задёрнутому шторами, окну. Отдёрнул занавеску и выглянул. Вид совсем не впечатлял. Окна банкетного зала выходили во двор, совсем не живописный. Говоров пару минут наблюдал за тем, как внизу разгружают машину с продуктами, вытаскивают ящики, а затем резко обернулся и посмотрел на Елену.
— Я должен её отпустить?
Сазонова глянула на него через плечо и слабо улыбнулась.
— Ты совет спрашиваешь или моё решение?
— Вы ведь подруги… она наверняка тебе что-то рассказывала. Вот и скажи мне, должен?
— А у тебя нет другого выхода, Андрюша. Ты слишком много для неё сделал, чтобы снова запереть.
Он привалился спиной к стене.
— Называется, наступил на собственные грабли, да?
— А ты думал, что она станет твоей любовницей и всё будет шито-крыто?
Андрей помотал головой.
— Не знаю я, что думал… Просто я боюсь её отпускать.
— А ты не бойся. Ксюша — девочка сильная. Она справится.
Говоров недовольно посмотрел.
— Вот зачем ты это говоришь? Я беспокоюсь о ней, о Ваньке, а ты что говоришь?
— О себе ты беспокоишься, Андрюш, — Лена дружески погладила его по плечу. — О себе. О других пока не научился. — Встретила его взгляд и ободряюще улыбнулась. — Не злобствуй. Я тебе правду говорю.
— Спасибо тебе, — с издёвкой протянул он. — Даже не ожидал, что ты обо мне такого высокого мнения.
— Дело не в высоте. Просто ты эгоист. Будешь спорить?
Говоров чопорно поджал губы и отвернулся. Но вскоре не выдержал и спросил:
— Считаешь, что ей без меня будет лучше?
— Не знаю. По крайней мере, полезнее.
— Что ты имеешь в виду?
— Что ей жить надо начать, понимаешь? Жить! Как ты живёшь, я, кто угодно другой. А не зависеть от своего прошлого, от каких-то слов и решений, принятых когда-то и под чьим-то давлением.
— Хочешь сказать, что я на неё давлю?
— А разве нет? Ты бы и сейчас с удовольствием надавил. Чтобы не позволить ей уйти. Разве не так?
Он отвернулся и вздохнул.
— Она не хочет уходить, я же чувствую.
— Я вот тоже овсянку есть не хочу, но ем, каждое утро. Потому что полезно.
— Хватит издеваться!
— А ты опять о себе думаешь. Издеваются над ним… А ты о ней подумай. Чего ты от неё хочешь, чтобы она согласилась на все твои условия и послушно ждала? Она уже ждала, много лет. И да, это был не ты, и это очень хорошо, для тебя. Ты пойми, Андрюш, он убил её. Растоптал, унизил и ко всему этому, не захотел воспитывать сына. Потому что ему не нужен был сын от неё. Она очень из-за этого переживает и себя винит, что из-за неё у Ваньки отца нет, что она такая плохая. А ты хочешь заставить её снова ждать? И главное, чего? Объясни мне или ей. Чего ждать? Ты женишься, весь уйдёшь в новый проект, с головой, будешь жить в самолёте первые месяцы, в Европе у тебя будет жена, а Ксюша с Ванькой ждать тебя будут? Когда ты найдёшь для них время между работой и Светой? Это, по меньшей мере, не честно, Андрей.
Он вздохнул.
— Тошно как-то.
— Сам виноват, — Лена осталась глуха к его страданиям. — Но и упрашивать её подождать… у моря погоды, ты права не имеешь. Сделай выбор. И всё будет так, как ты хочешь. У тебя есть шанс… если ты сам этого захочешь.
Говоров одарил её задумчивым и достаточно тяжёлым взглядом и промолчал.
С работы Ксения ушла с обеда, провожала родителей и Ваню на дачу. Собрала вещи, попросила сына вести себя хорошо, вполуха выслушала мамины наставления и невнятно в который раз объясняла отцу, почему ей надо остаться в Москве. А когда оказалась одна в квартире, в задумчивости походила по комнатам, в рассеянности перенося с места на место Ванькины игрушки, которые находились в самых неожиданных местах. Потом присела на кухне за стол и вздохнула.
Тишина, царившая в квартире, действовала угнетающе. В голове появлялись мысли о тоске и страданиях, и Ксения едва дождалась звонка Андрея.
— Я хочу приехать к тебе, прямо сейчас, — призналась она.
Он слегка насторожился.
— Что-то случилось?
— Нет. Просто одной дома как-то неуютно. Такое не часто бывает.
Андрей облегчённо выдохнул.
— Ты меня напугала. Поезжай, конечно. Я ключи у консьержа оставил, ещё утром.
— А… это не будет слишком?
— Ксюш, ему деньги не за сплетни и рассуждения платят. Так что поезжай спокойно.
— А ты?
— А я буду попозже. Мне ещё надо с поставщиками встретиться, а потом я к тебе.
Ксения закрыла глаза и улыбнулась.
— Хорошо…
— Ждать будешь? — тихо спросил он.
— Буду. Только ты не задерживайся… постарайся.
Дома у Андрея на самом деле стало спокойнее. Ксения немного застеснялась, когда брала у консьержа ключи от квартиры Говорова, ей казалось, что он непременно потом кому-нибудь расскажет или просто посмеётся над ней. Схватила связку и быстро ушла, потом всё же выглянула из-за угла, ожидая, что молодой человек с усмешкой смотрит ей вслед, но он уткнулся в свой кроссворд.
Ксения вздохнула и снова на себя подивилась и поругалась. Ну почему она не может относиться ко всему проще? Многим даже в голову не придёт беспокоиться по поводу взглядов какого-то консьержа, а она переживает и ещё как. Каждый взгляд, каждый жест ей кажутся излишне красноречивыми.
Андрей вот её по таким пустякам всегда успокаивает, отмахивается и говорит, что это даже внимания её не стоит, а она потом начинает вспоминать, находит какие-то лишние детали и мелочи, которые только больше волнуют совесть. А Андрей всегда спокоен и уверен в себе… И как ему это удаётся?
Без дела она сидеть не смогла и, хотя Говоров запретил ей в этот вечер стоять у плиты, ужин должны были привезти из ресторана, Ксения себе дела нашла без труда. Просто сидеть бездельничать и от этого переживать ещё больше, она не могла. За два с половиной часа ожидания возвращения Андрея, переделала кучу дел. Рубашки Говорова погладила, получив от этого простого дела истинное наслаждение. Правда, найти утюг в доме Андрея, делом было не простым. Да и за домашними делами думалось лучше, мысли приходили нужные и важные и как-то сами собой раскладывались по полочкам, принося успокоение. Руки действовали автоматически, а в голове прояснялось. Поэтому когда Андрей появился на пороге, Ксения была уже почти спокойна. И на его изумлённый взгляд при виде гладильной доски и утюга, лишь улыбнулась.
Он развёл руками.
— А что ты делаешь?
Ксения слегка встряхнула только что выглаженную рубашку и аккуратно повесила её на плечики.
— Мне же надо было чем-то заняться. А рубашек твоих целый ворох.
— В понедельник пришла бы домработница и всё погладила. Ксюша, — Андрей подошёл и попытался отнять у неё утюг, — я тебе что сказал делать?
— Что?
— Отдыхать.
— А я что делаю? Я люблю гладить, меня это успокаивает. — Отдала ему утюг и теперь наблюдала,
