Константиновна Тарасова…
Вовка Трушин высказал пожелание быть капитаном Совой из многосерийного польского фильма «Капитан Сова идет по следу».
— Думаешь это классика?
— Еще какая! — твердо сказал Вовка.
У остальных тоже оказались любимые герои: у меня д’Артаньян, у Нади Лапшиной Татьяна из «Евгения Онегина». Круглый отличник Костик Соболев собирался играть Митрофанушку из пьесы Фонвизина «Недоросль». По-моему, для контраста — Костик, в отличие от Митрофанушки, в учебе души не чает. Ната Жучкова остановила свой выбор на Чацком. Она недавно прочла «Горе от ума» Грибоедова и была покорена благородством этого художественного образа. То, что Чацкий мужчина, а Ната девчонка, ее не смущало.
Поскольку никто не собирался отказываться от выбранных ролей, а всех произведений сразу мы сыграть не могли из-за недостатка времени, Мишка обещал свести всех героев в одну сверхклассическую, как он сказал, пьесу.
— Прости, Сазонов, но это непростая задача, — предупредил Мишку Костик Соболев.
— Задача по своим масштабам глобальная, — признал Мишка. — Зато каждый проявит талант. Считайте, в драмкружок вы уже приняты.
Глобальные задачи Мишку никогда не пугали.
— А что же Сеня, — вспомнил я о тихом Сене Пантюхине.
— Я стихотворение прочту, — сказал Сеня. — Маленькое. Вчера выучил.
Мы долго убеждали Сеню, что недооценка им Сашиных высказываний о классическом репертуаре может кончиться плачевно, и не вдыхать ему запаха кулис, как не видать собственных ушей. Однако уговорить его принять участие в сверхклассической пьесе не удалось. Из ложно понятой скромности Сеня губил свой талант, и все очень его жалели.
Мишка работал несколько дней, не зная ни сна, ни отдыха. Он перерыл всю литературу, которая была в доме, заметно похудел, но обещание выполнил: к назначенному сроку
пьеса была готова. Как мы и договаривались, в ней действовали Отелло и капитан Сова, Чацкий и Анна Каренина, Митрофанушка, Татьяна и д’Артаньян. Правда, я думаю, Мишкино произведение несколько отличалось от великих подлинников.
И вот класс вновь собрался. Теперь уже в зале. Послушать нас, кроме Саши, пришла старшая пионервожатая Тоня. Мишка Сазонов предупредил Сашу и Тоню, что стихов и басен мы читать не будем, а покажем большой серьезный спектакль, созданный по мотивам русской и зарубежной классики.
Саша, кажется, удивился, но напустил на себя божественную невозмутимость, привычно похлопал в ладоши:
— Начнем!
Начали.
На сцену вышла Томка Булкина в макси-юбке своей старшей сестры. Она посмотрела на пустые ряды стульев и деловито сообщила:
— Я — Анна Каренина.
Подобные реплики Мишка придумал для каждого персонажа, чтобы не возникло какой-нибудь путаницы и одного героя не приняли за другого.
Томка заломила руки, закатила глаза и начала свой монолог. Первой шла подлинная фраза из романа. Собрание сочинений Л. Н. Толстого дома у Мишки было, так что он, хоть и не без труда, нашел страницы, где описывается, как Анна Каренина бросилась под колеса.
— «Туда! — нараспев протянула Томка.— Туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».— Томка мельком взглянула на часы, глубоко и шумно вздохнула. Дальше она произносила Мишкин текст: — Почему нет поезда? Опаздывает уже на три минуты! Пойду выясню у начальника станции…
Анну Каренину сменил Вовка Трушин. Он выполз на четвереньках, держа в руке увеличительное стекло, и стал рассматривать следы.
— Я—капитан Сова,— объявил Вовка, не отрываясь от своего занятия.— Здесь прошла Анна Каренина… Она хочет попасть под поезд и думает, что тот опаздывает. Ничего подобного? Просто я перевел стрелку и пропустил состав по другому пути. Поезд давно ушел! — Вовка вынул платок, старательно вытер им нос, как бы нечаянно оставил платок на сцене, а сам уполз.
Теперь пришла очередь Отелло. Стремясь походить на мавра, Мишка намалевал на физиономии синими чернилами несколько полос. Не знаю, как выглядят мавры, но больше всего лицо моего друга напоминало матросскую тельняшку.
Отелло разговаривал либо словами, которые для него придумал Мишка, либо словами Бориса Годунова из одноименного произведения А. С. Пушкина. Объясню почему: среди книг Мишкиного папы Шекспира не оказалось, а на «Бориса Годунова» Мишка наткнулся, когда искал «Евгения Онегина», чтобы написать роль Татьяны. Там трагедия, тут трагедия — вот он и решил использовать находку, поскольку своих слов на всех могло не хватить.
Обнаружив платок, Отелло заметался по сцене, крича, что узнал платок, что не потерпит в своей семье небрежного отношения к вещам, и, как ему ни тяжело, он все-таки задушит Дездемону. Заканчивал Мишка строчкой, взятой из мополога Бориса Годунова:
— «Ух, тяжело!., дай дух переведу…»
Как видите, то, что говорил у Пушкина Борис Годунов, прекрасно отражало душевное состояние Отелло у Шекспира. Всё нормально!
Перед разгневанным Отелло появился д’Артаньян, то есть я.
