посмотрела в телескоп. Думает, нас что-то заберет, и это появится вовсе не из космоса.
— Мы никогда не допустим, чтобы с тобой что-то случилось, — заверил я. — Мы с твоей мамой очень тебя любим.
Грейс промолчала.
— По-моему, все же стоит проверить еще разок, — предложил я, сползая с кровати и устраиваясь на коленях около телескопа. — Не возражаешь, если я взгляну?
— Да хоть до посинения, — заявила Грейс. Если бы горел свет, она наверняка заметила бы мою реакцию на такую фразу.
— Ладно. — Я устроился поудобнее, но предварительно проверил, не наблюдает ли кто-нибудь за домом. Приложил глаз к окуляру и покрепче ухватился за телескоп.
Я направил трубу в небо и увидел поток пролетающих звезд, совсем как в «Звездных войнах».
— Давай-ка теперь посмотрим в эту сторону, — предложил я, но тут телескоп соскочил с подставки, грохнулся на пол и закатился под письменный стол Грейс.
— Говорила же тебе, папа, — сказала она, — это просто хлам.
Синтия уже лежала под одеялом, натянув его до самого подбородка, завернувшись как в кокон. Глаза закрыты, но я почувствовал, что она не спит. Просто не желает разговаривать.
Я разделся до трусов, почистил зубы, откинул одеяло и улегся рядом. У кровати лежал старый номер журнала, и я принялся его перелистывать, попытался прочитать оглавление, но не сумел сосредоточиться.
Протянул руку и выключил настольную лампу. Устроился поудобнее, повернувшись спиной к Синтии.
— Я пойду и лягу с Грейс, — сказала Синтия.
— Конечно, — буркнул я в подушку, не глядя на нее. — Синтия, я тебя люблю. Мы любим друг друга. То, что происходит сейчас, разделяет нас. Мы должны что-то придумать, чтобы выдержать все вместе.
Но она молча выскользнула из постели. Полоса света из коридора как ножом разрезала потолок, когда она открыла дверь. Затем исчезла вместе с ней. «Ладно, — подумал я, — я слишком устал, чтобы ссориться, слишком устал, чтобы мириться». Вскоре я заснул.
Утром, когда я встал, не было ни Синтии, ни Грейс.
ГЛАВА 31
Даже если бы мы вечером не поссорились, я бы не удивился, не обнаружив утром Синтию рядом с собой в постели. Проснувшись в половине седьмого, я решил, что она уснула у Грейс и провела ночь в ее комнате. Поэтому не вышел сразу в холл, чтобы взглянуть на них.
Я встал, натянул джинсы, зашел в соседнюю ванную и умылся. Случалось, я выглядел и получше. Стресс последних нескольких недель оставил свои следы. Под глазами темные круги, и, похоже, я похудел на несколько фунтов. Против этого я в принципе не возражал, но предпочел бы добиться такого успеха целенаправленно, а не благодаря стрессу. Глаза красные, к тому же мне явно не мешало подстричься.
Вешалка для полотенец находится у нас рядом с окном, выходящим на подъездную дорожку. Потянувшись за полотенцем, я заметил, что дорожка выглядит иначе, чем должна бы. Обычно расстояние между жалюзи заполнено синим и серебристым, цветами наших двух машин. На этот раз — только синий цвет и асфальт.
Я раздвинул жалюзи. Машина Синтии исчезла.
Я пробормотал что-то вроде «какого черта?».
Затем пошлепал в холл босиком и без рубашки и открыл дверь в комнату Грейс. Дочь никогда так рано не вставала, и я рассчитывал обнаружить ее в постели.
Покрывало откинуто, постель пуста.
Я мог позвать жену или дочь, стоя на верхней ступеньке лестницы, но было слишком рано, и все-таки имелся шанс, что в этом доме кто-то еще спит. Я не хотел их будить.
Я сунул голову в кабинет, где никого не оказалось, и спустился в кухню.
Там все выглядело, как и накануне вечером. Вымыто и убрано. Никто не завтракал перед ранним отъездом.
Я открыл дверь в подвал и на этот раз с чистой совестью закричал:
— Син! — Это было глупо. Ведь ее машины не было около дома. Но вероятно, поскольку все происходящее не имело смысла, я подспудно решил, что ее украли. — Ты там, внизу? — Я немного подождал и снова крикнул: — Грейс!
Когда я открыл входную дверь, на пороге меня ждала утренняя газета.
Было трудно не поддаться ощущению, что я переживал эпизод из жизни Синтии.
Но на этот раз в отличие от событий двадцатипятилетней давности меня ждала записка.
Она была сложена и стояла на кухонном столе, между солонкой и перечницей. Я взял ее и развернул — написано от руки, и почерк определенно принадлежал Синтии. Вот что там говорилось: