необходимости вызывали инженеров, чтобы те сделали подкоп под стены осажденной цитадели. В VII веке византийцы изобрели свое самое мощное оружие, преимущественно чтобы остановить частые и все более опасные нападения арабов. Называемое в наши дни «греческим огнем», оно может считаться предтечей гранаты. «Греческий огонь» делался из нескольких ингредиентов, включая серу и селитру, и был придуман в 717 году Каллиником из Гелиополиса. Емкости с «огнем» бросались в неприятеля с помощью катапульты. «Греческий огонь» оказался очень эффективным оружием и помог морскому флоту положить конец атакам арабов. В IX веке, когда русско-варяжские войска стали угрозой безопасности Византии, греческие ученые усовершенствовали это изобретение, и его снова использовали против захватчиков. К несчастью для византийцев, в XIV веке «греческий огонь» был вытеснен изобретением пороха и пушки. К сожалению, на закате Византии император и его последователи, даже находясь под угрозой вторжения турок-османов, не смогли оценить по достоинству важность нового оружия, которое, вероятно, было с успехом использовано еще в 1356 году в битве при Креси. Византийцам предлагали его купить, но они отказались, сочтя цену слишком высокой. Им следовало бы заплатить столько, сколько просили, потому что раздосадованный оружейник отдал патент оттоманскому султану, благодаря чему турки смогли обстрелять стены Константинополя ядрами во время роковой осады весной 1453 года, когда окруженный город пал перед султаном Мехметом.
Большинство оружейных заводов страны были сосредоточены в Константинополе и Фессалониках, но некоторые находились и в провинциях. Самые важные из них основывались в районах, богатых полезными ископаемыми. Так, Никомедия, в которую удобно доставлять ископаемые с горы Олимп, славилась своими щитами и мечами. Кесария, получавшая необходимый металл с Анти-Тавра, стала, наряду с рудниками Сардиса, основным центром изготовления доспехов. Отличные пики и копья ковали в Иерополисе в Киликии, где размещалось большинство мастерских по производству амуниции; другие мастерские находились на северо-западном берегу Малой Азии.
В поход вместе с армией выступали обозы с провиантом, одеждой и оружием, а также отряды санитарной службы и инженеров. Полковой обоз состоял из 350 повозок и помимо поклажи вез еще топоры, мечи и кухонную утварь. Каждый шестнадцатый воин ехал на вьючной лошади, таким образом, в каждый обоз входило 175 всадников и 2800 пеших, которые либо ехали на повозках, либо шли рядом. На ночь вьючных лошадей собирали в круг, повозки ставили внешним кругом. Дальше в дело вступали инженеры, вырывавшие вокруг лагеря канаву для защиты. Отряды санитарной службы, сопровождавшие армию, делились на маленькие группы. В каждую входил хирург, восемь санитаров-носильщиков и множество простых санитаров. Для перевозки раненых использовались лошади со специальными седлами. Полевые бани были доступны всем желающим: и больным, и здоровым. К каждому полку прикреплялись священники, у которых находилось немало забот. Им поручалось отмечать начало и конец каждого дня службой, которую посещали все. Также в их обязанности входило давать психологическую разгрузку людям, которым они часто советовали обращаться с молитвами к святым, покровителям воинов, например к святому Михаилу или Феодору Стратилату.
Разведчики и шпионы собирали информацию о передвижениях неприятеля. Так, редкостная беспечность в 1071 году дорого обошлась императору Роману Диогену: выступив с большой армией против турок-сельджуков, он не стал посылать разведчиков вперед, и все войско попало в ловушку и было разбито сельджуками у Манцикерта, а сам император попал в плен. Однако в общем византийская разведка хорошо управлялась и часто использовалась. До X века императоры сами вели свои армии в бой; их личные штандарты вселяли в солдат храбрость. В походе императора сопровождали герольды и большой кортеж прислуги. Они путешествовали с огромным багажом, возя с собой множество драгоценных вещей. Императорская палатка всегда выделялась размером и великолепием. Ее украшали дорогими коврами и сосудами. Она потрясала не только красотой, но и размерами. Однако армии и императорским телохранителям часто не удавалось защитить ее от захвата врагом, охочим до трофеев. Роман II (1028– 1034), разбитый арабами, бежал, бросив, если верить Пселлу, «палатку, набитую ожерельями, браслетами, диадемами, жемчугом и драгоценными камнями». За два века до того болгарский хан Крум обнаружил эквивалент 4,5 миллиона фунтов стерлингов армейского жалованья в захваченном им лагере, который бросил неприятель. Пленников убивали редко. Нижних военных чинов делали рабами, а высоких отпускали за выкуп. Во время переговоров принято было давать и брать заложников, чтобы избежать обмана.
