сумку-мунгурку похожий на колесо от телеги шаманский бубен. И еще: все оленеводы убирают на лето тяжелые яранги и ставят вместо них палатки. Бабушка Хутык круглый год живет в яранге, к тому же не пользуется как все печкой, а разжигает костер прямо посередине яранги. Он нужен ей, подогревать бубен, чтобы его было слышно на всю Колыму. Вызываемые бабушкой Хутык духи влетают через дымовое отверстие и, если им навстречу, словно жерло пушки, выставится дымоходная труба, духи могут испугаться и больше не прилететь.
Лично на меня это обстоятельство действует совсем наоборот. Каждый раз, когда вижу поднимающийся над пустой крышей дым, невольно вздрагиваю от мысли: «Не пожар ли?»
Все наши женщины: бабушка Мэлгынковав, жена Дорошенка — Галя, жены пастухов Рита, Надя и Моника числятся в бригаде младшими пастухами, а вот бабушка Хутык — фельдшером. Наверно в штатном расписании совхоза не нашлось должности шамана, они и подобрали самую родственную. Мне не удалось видеть, как бабушка Хутык лечит людей, хотя слышал об этом не один раз, а вот, как она врачует оленей, наблюдал часто. Обычно этим она занимается вдвоем с Дорошенком. Бригадир делает оленям уколы, переливание крови, заливает в рот микстуру, засыпает порошки и закапывает всевозможные капли. Бабушка Хутык лечит оленям глаза и копыта. Так сказать, олений окулист-ортопед. На глазах оленей часто появляются бельма, и случается, эти животные слепнут на оба глаза. Особенно часто это бывает у оленят. Я не один раз с удивлением наблюдал, до чего ловко совершенно слепой олененок ориентируется в стаде. Он пасется как бы совсем здоровый, быстро разыскивает в трехтысячном стаде свою маму и даже ворует у чужих важенок молоко. Я так и не научился угадывать слепых оленят, а пастухи запросто. Они набрасывают на слепого малыша маут и, придерживая его коленями, зовут бабушку Хутык. Та присаживается рядом с олененком, устраивает его голову себе на колени, разжевывает кусочек сахара и вводит его вместе со слюной в больной глаз. Делает это она губами и языком, после чего долго массирует глаз ладонью. Через неделю бельма сходят, и олененок бегает по тундре, как ни в чем не бывало.
Копыта лечить посложнее. Поймают захромавшего оленя, повалят на землю, смотрят на больную ногу, но там ничего не видно. Все копыто покрыто черной крепкой роговицей. Теоретически, как написано в оставленной здесь зоотехником книжке, гнойник можно нащупать колодочкой ножа. Мол, где роговица немного мягче, там болячка и спряталась. На самом деле, отыскать ее почти невозможно, разве что, эта болячка разрастется на всю ногу.
Бабушка Хутык берет краешек копыта в рот и прощупывает его …зубами. Они куда чувствительней колодочки ножа, бабушка быстро находит больное место, расковыривает ножом и кладет туда лекарство. Если прозевать и не сделать все это вовремя, к стаду привяжется копытка, которая может положить половину оленей.
…Люди у нас чаще всего лечатся самостоятельно. Каждый знает, какие таблетки от головы, какие от простуды, какие от живота. Тем, кто болеет, не выезжая из стойбища, больничный лист не положено. Во всяком случае, я ни о чем подобном не слышал, хотя валяющихся неделями на шкурах с высокой температурой пастухов видел сколько угодно.
Но если случается что-то серьезное, вызывают вертолет санавиации. Правда, в последнее время она относится к этим вызовам без особого доверия. И не без причины. Сколько раз, было: выпьет пастух, а похмелиться нечем. Мается, бедный, мается, а потом возьмет да и вызовет вертолет санитарной авиации. Мол, смертельно заболел, прилетайте, спасайте! Те, не глядя ни на какую погоду, прилетят, погрузят «больного» и — в райцентр. Лишь вертолет приземлится, пастух с носилок — прыг, и бегом в магазин за бутылкой.
Бабушка Хутык от похмелья не лечит, этим у нас занимается бабушка Мэлгынковав, а вот, когда метель и совсем никакой видимости, тогда нашей шаманке приходится быть и хирургом, и еще таким врачом, профиль которого я даже затрудняюсь назвать. В прошлом году она зашила разорванное бедро нашему Прокопию и сделала это так искусно, что удивился прилетевший через две недели в стойбище хирург. При этом он называл бабушку Хутык коллегой, чем вводил ее в большое смущение.
