добродушно-расслабленное настроение, а сам Рейнблад давно к ней привык, не действует она на него, никакие птички и бабочки неспособны поколебать его душевное равновесие. Иногда, конечно, приходится принимать гостя в кабинете, например, когда надо к компьютеру обращаться по ходу беседы, но так бывает редко. Вот и сегодня не тот случай.
Сейчас кардинал-первосвященник Всея Человеческой Общины на Барнарде любовался цветущей раффлезией. Невозможно поверить, что на Земле Изначальной этот прекрасный цветок опылялся мухами и его лепестки мимикрировали под куски протухшего мяса. Но Служба Санитарного Контроля не допустила земных мух на благословенные земли Барнарда, и несколько экземпляров этой гигантской орхидеи, завезенных первопоселенцами в качестве дурной шутки, приспособились к опылению аборигенными микрострекозками, и направили свою эволюцию от мерзкого к прекрасному в полном соответствии с доктриной святого Дарвина. Зловонные выделения земной раффлезии превратились в благоуханный нектар, подобно тому, как заблудшая душа, будучи помещена в условия, благоприятствующие духовному развитию…
— Вы совсем не слушаете меня, ваша божественность, — неожиданно заявил Адамс.
Кардинал Рейнблад приподнял брови в деланном удивлении и медленно повернул голову. Его взгляд как бы говорил: «Я только что слышал, что это ничтожное существо сделало мне замечание. Уж не ослышался ли я?»
Олигарх выдержал взгляд кардинала, почти не изменившись в лице, только стал слегка подергивать челюстью, будто что-то жует. Рейнблад давно приметил, что этот тик часто проявляется у Адамса, когда тот нервничает.
— Ты не говоришь ничего существенного, вот я и не слушаю, — спокойно произнес Рейнблад. — Если хочешь привлечь мое внимание, скажи что-нибудь интересное. Например, огласи выводы, следующие из того унылого дерьма, что ты бормочешь битых полчаса. Адамс вздохнул и сказал:
— Боюсь, вам не понравятся эти выводы, ваша божественность.
— Позволь мне самому судить, что мне понравится, а что нет, — сказал Рейнблад. Адамс нервно сглотнул.
— Как вам будет угодно, — произнес он после долгой паузы. — Из всего, сказанного мною ранее, следует очевидный вывод. Ваша божественность по непонятным мне причинам препятствует движению нашей Родины к светлому будущему. Все те нелепые случайности, что я перечислил, нельзя объяснить иначе. Ну, разве что если предположить, что ваша божественность утрачивает контроль над…
— Моя божественность никогда не утрачивает контроль, — оборвал его Рейнблад. — Никогда и ни над чем, кроме того, что контролировать нецелесообразно. И я не понимаю, почему ваши с Тринити дела должны стать исключением из этого правила. Может, ты мне объяснишь? Адамс ничего не ответил. Рейнблад подождал минуту, затем сказал:
— Вот видишь, не можешь объяснить. И это неудивительно. Твою позицию нельзя объяснить разумно. Сейчас со мной говорил не твой разум, а только лишь гордыня и жадность. Ты говоришь, будто печешься о будущем Родины. Но ты лжешь, на самом деле ты печешься только о том, как ты будешь двигать Родину к светлому будущему. Это гордыня. А еще ты мечтаешь получить большой куш на движении к будущему. Это жадность.
— Что вы хотите? — спросил Адамс. Рейнблад улыбнулся и сказал:
— Ты неправильно спросил, надо спрашивать так: «Что угодно вашей божественности?» Моей божественности угодно, чтобы ты отринул гордыню и жадность, и чтобы твои поступки стали соответствовать твоим словам. Ты действительно стремишься к процветанию человеческой расы? Адамс кивнул.
— Тогда почему бы тебе не пожертвовать святой церкви контрольный пакет строящейся электростанции? — спросил Рейнблад.
Адамс скривился, будто случайно съел дольку лимона вместо дольки апельсина.
— Я так и знал, что все дело в деньгах, — сказал олигарх.
