риторами; все эти произведения изобиловали мифологическими аллюзиями, поскольку древнегреческая литература оставалась источником всеобщего наслаждения. Также всем очень нравились мемуары. Письма писались не только для того, чтобы порадовать друзей, но и в качестве литературного упражнения; в этом случае их адресовали вымышленным людям. Читатели, любившие письма как литературный жанр, также находили удовольствие в романах и новеллах. Новелла (то есть маленький рассказ) пришла в Византию, когда Иоанн Дамаскин перевел на греческий историю Варлаама и Иосифа, которая была очень популярна при дворе халифов династии Омейядов. Название рассказа несколько не соответствует содержанию, поскольку изначально он представлял собой индийскую версию жизни Будды. В греческой же версии Будда превратился в Иосифа. Многие романы повторяли по форме эту первую новеллу. Один из известнейших повествовал о любви Феагена и Хариклеи. Историй, подобных этой, появилось множество, и все они пользовались любовью в Константинополе, что привело к их распространению на Запад, где они снискали немало почитателей, в том числе и Расина.
Хотя основная масса сельского населения была образована хуже, чем городские жители, считается, что многие из них знали грамоту. Тем не менее к ним в руки приходило мало книг. Их умственная деятельность сводилась к изучению трактатов по магии и предсказанию оракулов, к просмотру редких инсценировок Страстей Господних в местной церкви, где с IX века все роли игрались священнослужителями, и к прослушиванию песен и сказаний в исполнении певцов и странствующих рассказчиков.
«Рабочий класс», независимо от того, жил он в деревне или в городе, особенно любил фарс и грубую сатиру. Эти жанры играли в их жизни такую же роль, как эпиграммы в жизни их хозяев. Некоторые шутки пришли к ним из классических произведений, а некоторые появились благодаря восточному влиянию. К IX столетию самые популярные скетчи были собраны в антологии. Они выходили под названиями: «Усердный и хитрый адвокат», «Скупой», «Плут», «Болваны» и так далее. Эпические поэмы оставались тем не менее самыми излюбленными песнями. Одна из них, неизменно доставлявшая удовольствие представителям всех сословий и сохранившаяся благодаря своей неувядающей популярности, называется «Поэма о Василии Дигенисе Акрите» (то есть охранителе границ, рожденном от двух народов). Вдохновением для нее в большой степени послужила борьба против мусульман в IX и X веках, борьба, которую вели в основном представители фем, или «пограничники». Ее герой воплощает в себе противостояние византийцев сарацинам, но поэма открывает нам, что враги испытывали определенное уважение и даже приязнь друг к другу. Такое отношение также отражено в истории, поскольку взаимное почтение между Саладином и его противниками-христианами позволяло регулярно обмениваться пленными и проводить другие гуманные действия. Предполагается, что эта поэма основана на жизни реального лица, Пантерия. Его родители были представителями разных народов и верований: мать принадлежала к известному византийскому семейству Дук, а отец был арабским эмиром, принявшим христианство из любви к ней. Пантерий поступил на государственную службу при Романе Лакапине и в 941 году помог отразить опасную атаку киевских войск. В поэме «Дигенис Акрит» описывается, как сын человека, занимавшего трон не ниже эмира Эдессы, либо похитил, либо сбежал с дочерью греческого стратига Андроника Дуки, а потом женился на ней. Первая часть поэмы посвящена этим событиям. Вторая, более поздняя часть повествует о начале жизни Дигениса. С различными отступлениями она рассказывает о детстве и образовании, о рыцарских поступках, которые он совершал в отрочестве, о его мужестве и любви к прекрасной Евдокии, дочери христианского правителя, который убивал любого, кто осмеливался посвататься к ней. Дигенис умудрился бежать с ней, но разъяренный отец пустил за ними в погоню своих слуг. Юноша и девушка одолели многие трудности и своей смелостью заслужили уважение ее отца. Он дал согласие на их свадьбу, которая праздновалась с большой пышностью и весельем. После этого на долю Дигениса выпало немало приключений, которые описаны ярко и живописно. Среди них есть рассказ о встрече Евдокии с драконом, после чего последовали события, похожие на те, что случились со святым Георгием, схватка Дигениса с Максимо, индийским потомком Александра Македонского. Эта часть поэмы отражает любовь к приключениям и ратным подвигам, блеску и отваге, связанным с европейским рыцарством, немного с храбростью Роланда и стремительностью Робина Гуда; все это преподносится с чосеровской едкостью. В последней части поэмы Дигенис и его жена живут в роскоши в прекрасном дворце на берегу Евфрата. Их жизнь становится безмятежной, но Дигенис, любивший плавать в реке, умирает после купания в ее ледяных водах.
