- Насчет артиллерии. Прямо на бугор тащат, дурачье непуганое. Наверно, канониры флотские. Не ходили они на Прут в одиннадцатом году, под пули угодить не боятся. Зато избегнут мин: три бочонка пороха зря пропали.
- Может, и не пропали, господин генерал: коли сейчас прикажете стрелять, сгоним на ту дорожку.
- Нет. Пускай лезут, так лучше. Теперь надо ждать, пока уставятся и волов отгонят. Захотят убраться с этой плеши, ан шиш! Поздно будет.
Пушкари с неторопливой уверенностью располагались на открытом пространстве менее чем в полуверсте от вала. Как я и предполагал, тяжелые орудия остались на галерах, а против нас готовились употребить четырех- и шестифунтовки. Была небольшая вероятность, что турецкий ага (или кто там у них командует) бросит пехоту на штурм без артиллерийской поддержки; но он торопиться не стал. Не зная, крепок ли в бою противник, опытный командир всегда предпочтет считать, что крепок. Дерзкое и неслыханное нападение на корабли склоняло к уважению, а сборная конница черкесов, ногаев и казаков- изменников уже прониклась к нам этим чувством. Как ни презирали турки сих иррегуляров, резон посчитаться с их мнением был.
В зрительную трубу видно было, как загорелые усатые молодцы в синих шароварах и красных жилетках на голое тело забивают пыжи, нацеливают жерла на нас, берут возвышение... Рослый топчи взметнул над головою клинок, прокричал что-то пронзительно высоким голосом - даже отсюда слышно - и взмахнул сталью. Крайнее орудие выпалило. Ядро, провожаемое тысячей глаз, перелетело бруствер, чиркнуло по земле у самого обрыва и кануло в море. Не успел развеяться дым - грянул второй выстрел, за ним - еще и еще... Поправили прицел. Чугунные шары ударили в вал, некоторые просвистели над самыми головами. Началось. Жиденькие хлопки ружейных выстрелов с русской стороны звучали убого против грома дюжины пушек.
Группа канониров у орудия представляет достаточно крупную цель, чтобы достать ее из винтовки с семисот шагов; однако ради сбережения зарядов я отобрал для противоартиллерийской борьбы только лучших стрелков. Сейчас не нужна спешка. Важнее меткость. В азарте боя, в пороховом дыму турки не сильно смотрят на свои потери: вот один ткнулся лицом в землю, другой схватился за раненое место... Выпустив по десятку пуль, мои люди отползают на перезарядку и чистку оружия, переменяясь со свежими. Хорошо нацеленное ядро взметывает землю на самом гребне. Летит прочь изуродованная, забрызганная кровью и мозгами фузея, соседи в ужасе таращатся на безголовое тело. Ксенидис сам, без подсказки, приказывает оттащить труп; на его место ложится живой - и стрельба продолжается.
Но что-то ребята начали частить. Хладнокровия не хватает, этот бой для многих первый. Командую прекратить огонь, взбираюсь на вал и делаю строгое внушение. Надеюсь, солдатам не заметно, что генералу тоже не по себе под ядрами. Усилием воли подавляю предательскую дрожь. Отвык, что сделаешь! Бывают люди, одаренные природным бесстрашием - только я не из их числа. У меня всё наживное.
Летят ко врагу свинцовые осы. Быстрые, злые, больно жалящие. Текут минуты, и в раскатах пушечного грома перебои случаются всё чаще. Перенацеливая стрелков на тех, кто еще не спрятался, вынуждаю батарею к полному молчанию. Ну-с, господа чалмоносцы, что вы на это скажете?!
Мой коллега с турецкой стороны, похоже, растерян. После четвертьчасовой паузы артиллерия оживает, но ее действие с прежним не сравнить. Всё ясно: опытные топчилары выбиты, и наводят случайные люди. Ядра летят куда попало. Совсем немного времени требуется, чтобы перестрелять или разогнать неумех. Только теперь на сцене появляются воловьи упряжки. Прекрасно, этого я и ждал!
Животные (и погонщики, за компанию) получают свою порцию свинца; одни падают, другие в безумном ужасе рвутся прочь. Постромки безнадежно запутываются. Пушки продолжают торчать на холмике монументом неразумной самонадеянности. Я бы на месте аги приказал доставить с галер длинные канаты.
Вероятно, он так и сделал: несколько всадников стремительно умчались в сторону корабельной стоянки. Одновременно пришла в движение турецкая пехота. Быть может, наша меткая, но нечастая стрельба внушила неприятелю надежду пересечь поле с малыми потерями? Так у меня покамест десятая часть солдат в бою участвовала!
