накрыть оставшиеся жертвы - и вижу еще дым поблизости. Да не один! Целая стая горящих брандеров приближается с норда. Одни турки палят из пушек, другие спускают шлюпки, третьи кидаются вплавь... Последних с каждой минутой больше: но чертовы брандеры прошли насквозь или мимо, их несет прямо на меня. Только один зацепился за чужой такелаж и подпалил врага безо всякого противодействия.
- Уносим ноги, живо!
Счастливо избежав столкновения с объятыми пламенем бригантинами (распугавшими затем нашу собственную линию), возвращаюсь на место.
- Мичман, бомбардирским судам - сигнал прекратить огонь! Гребным - к абордажу!
В горячечном бреду мне не пришло бы в голову посылать людей абордировать линейные корабли, готовые к бою, особенно турецкие. У них команды на треть больше, чем в европейских флотах - больше за счет морских левендов, великих мастеров рубиться накоротке. Но похоже, что там никого нет. Все сбежали, когда пожары начались. Надо спешить: вон у Змаевича шлюпки спускают, поделить на команду десять тысяч рублей за взятый корабль всем охота. Ох, и прижимист государь: новый такой, вместе с пушками, не меньше сотни стоит... Офицерам и матросам линейного флота тоже добычи хватит. В гавани четыре фрегата, малых судов десятка два. А если турки сожгут или утопят, чтоб русским не достались - черт с ними, у нас и так в командах некомплект. Сколько ни сражаюсь с лихорадками, больных в Азове и Троицке полные гошпитали. Вот противник, воистину непобедимый!
Над бесхозными кораблями поднимаются ландмилицкие знамена. Пусть моряки скрежещут зубами от зависти: опять пехота опередила! Пора домой, на 'Макарку'. 'Выжлецу' будет служба на ночь: патрулировать воды против Еникале, чтобы Мурад-паша не переправился. Под самыми стенами какие-то лодки спаслись, мы их оттуда не выцарапаем. Два корабля, что по другую сторону мыса верповались, тоже сумели улизнуть. Если Мурад выйдет к Черкесскому берегу, путь морем на Кафу свободен... Пока свободен. Завтра поговорю со Змаевичем, как бы пресечь. И сухопутные дела завтра обдумаю, голова совсем плохая. Прошлую ночь опять не выспался, третью сряду: кечи к бою снаряжал. А датчанин молодец, у него больше всех попаданий!
Усталость страшная. На борт 'Миротворца' взбираюсь из последних сил. Приказываю лейтенанту построить экипаж, благодарю за службу. Надо будет в трофейную ведомость вписать, без них бы ни черта не вышло. На всех поделить, кто был в бою.
- Спасибо, Торвальдсен. Хорошая работа. Непременно упомяну в реляции государю.
- Великая честь для меня, Ваше Превосходительство!
- Можете отпустить подвахтенных. Я тоже намерен отдохнуть: позаботьтесь, чтобы не беспокоили впустую.
- Слушаюсь, Ваше Превосходительство!
Сейчас если не лягу, то упаду.
- Гришка, мою постель! Сюда, на палубу.
- Может, в каюту, Ва...
- Цыть! Поговори у меня! Будить только в бой или для адмирала. Не то шкуру спущу!
СМЕХ НЕБЕС
При всей наивности древних, изображавших богов существами, кои пируют, дерутся и совокупляются, как люди, в сей картине мира есть некое прозрение. Не знаю, как человеческие страсти, а юмор Вышним Силам (или что там таится по иную сторону земли и неба) присущ. Пехота на лодках утопила половину турецкой эскадры, теперь матросы будут шанцы копать и апроши прокладывать. Кто скажет, что боги не при чем, - дескать, виноваты Читтанов со Змаевичем, - пусть рассудит, можно ли было в нашем положении взять на суда дивизию солдат и осадную артиллерию впридачу. Не то что нельзя - немыслимо! Отлагать взятие Еникале тоже невозможно: противник придет в себя, исправит фатальные ошибки в расположении войск, и бои станут вдесятеро кровавей. Так что, за неимением гербовой... Распишемся на простой!