В XI веке многие крупные землевладельцы оставляли свои поместья и переезжали в Константинополь. Привыкшие к образу жизни в Малой Азии, они настолько не сочувствовали новоплатоническим взглядам, укрепляющимся в столице, что почти совсем не принимали участия в ее интеллектуальной жизни, образовали собственное сообщество, где вдали от господствующей тенденции посвящали время легендам, фарсам и сатирическим произведениям, которыми во времена проживания за городом их забавляли странствующие артисты, и слушали с неуклонным интересом сказания о Василии Дигенисе Акрите.
Глава 10
Художники и скульпторы
Вкусы и ментальность народа лучше всего сохраняются в искусстве. Оно олицетворяет его самые высокие стремления и впечатляющие достижения. Искусство Византии ясно отражает национальный гений, потому что четкое разделение между религиозным и светским искусством не мешало византийским художникам. Поскольку обе эти ветви развивались бок о бок, художникам предоставлялось достаточно возможностей выразить себя. Хотя в религиозном искусстве не было места юмору или фантастике, мозаичные полы Большого дворца доказывают, что эти элементы нашли отображение в светском искусстве. Непокорный мул сбрасывает седока и резко лягает его в спину — сценка в духе «черного юмора». Архитектурные детали на том же полу в форме темпиеттас, или фонтанов, говорят о том, что воображение архитектора было развито не меньше, чем у его коллег в Помпеях. Все эти великолепные виды искусства, без сомнения, присутствовали в изобилии. Записи содержат множество ссылок, свидетельствующих о роскоши убранства императорских покоев в Большом дворце. И это не единичный случай. Описание дома и сада Дигениса Акрита доказывает, что и частные лица посвящали размышления и заботы интерьерам, в которых проводили свои дни, столько же времени, сколько и императоры.
Согласно сохранившимся записям, зимние покои императора в Большом дворце в Константинополе строились из караимского мрамора, полы из белого проконесского мрамора, а стены украшали фрески на религиозные сюжеты. В Жемчужном павильоне, возведенном для летнего периода, мраморные мозаичные полы, по словам современника, напоминали «поле, покрытое цветами». Стены спальни были облицованы порфировыми листами, зеленым мрамором из Фессалии и белым караимским; на стенах других комнат смальтовые мозаики изображали охотничьи сценки. Результат получился настолько впечатляющим, что комнату стали называть «палатой музикоса», то есть гармонии.
Мозаичные полы Большого дворца — прекраснейшие в своем роде из всех известных нам, но дальнейшие раскопки могут открыть миру другие образцы, сравнимые с ними по красоте и безмятежности. Безмятежность, безусловно, является ключом, который открывает дверь в волшебный мир византийского искусства. Византийское искусство не драматично: даже огромный купол константинопольского собора Святой Софии на первый взгляд не ошеломляет вас, но постепенно переполняет восхищением, потому что это искусство величественно. Даже в мелком масштабе, требуемом для иллюстраций, переносных мозаик, где каждый камушек чуть больше булавочной головки, или пластин с перегородчатой эмалью, многие из которых по длине и ширине не больше двух сантиметров, все предметы сохраняют высокое качество работы. Также византийское искусство в чистом виде (без примеси сирийского или восточного влияния) не отличается эмоциональностью. Напротив, оно пронизано глубинными, но сдерживаемыми чувствами. Более того, оно нечасто передает прелестные сцены, однако за редким исключением являет собой истинную красоту и прекрасно выполняет свое основное назначение. К тому же оно поразительно самобытно, его
