка под шутом волновалась и пыталась брыкаться, но Полгнома не прекращал - до тех пор, пока не сорвал голос. Тогда он просипел: 'Я молчаливый, я скромный герой', - и стих.
Колонна всадников проехала по улицам вслед за белым императором, оказалась на площади. Там аккуратным прямоугольником выстроились воины. Эти тоже были в белом облачении, солдаты Белого Круга. Во главе их стояли отец Брак и принц Велитиан.
Алекиан еще не рассмотрел лиц, он видел воинов, возвратившихся из Анновра с победой, воинов созданной его попечением армии Церкви... Потом улыбка императора погасла, он, хотя и не без труда, узнал в тощем подтянутом сотнике ненавистного брата...
Алекиан подъехал ближе и спешился. Рядом с ним тут же выросли несколько рослых гвардейцев. Они не вполне понимали смысл происходящего, но напряжение, повисшее в воздухе, ощутили отчетливо - чувствовать опасность было частью их службы.
Велитиан вышел из строя, отделился от шеренги в белом и сразу сделался маленьким и беззащитным - он остался один, тонкий и белый на темном от времени камне мостовой. Алекиан пошел к брату, и охрана следовала за ним с обнаженным оружием. 'Принц Велитиан!' - прошептал гвардеец постарше, он тоже узнал беглого мятежника, и шепот прозвучал, словно гром. Молчали все - солдаты в красном и желтом, воинствующие братья в белом, пестрая толпа ванетинцев поодаль...
Велитиан опустился на колени и склонил голову.
- Ты тоже вернулся, - медленно произнес император.
- Да. Я вернулся. Я больше не могу и не хочу скрываться, - принц разглядывал камни мостовой под ногами. - Прежде чем прозвучит приговор, я должен сказать кое-что... Чтобы спасти остатки воинства, мне пришлось заключить на севере мир с эльфами, но я дал клятву князю Аллоку Ллиноту, что через год вернусь, чтобы встретиться с ним в поединке. Если случится так, что я не окажусь в Феллиосте через одиннадцать месяцев, пусть князь узнает, что это не моя вина. Такова моя единственная просьба.
- Единственная, брат? Ты больше ничего не хочешь сказать? Ни о чем не хочешь попросить? Ничего объяснить?
- Остальное тебе уже известно - либо не имеет значения.
- Вот как?
Из строя братьев Белого Круга выступил Кенгель. Под напряженными взглядами гвардейцев подошел к коленопреклоненному Велитиану и опустился рядом.
- Ваше императорское величество, я жив лишь благодаря принцу Велитиану. Он подарил мне жизнь, и я готов разделить его участь.
Отец Брак выступил из строя, встал рядом с юношами, помедлил, как если бы хотел что-то сказать... но не решился и молча опустился рядом. Следом за викарием приблизились и преклонили колени еще несколько братьев, за ним еще - и еще. Шуршали белые плащи, тихо звенела сталь доспехов - воины один за другим опускались на колени рядом с Велитианом, позади него, тесно, плечом к плечу - так же, как шли за принцем в бой.
Алекиан молча глядел.
- Ваше императорское величество, - наконец решился отец Брак, - мы все спасены этим отважным юношей, выведены из сени неминуемой смерти и возвращены к жизни. Он провел нас невредимыми среди полчищ нелюдей, сражался в первом ряду, не уступил никому из самых отважных рыцарей в мужестве и никому из смиреннейших монахов - в скромном служении Пресветлому. Велитиан был образцом для нас, он, словно ангел, посланный Гилфингом, вел и спасал нас среди мрака и безысходности. Мы все обязаны ему жизнью и готовы разделить его участь... готовы принять эту участь вместо него, дабы... дабы...
Тут красноречие изменило викарию.
- Алекиан! Алекиан!
Император вздрогнул и порывисто обернулся на крик. Со стороны Валлахала толпа раздалась - к мужу спешила Санелана, бежала, летела, неслась, не видя ничего, кроме долговязой белой фигуры. Алекиан сделал шаг навстречу жене, потом обернулся, поглядел на брата, снова перевел взгляд на Санелану... Императрица протягивала руки на бегу, следом торопились солдаты гвардии, придворные, мужчины и женщины... и никак не могли угнаться за маленькой полной императрицей.
Алекиан поднял руки, и задыхающаяся Санелана свалилась в его объятия. Женщина плакала и не могла отдышаться, а император нежно обнимал ее и прижимал к себе.
Потом осторожно отстранил Санелану и обернулся к коленопреклоненным братьям Белого Круга.
- Велитиан... встань, брат. Мы оба вернулись из страшных мест. Мы оба вернулись.
Вечером того же дня на окраине столицы в трапезной постоялого двора только и разговоров было, что о встрече братьев. Приезжие радовались, что судьба занесла их в Ванетинию именно теперь, когда