Для передачи новостей с поля брани в столицу использовали гонцов, но их было немного, и солдатам, вернувшись с фронта, надлежало рассказывать всем о сложившейся ситуации. Если бы дух армии был выше в XIV и XV веках, туркам, возможно, не удалось бы дойти до азиатского берега Мраморного моря, откуда они смогли разгромить защиту Константинополя. Но начиная с XI века стойкость армии пошла на убыль. Частично в этом виновато уменьшение числа новобранцев из армян и исавров, а это было, в свою очередь, вызвано постепенным распадом фем и, следовательно, потерей очень важных земель, которые сначала захватили сельджуки, а потом турки-османы, а также продажей их крупным землевладельцам, которые жаждали расширить и без того огромные поместья. В 1096 году после прихода и ухода крестоносцев Первого крестового похода Алексей I Комнин попытался остановить разложение в армии и восстановить ее силу, обратившись к нации с призывом предоставить материалы и рабочие руки для строительства мостов и кораблей и, кроме того, потребовав снабжать войска на марше бесплатным хлебом, обеспечивать кровом и транспортом. Эти меры сделали армию крайне непопулярной среди гражданского населения, и именно в то время, когда набор новобранцев был и так затруднен. Снова, как раньше, пришлось приглашать наемников в больших количествах и за очень большие деньги. В XII веке правительство пошло на отчаянный шаг. Чтобы привлечь офицеров в армию, решили сделать службу прибыльной, давая им поместья на субсидиях с некоторыми условиями. Эта система, называвшаяся «прония», использовалась для поощрения гражданских лиц. Хозяин поместья-пронии получал его до конца жизни. Он не мог его завещать, но, пока служил, и земля, и крестьяне, которые на ней жили и работали, принадлежали ему. Его крестьяне платили ему все налоги и сборы, а он сам ничего государству не платил. Право собирать деньги со своих крестьян и получать доход со своих угодий помогало такому человеку разбогатеть. Взамен, однако, владелец пронии должен был служить в армии, прибывая туда полностью вооруженным и на коне в сопровождении требуемого числа солдат. Эта уступка не принесла желаемых плодов, и при Михаиле VIII (1259–1282) был добавлен еще один стимул. Воинскую пронию сделали наследуемой. Это решение имело неожиданный, но, без сомнения, предсказуемый итог: землевладельцы осели в своих поместьях, поскольку такое послабление освобождало их от необходимости бороться за увеличение дохода. В результате к XIII веку практически вся аристократия была освобождена от уплаты земельного налога, и карьера на военном поприще стала считаться непривлекательной. Гражданское население настолько невзлюбило военных, что с того момента до 1354 года, несмотря на обязательный призыв и из частных, и из церковных поместий, армия в основном состояла из наемников, а владельцы проний покупали себе освобождение от службы. Жалованье наемников опустошало государственную казну. В отчаянии Андроник II (1282–1328) повысил налоги, взимаемые с гражданского населения, и уменьшил численность армии до чисто символической. Он сократил кавалерию до 3 тысяч человек, 2 тысячи из которых стояли в Европе, и всего лишь тысяча осталась, чтобы противостоять туркам в Азии. Неудивительно, что османы сочли возможным продолжить давление на византийцев, а те никоим образом не могли остановить их.
Византийский флот всегда был скромным, однако играл жизненно важную роль в защите страны, неоднократно спасая ее от вторжения врагов и помогая коммерческому флоту стать хозяином Средиземного моря, по крайней мере до того периода, когда венецианские и генуэзские торговые флоты не изменили баланс в свою пользу. Византийский флот приобрел особое значение с усилением арабов. К 698 году он стал не только мощным кулаком вооруженных сил, но завоевал такой политический авторитет, что сумел свергнуть императора Леонтия и заменить его с помощью фракции зеленых на адмирала флота. Но когда арабский флот пришел в упадок, византийский тоже утратил силу. Его слабость была использована как повод урезать жалованье моряков, которое стало самым низким во всех войсках. В IX веке «друнгарий», то есть адмирал флота, занимал низшую ступень в порядке старшинства из всех военных стратегов, но в X веке с нарастанием угрозы со стороны киевских варягов он поднялся по значимости до доместика военной схолы и, таким образом, стал выше всех армейских и флотских командиров. Главнокомандующий флота назывался «стратег карабизиани».