Так я говорил сам себе следующим утром после боя в заливе. Выспаться опять не дали: на рассвете с близкого берега донеслись частая ружейная пальба и боевой рев атакующих турок. Оказалось, наши капитаны ввечеру послали за добычей столько матросов, сколько в шлюпках поместилось. Брошенных судов хватило не всем; обделенные Фортуной решили попытать удачи на берегу. Во мраке, разорванном заревом горящих кораблей, они принялись грабить керченские посады, не делая разницы между магометанскими и христианскими жилищами. Потрясенные гибелью флота неприятели уступили без боя. Только наутро они увидели, что город взят не грозным русским десантом, а разрозненными кучками мародеров. Из тысяч спасшихся с кораблей реал-бею удалось собрать малый отряд, буквально человек двести, и контратаковать - да так, что матросы бежали без памяти до самых лодок.
Вот тут я их и встретил. Отбросив противника плотным огнем с гребных судов, собрал незадачливых грабителей, построил и выдал им по первое число: за то, что Керчь взяли без спросу, за грабеж без дозволения начальства, а пуще - за позорное бегство от слабейшего числом врага. Всем смертная казнь, если не отобьют город немедленно! Выкликнул старших, разделил на отряды, подкрепил своими солдатами - во второй линии, багинетами в спины... Оправдались морячки! Только у старой, полуразвалившейся городской крепости пришлось повозиться. Вторично выбитые из города турки ушли кто на запад, в Кафу, кто на восток - в Еникале. Творящийся окрест хаос позволял каждому сделать собственный выбор. Кафинская дорога трудная: сто верст пешком по раскаленной степи, без пищи и воды... Зато прочь от войны. Сильнее беспокоили меня повернувшие в крепость, заведомо подлежащую осаде. Это те, кто бой предпочитает бегству и готов сражаться по внутреннему побуждению, не из-под палки. При таком пополнении гарнизона надеяться на капитуляцию не стоит.
Система Вобана в основе - математическая. Можно рассчитать силы и время, нужные для преодоления обороны. Сил не хватало. После того, как мой лучший отряд потерял три четверти убитыми и стал надолго негоден к бою, я мог высадить на берег не более батальона. С прибавкою моряков (предполагая, что вице-адмирал во всем будет идти навстречу и оставит на кораблях одну действующую вахту) набиралось около трех тысяч, раза в полтора-два больше, чем турок в Еникале. Совершенно недостаточная пропорция, чтобы начинать осаду. Послать в Азов за подкреплением? Неприятель дождется помощи раньше. Четыре-пять дней, и конница Саадет-Гирея появится в тылу осаждающих. В пределах двух недель - крупные силы турецкой пехоты. А у нас? Корабли нельзя использовать для перевозки войск, пока не взята эта самая крепость, ибо провести оные еще хотя бы раз под ее пушками означает серьезный риск. Прамы медлительны и любят попутный ветер. Гребная флотилия малочисленна: даже с учетом турецких призов, больше полка в один заход не перевезти. Упущение в подготовке, скажут мои враги. Обязательно скажут! Черт с ними, пусть будет упущение. Абсолютно неизбежное при ограниченности наших ресурсов. Приходилось выбирать между боевыми судами и транспортными. При ином выборе мы бы имели средства перевозки - но не имели нужды в них!
Мне удалось опередить вице-адмирала: когда он сошел на берег, я уже был в Керчи полным хозяином. Назначил коменданта из своих офицеров и выставил караулы. Взаимные поздравления с победой постарался сократить, сколько возможно. Празднование ограничил двойной винной порцией за ужином, под крики 'виват!'. Змаевич хмурился, но не буянил. Тоже понимал, что дело не кончено. Еникальская крепость, пока она в турецких руках, мешала флоту, словно кавалеристу - прыщ на заднице. Хочешь не хочешь, выдавливать надо.
- Матвей Христофорович, у нас на приготовление к штурму три дня. Ежели, конечно, решимся.
- Круто к ветру забираешь, сиятельный граф. Паруса не заполощут?
- Иным курсом Россия из гнилого затона не выйдет. Не потеряем ли ход... Что-то иное хочешь предложить?
- Не лучше ли обождать и прийти второй раз, со всеми азовскими полками?
- Не лучше. Мурад-паша такого упущения больше не сделает, хан войско пришлет, в Константинополе спохватятся... Отношение сил будет меняться не в нашу пользу, понеже османы могут перебросить больше воинов и быстрее. Потеря времени, как Его Императорское Величество еще перед Прутским походом писать
