состоялось такое событие, о каких разве что в балладе споют. Больше всех болтал купец - здоровенный рыжий детина, доставивший в столицу товары с севера.
- Это как же так оно вышло, что простил? - недоумевал купец. - Зимой-то как лютовал, как лютовал император, храни его Гилфинг! Уж такие кары да казни бывали! Я зимой как раз здесь бывал, в Ванетинии, зимних мехов привез, да рыбы соленой. Ох, и стон тогда по Миру шел от лихих расправ!.. Лютовал, да...
Соседи помалкивали - речи рыжего звучали опасно. Вот как раз зимой за такое могли бы и арестовать. Но купец успел выпить, и теперь уж не останавливался. Заведение было, что называется, средней руки - не ночлежка для нищих, но и не из богатых. Обедали здесь все за общим столом - длинным и широким. Так что всякий мог оказаться признан участником опасного разговора. Но и унимать купчика не лезли - мужчина был крупный, выпивкой разгоряченный, мог и в морду дать, потому что видно было - скучает человек. Может, к тому и завел опасные речи, что развлечения искал.
- Ты хочешь сказать, что пресветлый император проявлял закономерную строгость, - подсказал один из соседей, низкорослый толстячок, похожий на монаха. Одет он был в мирское платье, но ухватками и манерами, да и приторной манерой вести речь напоминал клирика. Сидел он как раз напротив болтливого купца.
- Я говорю, чего хочу, ты мне указывать не смей, морда поповская! - громко объявил рыжий и гордо огляделся. - А ты что ж, недоволен, что ли? Кто ты ктаков, чтоб мне указывать?
Соседи на всякий случай отодвинулись подальше.
- Я человек тихий, мирный, я всегда всем доволен, - так же неторопливо проговорил толстячок, - а уж как я доволен буду, когда ты пойдешь и проспишься, не дожидаясь, чтобы я, человек пожилой и немощный, тебя под руки отсюда спровадил!
- Ага!
Рыжий вскочил, едва не повалив лавку, на которой, коме него, сидело еще четверо, рука здоровяка метнулась через стол к горлу коротышки... что случилось потом, никто не разобрал, слишком уж быстро все произошло. Раз - и рыжий уже лежал спиной на столе, на черепках разбитых мисок, с выпученными от боли и от удивления глазами - а толстяк выкручивал его руку, приставив к горлу поверженного купца здоровенный нож.
- Кто я таков, интересуешься, - тем же спокойным голосом тянул коротышка, похожий на монаха, - странник я. Хожу там и сям, людей слушаю, ума набираюсь. Тонвером звать меня. Так что ступай себе подобру, братец, ступай на боковую. Завтра проспишься, встанешь, и сам станешь жалеть, что глупости нынче толковал.
При этом он все сильней прижимал лезвие к горлу рыжего, а тот боялся вдохнуть лишний раз - чувствовал кожей, что лезвие отточено на совесть.
- Ступай, - громче повторил толстяк и выпустил купца. - Хозяину за разбитую посуду заплатить не позабудь. Видишь, как спьяну грохнулся, сколько всего перепортил.
Рыжий поднялся и, ни на кого не глядя, поплелся из зала. Руку он держал на горле - будто никак не мог убедиться, что не пострадал. Вышел, аккуратно прикрыв дверь, даже не хлопнул.
- А вам, братцы, я так скажу, - снова заговорил толстяк, назвавшийся Тонвером, - принц Велитиан мудро поступил. Совершая грех, мы берем в долг у судьбы, а это жестокий ростовщик, и стребует с процентами. Муки совести - первый взнос. Если совесть тебя мучит, грешный человек, стало быть, с долга- то и скостится. А отдавать придется, рано ли поздно ли - придет срок. Кто совестью не мучился, тому процент набежит ох и крутой! Отдавать после тяжко будет. И неважно, как грешил, даже если чуток где напакостил, но совесть не проснулась, то грех, считай, удвоился. У принца Велитиана совесть проснулась, замучила, изгрызла душу - вои и возвратил судьбе должок. Пусть теперь попробует жить сызнова.