— Еще бы тебе не знать, — улыбнулся Рейнблад. — Деньги по сути своей есть универсальный символ полезности экономических сущностей, подчиняющихся законам сохранения, а также управляющих ими субъектов. А разве есть на Барнарде экономический субъект, более полезный обществу, чем святая церковь, которую я имею честь возглавлять? Не трудись отвечать, это был риторический вопрос, ответ на него подразумевается. И из этого ответа следует, что дело, затеянное Тринити и тобою, не вполне справедливо. Тринити уже признал свои ошибки, теперь твоя очередь.
Адамс вздрогнул, будто мифический человек-невидимка внезапно огрел его по затылку невидимой дубиной.
— Тринити уже подарил вам контрольный пакет? — спросил он.
— Слово «подарил» здесь неуместно, — мягко поправил его Рейнблад. — Правильно говорить «пожертвовал». И не мне, а святой церкви, которую я имею честь возглавлять. Такой поступок богоугоден. Последуй примеру своего компаньона, и сразу увидишь, что высшие силы перестанут насылать на твое дело неприятности.
— Стивен не говорил мне ни о каких неприятностях на его объектах, — сказал Адамс.
— А ты ему о своих говорил? — спросил Рейнблад и рассмеялся. И продолжил, не дожидаясь ответа: — Вы двое не доверяете даже друг другу, какое тут может быть светлое будущее? Перегрызетесь вы, как Каэссар с Крассом, только ни один из вас не будет стоять на стороне добра, оба станете тянуть на себя одеяло социальной справедливости, и порвете его, в конце концов, в мелкие лоскутки. Любому великому делу нужна руководящая и направляющая сила, единый координационный центр, четкая вертикаль власти. Подумай над этим, Адамс. Как что придумаешь — обращайся, буду рад тебя выслушать. Всё, чадо мое, благословляю тебя, иди с миром.
Адамс удалился, предварительно совершив все предписанные традицией почтительные поклоны. Рейнблад проводил его взглядом и вернулся к созерцанию раффлезии. Он был счастлив.
Но ему не довелось долго предаваться блаженному созерцанию. Не прошло и пяти минут, как на дорожке нарисовался орк-полубосс по имени Паучья Кисточка. Он неподвижно застыл, почтительно ожидая, когда высокорожденный хозяин обратит на него высочайшее внимание. Ждать ему пришлось недолго.
— Иди сюда, — приказал кардинал. — Что у тебя?
— Пейн вернулся, — доложил орк. — Говорит, принес важные сведения.
— Веди его сюда, — сказал Рейнблад.
Через несколько минут молодой дьякон стоял перед кардиналом. Рейнбладу хватило одного взгляда, чтобы понять, что посланец принес совсем не те вести, на которые каррдинал рассчитывал. Ишь как расстроен, аж дрожит весь…
— Докладывай, — приказал Рейнблад. Питер Пейн неожиданно опустился на колени.
— Нижайше прошу принять чистосердечное покаяние, ваша божественность, — заявил он. — Я лгал вашей божественности. Когда я писал отчет об экспедиции к загородному дворцу Каэссара, я утаил много существенных подробностей. Тогда я полагал, что они несущественны, но…
— Встань, — сказал Рейнблад. — А то простудишься, заболеешь и помрешь прежде, чем завершишь доклад. Что за подробности ты утаил?
— Я солгал, что никому не удалось подключиться к компьютеру Каэссара через терминал виртуальной реальности, — сказал Пейн. — Экспедицию сопровождал орк-проводник по кличке Серый Суслик, он был старшим разведчиком в стаде Стентона. Когда ни мне, ни Хайраму не удалось подключиться к терминалу, я решил попробовать провести эксперимент с этим орком. Я заставил его принять две дозы опиума, и после этого подключи к компьютеру. Я рассчитывал, что когда сознание оглушено наркотиком, психическая блокировка не сможет подействовать, а когда опьянение отступит, возможно, истечет тайм-аут блокировки… Я понимаю, это глупо звучит, но когда вообще ничего не получается…
— Это звучит не глупо, — прервал его Рейнблад. — Очень даже неглупо. Однако продолжай. Что произошло дальше с этим Серым Сусликом?
— Нечто непредвиденное и непонятное, — ответил Пейн. — Какой-то контакт орка с компьютером явно имел место, орк наблюдал странные галлюцинации, несомненно, навеянные компьютером. Судя по всему, психика орка не выдержала этого взаимодействия, он сошел с ума, повел себя агрессивно и погиб при очень странных обстоятельствах. То есть, это тогда я думал, что он погиб.
