потом принять трудное решение, касательно демонического ребенка?
— Да. А также то, что овдовела она через пару лет после родов.
— Раз так, значит, ты должен понимать, что все последнее время я был советником при несчастной королеве и даже в какой-то степени — отцом. От всех бед, свалившихся на ее голову, Йаламис выглядит старше своего возраста. А до встречи с немидийским князем она выглядела еще хуже. Ее многие годы мучили кошмары, в которых слышался плач ребенка, умершего в пустыне. Это была Саломея — источник всех несчастий, но ее королева выносила в своем лоне. Вот так-то, Конан, — вздохнул вельможа.
Юноша скорбно склонил голову. Варвар представить себе не мог, что если бы он был отцом, то смог решиться бы на подобный поступок. При любых обстоятельствах Конан не обрек бы на смерть собственное дитя.
— Я понимаю и благодарю тебя, Архаурус, за посвященное мне время, — громко сказал киммериец. — Но… Следовательно, позднее, когда прибыл немедийский князь… — подбирал слова юноша, думая про себя: «Только княжества Торы нет, и не было никогда такого князя».
— Да, когда появился молодой князь, наша королева сбросила груз лет, как сильное дерево сбрасывает мертвые листья, и расцвела, словно весенний цветок. Я видел, Конан, как искра жизни зажглась в ее печальных глазах. Теперь моя королева светится радостью. И думаю, что господин Сергианус — самое значимое событие для Йаламис и Хаурана в целом за много лет. Наверное, такое же, как встреча кузины королевы с тобой, спасителем ее жизни. В общем, сейчас королева и князь Сергианус увлечены друг другом, хотя не являются любовниками.
— Пока что нет, — вставил Шубал, который незаметно для Архауруса приблизился к ним сзади.
Конан заметил подходящего шемита, но не видел причин прерывать королевского советника, а Архаурус, вздрогнув, неприязненно посмотрел на Шубала.
— Видимо тот факт, что какой-то безземельный немедиец, возможно, скоро станет владыкой Хаурана — не слишком беспокоит тебя, — скорее утверждая, чем задавая вопрос, сказал варвар.
— Конечно, нет — возразил советник.
— Если выбирать, то безземельный авантюрист выглядит предпочтительней нежели, скажем, повелитель страны, который давно положил глаз на маленького соседа, — убежденно сказал шемит.
— Очевидно, Шубал имеет в виду Коф, — предположил Архаурус. — Однако нельзя с уверенностью называть князя Сергиануса «авантюристом».
— Кем бы он не был — все одно лучше кофийца. Ведь ни для кого не секрет, что Коф с удовольствием бы отдал свои западные провинции в обмен на доминирование над Хаураном!
— Хммм, — тактично кашлянул советник. — Но Конан… ты так и не ответил на мой первый вопрос: Почему ты так навязчиво разглядывал господина Сергиануса? Ты видел его раньше?
— Нет, то, что я увидел, было … — начал киммериец, но вдруг в его голове созрел некий замысел. Мысль блеснула в мозгу подобно драгоценному камню. — Скажи, Архаурус, ты умеешь читать по турански?
На лице вельможи отразилось удивление и некоторая растерянность, однако он кивнул утвердительно.
— Да, — сказал Архаурус и перешел на туранский: — Да, я говорю, читаю и пишу на этом языке, Конан. Почему ты спрашиваешь?
— Потому, что это единственный язык, на котором я умею писать, правда, не очень хорошо. А ты, Шубал …знаешь грамоту?
— Ну… — Шубал не казался слишком уверенным, — шемицкую неплохо…
— Шемитское письмо я тоже способен прочесть, — не без гордости объявил советник.
— А я — нет, — развел руками Конан.
— Сказать по правде, — протянул Шубал, — я все же лучше пишу по кофийски.
Население Хаурана говорило на диалекте кофийского языка. Письменность еще больше напоминала первоисточник.