О другом случае стоит рассказать особо. Когда наше стадо кочевало по Лэнгучанской долине, в стойбище привезли пастуха Беячана из соседней бригады. Года два тому назад его нарты на большой скорости ударились о лиственницу, и пастуху размозжило ногу. Его долго лечили в районной больнице, но хромота все равно осталась. Решили показать бабушке Хутык. Она постелила в яранге белую оленью шкуру, положила сверху больную ногу, принялась колотить в бубен и разговаривать с духами. Потом сказала: «Сейчас подниму шкуру и, если под нею будет чисто — нога выздоровеет. Если же под шкурой окажутся черви — Беячану придется хромать всю жизнь.»
В яранге, кроме бабушки Хутык и больного пастуха, находилось все стойбище, включая бригадира Дорошенка. Впрочем, он отнесся к происходящему очень недоверчиво, и даже пробовал критиковать бабушку Хутык, считая, что из этого ничего не выйдет.
Давно наступила ночь, но в яранге горел костер, и в последний момент бабушка Хутык подбросила в него охапку смолистых сучьев. Когда они ярко вспыхнули, шаманка выдернула шкуру из-под больной ноги, и все увидели большой клубок червей, которые, извиваясь, расползались под разостланными на полу ветками.
Заканчивалась зима, везде лежал глубокий снег, и земля была проморожена на добрых полкилометра в глубину. Откуда взялись черви — невозможно представить. К тому же никто из присутствующих нигде никогда не видел похожих червей. Но и Прокопий, и Павлик, и Кока, да и сам Дорошенко заверяли меня, что так было на самом деле…
Еще невероятнее история произошла с бабушкой Хутык до того, как она появилась в нашем стойбище
Как-то бригадир восьмой бригады в поисках пропавшей важенки поднялся на сопку и наткнулся там на медведя. Зверь успел задрать важенку, завалить ее ветками и теперь стерег свою добычу. У бригадира была винтовка, он выстрелил, но неудачно, а может, просто не успел прицелиться. Медведь подмял его и вскоре закопал неподалеку от важенки.
Все случилось, чуть ли не на глазах обитателей стойбища. Все слышали рев зверя, выстрел и отчаянный крик бригадира, но помочь не могли.
Медведь у коряков и эвенов считается сродни человеку, к нему относятся с большим уважением и при встрече стараются уступить дорогу. Но этот совершил преступление, и бабушка Хутык потребовала от пастухов его убить, а бригадира доставить в стойбище. Те взяли карабины и покарабкались на сопку. Но там такие густые стланики, что ни рассмотреть медведя, ни даже подобраться к тому месту, где он закопал бригадира, не было никакой возможности. Они поползали вокруг, расстреляли в белый свет, как в копеечку, несколько обойм и ни с чем возвратились в стойбище.
«ТЕПЕРЬ ВЫ ВСЕ УМРЕТЕ!» — сказала им бабушка Хутык, после чего сама поднялась на сопку, вытащила из-под земли и веток бригадира и, погрузив на прягового оленя, спустила вниз. То ли медведь испугался выстрелов и убежал, то ли на самом деле бабушка Хутык сумела как-то уговорить зверя — правды не знает никто. Известно лишь, что она поднялась на сопку и привезла бригадира, и что ни карабина, ни даже ножа у нее не было. И еще, пожалуй, самое удивительное, — все присутствовавшие во время этого события мужчины погибли в течение года. Первого, вместе с частью оленьего стада засыпало снежной лавиной, другой, напился водки и замерз в десяти шагах от яранги, третьего, случайно застрелили на охоте. Последний, рассчитался из совхоза, поступил на работу в промкомбинат, но все равно утонул, когда сплавлялся на плоту по довольно спокойной реке. Интересно, что на плоту плыло трое мужчин, а утонул только один и как раз тот, которому бабушка Хутык предрекла смерть.
С тех пор все пастухи отказались пасти оленей в восьмой бригаде, и ее пришлось ликвидировать, а оленей раздать в соседние стада.
Не знаю, так ли было на самом деле, но мне рассказывали эту историю несколько раз. Вечером, когда над тундрой потянет свежим ветерком, и олени, устроившись на отдых, не поднимаются несколько часов кряду, пастухам остается развести костер, вскипятить чай и, смакуя пастуший напиток, перебирать события кочевой жизни.
Кстати, восьмой бригады в совхозе и вправду нет. Есть седьмая, есть девятая и десятая, а восьмой нет. Но я сам видел в яранге бабушки Хутык небольшой фанерный ящик из-под батареек, на котором написано: «8-мая бригада. Хутык Н.П.»
