такой корабль, чтобы тащить на него что попало.
А теперь Бенёвский напомнил мне Джона в то плавание, когда мы гнались за «Пантерой» и Моник на борту. Он, несчастный влюбленный, не спал и не ел, пока не приблизился к цели. А все страдания были из-за того, что Моник и Клод с двух сторон навешали ему на уши. Что ж, пусть теперь помучается наш полковник. Одно меня задевало: он не просто смотрел вперед, он смотрел вперед в свой чудесный бинокль. Который обыкновенным образом украл у капитана, которого убил. Святой человек! Говорит, что надо заниматься честный трудом, а не разбоем.
Я сказала небольшую речь, вспомнив всех по именам. Имена двух португальцев, ушедших с «Дона» с Бенёвским, пришлось предварительно записать на руке. Ненадолго же они пережили тех, кто там остался. Из спутников Бенёвского в живых остался только Устюжин. Может быть потому, что сам был удачлив, а может быть потому, что всегда держался рядом со своим Маурицием. Неизвестно, кто кого хранил: у поляка и правда была своя, особенная судьба. Зато теперь с нами был Бартоломеу, который показал себя неплохим моряком и, несмотря на рану в плече, уже успел подраться с Тощим Беном по поводу качества починки. Что ж, хороших моряков много не бывает.
После совмещенного с панихидой завтрака я бродила по палубе, наблюдая за очередной приборкой: мы снова отдраивали кровь. Заодно я разминала все еще болевшие ноги, и не только ноги. Джон, пытавшийся на быстро бегущем вперед корабле рисовать карты побережья, дважды попался мне на пути, пробегая в каюту и обратно. На третий раз я поймала его за рукав.
— Давай, говори!
— Ты сама все знаешь! — он упрямо уставился мне в глаза. — Бенёвский — орудие наших врагов!
— Застрелишь его?
— Если понадобится! — и челюсть вперед выпятил, будто я его на драку вызывала. — Конечно, не сейчас… Кристин, он-то не виноват, он верит, что делает доброе дело! Но мы знаем, что все не так! Зачем ты дала ему дельфина?
— Чтобы он отвел нас к золоту, зачем еще? Мы же пираты, Джон! — мне нравилось ему про это напоминать, он всегда так смущался. — А игры с Прозрачными — так, развлечение. Команду надо, между прочим, кормить не только сухарями и солониной! Им нужно золото. А если его долго не будет, то парни потребуют берега, таверны и всего, что к ней прилагается.
— Золото у нас в трюме! — попробовал спорить Джон. — И уже давно! Это хорошая добыча.
— Так значит, курс на остров Оук? А потом назад, на Тортугу, пропивать?
— Нет, надо ждать, что скажет Прозрачный… Он пока не может назвать имя. Ты же понимаешь, у них все очень сложно.
— Да, скажи еще, что мне не понять! — вот это меня особенно злило в Прозрачном. — То мне чего-то не понять, то у него нет времени… Нет уж, пусть будет рад, что я его просто к чертям не послала до сих пор. Пора показать зубы. Сначала мы посмотрим, куда нас приведет Бенёвский, а там, может быть, что-то станет ясно и нам тоже.
Джон не нашелся, что ответить, и пошел дальше учиться рисовать карты. Довольная собой — не каждый раз удается упрямца переспорить! — я подошла к Бенёвскому. «Ла Навидад», подгоняемый сильным попутным ветром, рассекал волны неестественно ровно, почти не покачиваясь. Они сами расступались перед его носом.
— Далеко еще, полковник?
— Дня два, если ничего не случится, — нервно ответил он, не отнимая бинокля от глаз. — Спасибо вам, Кристин, я очень благодарен. Ваше решение твердо?
— Какое решение?
— Добраться до Храма, о большем я не прошу. Надеюсь, вы все поймете там. Ну, а нет, так нет. Просто не мешайте, прошу вас. А я всем заплачу, не сомневайтесь, и вам, как положено, двойную капитанскую долю.
Говорить вот так, с его затылком, мне не понравилось. Впрочем, дельфин на всех действует по- разному, как, наверное, и другие предметы.