— Вот я хочу проверить одну догадку, — сказал варвар. — Шубал, опиши, как выглядел человек, о котором мы разговаривали вчера, у которого был медальон.
— Сергианус?
— Нет, тот второй и не произноси его имя, Шубал.
— Понятно. Но он, наверное, уже отошел в мир иной, Конан. Это было четыре года тому назад. Почти пять.
— И все же послушайся меня.
Шубал согласился, и все три пошли в канцелярию. Старый писарь не испытал восторга, когда расставался с двумя листами дорогой кхитайской бумаги в пользу не вызывающих особого доверия наемников. Однако, как-никак, они были людьми благородной Хаштрис, их просьбу поддержал советник трона и чиновник не посмел отказать.
Киммериец и шемит повернулись друг к другу спинами и принялись составлять описание, каждый свое. Заинтригованный Архаурус ждал. Он сгорал от нетерпения, которое вскоре грозило перерасти в гнев.
Конан и Шубал иногда прерывались, чтобы освежить свои воспоминания или подобрать подходящие слова. Время от времени, у каждого из них с губ срывалось проклятие на совершенно разных языках, отличных от того, на котором оба писали.
Варвар закончил чуть раньше своего товарища, после чего Архаурус вопросительно взглянул на него. Конан велел шемиту читать первым.
— «Он глубокий старик», — начал Шубал, стесняясь как мальчик, хотя читал свое собственное творение. — «Его голова почти лысая. Остатки выцветших волос бахромой свисаю с висков и затылка. Руки и лысина покрыты старческими пятнами. Глаза все время щурит. Скорее всего, видит он скверно. Его левое веко обвисло, равно как и губа. Вокруг глубокие морщины. Зубы пожелтели, двух справа не хватает…»
— Сверху или снизу? — прервал его Конан.
— Снизу. «Усы седые, более густые с левой стороны. Очень худой. Руки трясутся, на них видны набухшие жилы». Вот, собственно и все, — шемит поднял голову и расправил плечи.
— И ты описал … — Конан заметно побледнел.
— Себанинуса, барона Корвеки из Кофа.
— Слушай, Конан, какой прок в этих ученических упражнениях? — вконец потерял терпение советник.
— Эх, Архаурус! Это все колдовство. Некий человек, которого мы встретили вчера, утверждал, что Тора в Немедии совсем не княжество, а баронство. Или Сергианус хотел придать себе вес, или просто об этом не знал … А Шубал узнал его медальон. Он вспомнил, что видел данный предмет около пяти лет тому назад на груди барона кофийской провинции Корвеки.
— Какой смысл выяснять такие пустяки? — Архаурус простонал и воздел вверх руки.
— А такой, — сказал Конан, — что Сергианус выступил с протестом в тот момент, когда королева замахнулась, чтобы разбить зеркало. Поэтому, пока душа ко мне не возвратилась, я смотрел только на него. А потом он на какой-то миг вдруг изменился. Я увидел совершенно другого человека в той же одежде и с тем же медальоном. Мне не доводилось раньше бывать на востоке Кофа или в Хауране. И тем более, я никогда не встречал владыку Корвеки. Но, послушай, господин советник, кого я вчера увидел рядом с твоей королевой.
И юноша громко прочел то, что написал:
— Высокий, худой, очень старый мужчина с лысиной испещренной желтоватыми пятнами и венчиком жидких волос, похожих на потрепанную занавеску. Его белые усы, более густые слева, а левое веко и уголок губы опущены. Морщины избороздили лицо подобно глубоким ущельям, особенно вокруг губ. Во рту, как видно с первого взгляда, не хватает справа двух нижних зубов. Руки дрожат, а жилы на них похожи на толстых гусениц. Кожа блестящая, с пятнами, без волос. Еще я заметил маленькую коричневую бородавку на щеке под левой ноздрей.
— Точно такая была у барона Себанинуса! — воскликнул Шубал. — Написанное тобой — это его точный портрет! — шемит нервно почесал грудь. — Но как…
— Типичное колдовство, — ответил Конан.
