— Они пригодятся на будущее,— заверил я.— И потом, тебя вроде недавно спрашивали.
— Три математики назад. Сегодня четвертая.
— Могли, конечно, вызвать. Вот на второй нечего вол¬новаться.
Мы принялись рассуждать на эту тему, прикидывать, когда опасность вызова к доске больше, когда меньше, когда ее вообще нет, и вдруг нежданно-негаданно пришли к выводу, который мог бы, наверное, сделать любой учащийся, но поче¬му-то не сделал.
Вот что мы для себя уяснили: если сегодня тебя вызвали отвечать, то уж завтра почти наверняка не спросят, но, чем больше времени прошло после ответа, тем вероятность того, что ты окажешься у доски, возрастает, и тут уж надо быть начеку. Вроде бы все об этом хорошо знают, однако ни один человек данное явление с точки зрения науки не оценил.
— А ведь мы открыли закон,— торжественно промолвил Мишка.— Закон школьной жизни!.. Его только надо сформу¬лировать, изучить, подкрепить расчетами…
— И широко применять! — добавил я.
— Еще как! —пообещал Мишка.
Не откладывая дела в долгий ящик, в тот же вечер, попыхтев часа три, мы загнали свой закон в очень изящное, по мнению Мишки, определение. Теперь он выглядел солидно:
«Опасность вызова учащегося для ответа прямо пропор¬циональна количеству уроков данного предмета, прошедших с момента вызова того же учащегося».
Поскольку закон открыли сразу два человека — Мишка Сазонов и я, Павлуха Рубцов, мы его так и назвали: «закон Сазонова — Рубцова». Дали ему и другое название: «закон волнообразного обучения». Но это потом. А почему волнооб¬разного — объясню.
С таким названием закон был достоин того, чтобы его сразу поместить в учебник, не знаю, правда, в какой. К мате¬матике он отношения не имел, а физику мы еще не проходи¬ли. Но в учебник помещать не обязательно, его и так все пре¬красно запомнят.
Конечно, у закона не все было в порядке, страдал он од¬ним крупным недостатком: по нему мы пока не могли точно установить, к какому именно уроку надо начинать готовиться после того, как тебя спросили — к третьему или пятому, чет¬вертому или какому-нибудь еще.
Предстояла серьезная исследовательская работа.
Мы разграфили большой лист бумаги. Слева написали все предметы, которые проходят в нашем классе, вверху — ряд цифр от 0 до 20, а на пересечении этих двух граф, в образо¬вавшуюся ячейку, стали заносить фамилии вызванных к доске или спрошенных с места.
Таблицу придумал Мишка, поэтому именовалась она «Таб¬лица Сазонова» и выглядела так:
Месяца через полтора, когда вся таблица заполнилась, мы легко установили, через сколько уроков по какому пред¬мету спрашивают. Так, по истории Семен Семенович вызывал чаще всего через три урока на четвертом и уж обязательно на пятом. Галина Владимировна не позднее, чем на третьем, Ни¬колай Павлович не раньше четвертого.
Периоды между ответами я предложил назвать «мертвый сезон». Но Мишка придумал название куда лучше — «зона комфорта». На нем и остановились, поскольку между двумя вызовами можно было уроков не учить, и это создавало боль¬шие удобства: увеличивалось время досуга, оставались лиш¬ние часы на подготовку других предметов, и, главное, каждый твердо знал, когда ему надо, а когда не надо нервничать, если он чего-нибудь не выучил.
Теперь вам, наверное, понятно, почему наш закон называл¬ся «законом волнообразного обучения». Следуя закону, уроки требовалось выучить к определенному дню. В этот день тебя непременно спрашивали — «Таблица Сазонова» не подводи¬ла!— после чего наступала «зона комфорта», продолжитель¬ность которой была нами научно предсказана. Затем шла но¬вая волна подготовки домашних заданий. При этом авторы открытия, мы с Мишкой, рекомендовали пропущенный мате¬риал все же просмотреть, вникнуть в суть, а уж тот урок, ко¬торый должны спросить, учить основательно, без дураков.
Считая, что великие открытия должны быть достоянием народа, Мишка обо всем подробно рассказал ребятам нашего класса.
Поверили в свое счастье не все и не сразу.
Костик Соболев, круглый отличник, вообще отказался ис¬пользовать закон. Он считал, что это унизит его достоинство полного пятерочника. Может, Костик и прав: ведь в ближай¬шем будущем все мы станем отличниками. Как же тогда Костяку не слиться с общей массой? Только учить все подряд.
Надя Лапшина, у которой тоже очень хорошие отметки, решила учить по закону лишь математику и другие точные науки, а гуманитарные — насквозь. Это потому, что Надя еще с четвертого класса мечтает получить юридическое образова¬ние и стать следователем по особо важным делам.
Вовка Трушин сказал, что он горячо приветствует откры¬тие, но хочет внести в свое обучение элемент риска и время от времени не готовить уроков, даже когда по закону он обя¬зан это делать.
Мы запретили Вовке эксперименты, как исключительно вредные, поскольку они могут подорвать доверие учащихся к заколу. Вовке пришлось пообещать не отступать от «Табли¬цы Сазонова» ни на йоту — так требовал Мишка. Что такое йота Вовка не знал и спросил у меня. Я тоже не знал, но ска¬зал Вовке, что йота меньше микроба.
Уже через две недели наш класс нельзя было узнать. Двой¬ки из журнала исчезли, троек стало меньше, чем было когда-то двоек, а четверок и пятерок в несколько раз больше, чем двоек и троек, вместе взятых.
Классный руководитель Галина Владимировна не могла на нас налюбоваться. Да и нам казалось, что мы стали умнее и лучше. Только теперь мы поняли, как двойка и даже тройка унижают человека, как легко и радостно их не иметь.
Сведения об открытии просочились в параллельные клас¬сы. Там «Таблицу Сазонова» даже не пришлось переделы¬вать — преподаватели те же.
Мы охотно делились опытом, принимали делегации, кото¬рые приходили выразить свое восхищение и