— Не забудьте только, что у нас есть охотничье соглашение. Все погибшие указали своих наследников, а еще некоторые потеряли пальцы, один ступню, и один — глаз. За все это тоже положена компенсация. Я вам могу дать почитать, у нас все по-честному.
— Потом! — Бенёвский передернул плечами. — Все потом… Это неважно. Я заплачу, сколько потребуется. Там все есть, все! Только бы скорее!
Я отошла и, конечно, столкнулась с Устюжиным, который покуривал трубку на баке.
— Иван, вы бы снимали с него дельфина на ночь. Это позволит уснуть.
— Предлагал, да он не позволяет. А я и сам хочу побыстрее, Кристин. Ведь все, что было — так, тропинка к дороге. Доберемся до Храма и увидим дорогу настоящую. И ты увидишь, если захочешь.
«Ла Навидад» летел вперед весь день и всю ночь. Я прекрасно выспалась, да и все остальные тоже. Все, кроме Бенёвского. Что ж, тем спокойнее было мне: он не упадет и не выронит дельфина из рук, и не будет ни шторма, ни дерева в море. И вот, когда время подходило к полудню, а мои пираты от безделья взялись плясать под губную гармонику Руди, Бенёвский отошел от бушприта. Он был бледен, истощен, но счастливо улыбался.
— Это здесь!
Мы дружно подскочили к борту, вглядываясь в берег. Нет, никакой бухты мы пока не видели.
— Впереди! — пояснил полковник. — Я видел в бинокль. Там камни, как и писали либери в письме к Петру Великому. Камни, через которые провести корабль может только волшебная фигурка дельфина! Полагаю, нам разумнее взять лево руля, а потом пойти прямо к берегу!
Он встал за штурвал и начал маневр. Ветер, конечно, помог ему, так что за управление кораблем я могла не беспокоиться. Но ветер и волны — это одно, а как быть с камнями? Дельфин не сможет сдвинуть их с места! Хорошее настроение пропало. Я бросилась на бак, и сразу увидела, о чем говорил Бенёвский: море здесь глубоко врезалось в сушу, но узкий проход был закрыт мелкими скалами, едва торчавшими из- под воды. Прибой разбивался о них, и облако брызг мешало рассмотреть бухту.
— Полковник, остановитесь! Нам надо кое-что обсудить!
Я направилась прямо к нему, но он так круто взял вправо, что мне пришлось схватиться за шкот и подождать, пока закончится поворот. Оглянувшись, я увидела, что теперь мой корабль летит прямо на скалы. Ветер усилился. Как быстро все произошло! Я поспешила к штурвалу.
— Шутки кончились, Бенёвский! Дельфин не научит «Ла Навидад» летать! Мы разобьемся в щепки!
— Мы разобьемся, если будете мне мешать! — полковник вцепился в штурвал так, что пальцы побелели, и шумно дышал, раздувая ноздри. — Тамплиеры были здесь! Проход есть, и дельфин укажет его!
Я сделала еще шаг, но Устюжин неожиданно схватил меня за плечи и отбросил в сторону, как котенка.
— Нет, Кристин! Умоляю, дай ему сделать то, что он должен сделать!
Краем глаза заметив, как на Устюжина кинулся Роберт, я снова оглянулась. Скалы были совсем близко! Ветер так усилился, что с мачты сорвало испанский флаг, который полетел веред, обгоняя корабль, и первым скрылся в сплошном море брызг, поднимавшемся до самого неба. Поворачивать было поздно.
— Оставь его! — успела я крикнуть Моррисону, занесшему над головой Бенёвского пудовый кулак. — Поздно!
Устюжин пытался сбросить с себя вцепившихся в него Джона и Роба, и одновременно задержать рвавшегося к штурвалу француза. Услышав мой крик, все прекратили борьбу и уставились вперед.
— Держись! — закричал вдруг Моррисон. — Спасайся, кто может!
В следующее мгновение «Ла Навидад» влетел даже не в брызги, а в пену. Дышать стало тяжело, я больше не могла разглядеть в этой пелене даже штурвал. На ощупь я добралась до борта, чтобы хоть за что-то уцепиться. Но удара не было, как не было и минуту спустя. А еще через минуту мы сразу, без перехода, выскочили на чистый воздух и спокойную воду. Мы проникли в тайную бухту Храма.
