называется декретный отпуск.
— Какой декретный отпуск, когда такое предлагают?
Алексей только смеялся над ней, всерьёз не принимал, да и не верил, что она может сына — ребёнок ведь! — на какие-то пробы променять. А Соня, посомневавшись немного, всё-таки пошла. И вновь оказавшись на съёмочной площадке, почувствовала, как забилось сердце. Просто вскачь пустилось от радости, чего уже очень давно не было.
Потребовалось не очень много времени, чтобы Алексей заметил её частое отсутствие. Днём его дома не бывало, Соня этим пользовалась, но всё равно всё вышло наружу. Молодая нянька постоянно обо всём докладывала хозяину, да и домработница старалась, все были против неё, и вскоре муж начал проявлять недовольство. По его мнению, она должна была заниматься ребёнком, и ни чем другим. Соня пыталась ему объяснить, насколько для неё всё это важно, про маму рассказывала, делилась с ним своими мечтами, и муж даже соглашался с ней в чём-то, но тут же заявлял, что всем 'этим' можно заняться и потом, когда ребёнок немного подрастёт.
— Лёша, меня никто не будет ждать, ты понимаешь?!
Он кивал.
— Да. Тошка тебя ждать не будет. Просто вырастет без мамы. Сама потом будешь локти кусать.
Соня даже ногой топала от бессильной злобы. В такие моменты почти ненавидела его. Алексей никогда о ней не думал, никогда. О сыне думал, о бывшей жене, о родителях, о себе… А о ней в последнюю очередь.
Журнал с фотографиями его бывшей жены с новым кавалером на какой-то выставке, ей показала Лидия.
— Видишь, кажется, тебе больше не о чем беспокоиться.
Соня недоверчиво разглядывала снимки, а после рассмеялась. Приближался очередной совет директоров, муж начал уже привычно волноваться, а Соня тоже места себе не находила. А вот теперь представилась возможность — наконец-то! — всё расставить всё по своим местам. Вечером намеренно устроила ссору из-за какого-то пустяка, а потом сунула Асадову под нос журнал, раскрытый на нужной странице.
— Это только ты по ней страдаешь, а она свою жизнь устраивает! А виновата во всём у тебя я! Мне это надоело, Лёша!
Он долго смотрел на снимки, потемнел лицом, а затем отшвырнул от себя журнал с таким видом, будто это было нечто мерзкое.
— Делай, что хочешь, — бросил он, выходя из комнаты, а Соня довольно улыбнулась ему в спину.
Она даже мечтать не могла, что ей так повезёт, и что бывшая жена её мужа окажется не такой уж идеальной и верной. И оставалось надеяться, что Алексей, пережив разочарование, наконец, увидит её, Соню, рядом с собой. И оценит по достоинству…
= 5 =
Ей теперь всюду мерещился Асадов. Постоянно вспоминала, как он попытался взять её за руку, и Марину начинало ощутимо трясти. Это была даже не нервная дрожь, а судороги какие-то. Как вспомнит, так внутри и начинает всё узлом скручиваться. Даже не думала, что так перепугаться можно. Если бы на неё маньяк напал, и то бы такого впечатления не произвёл, наверное. А Асадов даже не маньяк, это Асадов, абсолютно особенный человек, он только подумал её за руку взять, а она едва чувств не лишилась, как романтичная барышня позапрошлого века. Что даже странно. Как можно волноваться из-за мужчины, с которым несколько лет в одной постели спала? А уж тем более из-за того, что он за руку тебя берёт. За руку!.. Это же глупо.
И по улицам теперь ходила, постоянно оглядываясь, высматривая машину бывшего мужа. Ожидала, что он теперь за углом каждого дома караулить её будет?
О, как же она на него злилась! А из-за того, что волновалась по его милости, ещё больше злилась. На него же.
— У тебя что-то случилось? — спросила мама вчера, когда она приехала к родителям пообедать.
Марина удивилась.
— С чего ты взяла?
— Ты такой оживлённой выглядишь. Глаза горят.
Марина невольно обернулась к зеркалу и на себя уставилась.
— Правда?
— Да. Что-то должно было произойти, — улыбнулась Антонина Михайловна. — Что-то особенное.
Мама смотрела на неё с понимающей улыбкой, а Марина нахмурилась. Кажется, мама думает, что это Аркаша постарался, и даже не догадывается, что глаза у неё горят совсем из-за другого человека. По вине того, кто на это уже права не имел.
Немыслимо просто.
А сегодня утром ещё и Аркаша понервничать заставил. Притащил откуда-то тот самый злосчастный журнал. При этом радовался непозволительно бурно.
— Мариш, ты видела?
Он положил перед ней журнал, а Марина только глянула недобро.
— Нет, и видеть не хочу.
— Да там наши фотографии! С выставки.
— Аркаш, я знаю.
— Знаешь? Ты уже видела?
— Нет! Но мне уже рассказали.
Она поднялась из-за стола, обошла Исаева и скрылась за дверью спальни. Правда, одна пробыла совсем недолго, в дверях возник растерянный Аркадий.
— Марина, может, ты объяснишь?
— Да что объяснять? Слухи уже пошли!