В султанской армии нет единообразных мундиров, подобных принятым в Европе; но различить воинов еникальского гарнизона (коих большинство) и морских левендов нетрудно. Судя по смешанному составу, отряд против нас отправляли в страшной суматохе: послали, кто под руку попал. Странно, что Мурад-паша, комендант крепости, сам не пошел. Его бунчука не видно. А между прочим, заинтересованность в нашей гибели (еще лучше - пленении) у него жизненная, в буквальном смысле. После утопления половины кораблей впору самому топиться, султан ведь не помилует! Неминуемая казнь ожидает и реал-бея Абдуллу, начальника керченской эскадры. Возможно - и капудан-пашу Мустафу. Последнего, правда, здесь не было - но это не оправдание. Вот за то, что не было, и казнят. Единственный способ облегчить свою участь - подставить, как мишень для высочайшего гнева, пойманных гяуров. Тогда будет крохотный шанс уцелеть. Или хотя бы заменить кол удавкой. Так что у турецких командиров могучий стимул. В прямом древнегреческом смысле, и даже более того.
Имея четырех- или пятикратное превосходство, неприятели наши вправе надеяться на успех. Защитный вал уж больно убогий. Если не считаться с потерями, дойти и преодолеть его возможно. Шансы у нас с ними примерно равные. Всё будет решать такая тонкая субстанция, как боевой дух.
Вот они развернулись для атаки - и пошли! Следить за дистанцией: четыреста шагов... триста пятьдесят...
- Только новоманерным: не спеша, прицельно - пали!
Дружный залп, потом частый беглый огонь. Сотни две атакующих скошены в первые секунды, падают еще и еще - но яростно ревущая толпа неудержимо катится вперед, оставляя их за спиною. Тридцать шагов...
- Фузилеры - к бою... Прикладывайся... Пали!
За спинами первой линии, стреляющей где лежа, где с колена, смотря по форме гребня, поднимается в полный рост вторая и встречает набегающую волну свинцом. Тут же становится ясно: не остановили. Инерция людской массы слишком велика. Фузеи заряжать некогда.
- В багинеты!
Передовые турки влетают на вал - черт, где же мины?! Их мало, не сплошь стоят - но хотя бы один из десятка должен зацепить...
Земля содрогается, в центре позиции вырастает черно-огненное древо. Ушам больно от удара. Очнувшись на мгновение раньше турок, мои солдаты первыми пускают багинеты в ход. Мгновение - очень много, когда исход боя решает холодная сталь. Самые храбрые из врагов переколоты или откатились назад, отставшие идут вперед с заминкой и недружно. Мины действуют на неприятеля не столько прямым уроном, сколько внушенным ему страхом. Вкладыши новоманерных фузей переставляются в считаные секунды, и вот уже выстрелы в упор окончательно переламывают решимость замешкавшихся турок. Первая атака отбита.
А пушек-то на холме нет! Пока пехота занимала наше внимание, их успели откатить с гребня на обратный склон. Там происходит неясное копошение: позицию готовят. Видны только мелькающие лопаты, головы, да временами - плечи. Конечно, мы все равно не дадим канонирам спокойной жизни, но попадать станет впятеро труднее. При том, что запас патронов не бесконечен.
Вдали на западе что-то движется. Что именно, не видать: солнце мешает и поднятая пыль. Да только нечему там быть, кроме еще одного вражеского отряда. Проходит около получаса, и можно различить конский хвост на древке: Мурад-паша пожаловал! Наверно, с переправой задержался. Казнь - казнью, а пешком знатные турки не ходят. Еще упряжки: дополнительная артиллерия? Мортиры! Надо же, какое нам почтение! Того гляди, апроши заложат! А пехоты сколько... Он что, в Еникале одного сторожа на воротах оставил?! Придет сюда, со своим символом власти, - и окажемся мы все у кобылы под хвостом...
Земля и море окрасились кровью: солнце закатывалось. Для меня и моих людей - скорее всего, в последний раз. Не сдержать двумя сотнями такую силу. Никаким оружием, ни на какой позиции. Что ж, люди смертны. Все умрем рано или поздно, без малейших изъятий. Я приказал солдатам помолиться и готовиться к бою. Вражеская колонна подползала ближе, сворачиваясь, как змея для броска. Новые пушки и мортиры потянулись на позицию, пехота и кавалерия плотно стояли рядом.