За дверью послышалась ругань, громкий топот, стук. Длверь с треском распахнулась - в трапезную ввалился рыжий, в руке его была дубинка, за ним теснились подручные - возчики, караванная прислуга, шесть человек протиснулись в комнату вслед за хозяином, да за дверью тоже шумели - еще несколько мужиков, эти уже не могли пролезть, потому что хозяин замер и хлопал глазами.
Ужинавшие странники повернули головы к скамье, где только что неторопливо разглагольствовал похожий на попа Тонвер - того не было!
- Где? Где жирный? - выдохнул купец.
Ответом ему послужили недоуменные взгляды. Тут заорали в соседнем помещении - на кухне. Хозяйка постоялого двора вопила, что пропал здоровенный кусок окорока... Женщина ворвалась в трапезную и уставилась на рыжего с дубиной. Потом заметила расколотые миски на столе...
Один из путников, сидевший с краю, тихонько шепнул соседу:
- Понял ли, кто здесь с нами кров делил? Кто этот Тонвер на самом деле?
- А кто? - так же шепотом ответил сосед. - Неужто соглядатай тайный? Из императорской стражи человек?
- Дурак ты. Сам Мерк Новый, вот он кто был!
- Так он же казнен, - неуверенно возразил собеседник.
- Ну так и что же... с ним всегда так бывает. Сколько ни казнят, а он снова объявляется. Потому что, говорят, ведом он любовью к Миру. А кого любовь ведет, того не убьешь, не одолеешь. Так-то.
ГЛАВА 48 Ничейные Поля - побережье к югу от Мокрых гор
Король-демон увел кувланов на запад. Места там расстилались пустынные, а теперь, в разгар лета, воды было немного. Передвигаться пришлось медленно, кочевников сдерживала скорость движения овечьих отар.
Поначалу варвары ворчали, даже шаманы - и те были недовольны. Они уже успели уловить слабое веяние маны из Черной Скалы, а теперь их увлекали прочь. Но шаманам-то возражать было не с руки, ведь именно по их настоянию кувланы последовали за чужаком. Ну а остальные... остальным было достаточно показать Дрымвенниля. Все отлично помнили, как он одолел самого грозного воина племени.
Дымган оказался не робкого десятка и в самом деле попытался сразиться с троллем. Поединок вышел коротким. Кочевник, опасаясь приближаться к гигантскому врагу, метнул копье. Дрым даже не попытался защититься, он попросту дал копью стукнуться о грудь, потом поднял и сказал:
- Раз ты выбросил, значит, оно тебе нужно?
Переломил копье пополам, показал ту часть, что с наконечником, и пояснил:
- Мне пригодится, в зубах ковырять после обеда.
Потом показал другой обломок и предложил:
- Эту можешь оставить себе.
К сожалению, варвар не понимал речи тролля и, когда Дрымвенниль шагнул в его сторону, вежливо протягивая палку, с ревом бросился в атаку. Дымган, конечно, был опытным бойцом, но и Дрым не зря ходил с отрядом солдат удачи. Удар палки пришелся в щит, которым кочевник прикрывал голову... и палка снова переломилась пополам. А Дымган, которому край треснувшего щита угодил в голову, рухнул без сознания рядом с обломками оружия.
После этого Ингви перевел вопрос тролля: можно ли ему съесть побежденного? После этого кувланы не стали спорить и двинулись на запад. И чем ближе к морю и Мокрым горам, тем чаще встречались источники, обильней росла трава... а уж когда пошел дождь, кувланы и вовсе уверовали в божественную миссию Ингви.
Король привел их к устью большой реки. Все было удивительно степнякам - и нескончаемый бег волн, и то, что вода в океане соленая, и то, что безымянная река не пересохла к середине лета, как бывало с потоками в их краю. Кувланы явились из засушливых мест, и Мокрые горы с частыми дождями казались им преддверием Эдема.
Шаманы радовались, как дети - они ощутили устойчивый поток маны, струящийся с гор. Белое Древо, источник волшебной силы, укоренилось на склоне горы, раскинуло серебристые ветви и шелестело под ветерком, веющим с моря. Ствол заметно вытянулся в высоту, а ветви, покрытые шелковыми белыми
