тому же талант. Прекрасно подходишь. А ты везде ищешь подвох. Не надо. У него своя галерея в столице и он готов организовать тебе персональную выставку. Просто ему нравятся твои картины. Он купил две.
— Какие?
— 'Улыбку' и пионы.
— Пионы?
Димка безразлично пожал плечами.
— Повесит в столовой. Красиво.
— Да, красиво… — эхом повторила я за ним.
А Калинин поднялся и подошёл ко мне.
— Только не грусти, я тебя прошу. Не время впадать в меланхолию и подозрительность. У тебя сейчас каждая минута на счету. Через неделю выставка здесь, уже реклама идёт, а в феврале в Москве.
— Так быстро?
— Не быстро, Ева. Просто ты два месяца путешествовала, как ты это называешь. А я работал.
Я прислонилась плечом к стене и, опустив голову, согласилась.
— Хорошо, Дима.
— Ева, мы же мечтали об этом.
— Мечтали, — еле слышно проговорила я.
— Ты ведь об этом помнишь? Не забыла?
— Я не забыла, просто кое-что изменилось.
— Что?
— Раньше я мечтала о признании, а сейчас… Я просто хочу заниматься любимым делом. А всё остальное потом.
Димка склонил ко мне голову.
— Вот и занимайся. А я буду заниматься всем остальным. — Он улыбнулся. — Для этого я тебе и нужен — решать твои проблемы.
Я подняла на него глаза и вдруг поняла, что Калинин стоит слишком близко ко мне. Уже притиснул меня к стене, наклоняется ко мне, а в глазах искорки пляшут. И не надо долго мучиться, чтобы понять, к чему он ведёт.
Я судорожно втянула в себя воздух и нырнула под Димкину руку. Отошла от него и постаралась придать себе безразличный вид. Правда, раньше мне этот фокус никогда не удавался. Сдула со лба чёлку, поправила воротник блузки, а когда обернулась к Калинину, посоветовала себе не замечать его снисходительную улыбку.
— Значит, через неделю?
— Через неделю. Кстати, тогда с нашим многоуважаемым спонсором и познакомишься. Он приедет. И если он останется доволен, тогда вопрос с московской выставкой решится уже через неделю, так что постарайся, я тебя прошу.
— Что значит, постарайся? — переспросила я. — Мне платье короткое надеть или банкет в его честь закатить?
— Просто постарайся быть самой собой и не спугни его.
Я усмехнулась, немного злорадно.
— А для таких проблем, Димочка, у меня ты есть. Вот и старайся.
Мой ответ Калинину, конечно, не понравился, он бы предпочёл, чтобы я клятвенно пообещала его не расстраивать и всё исполнить так, как он хочет и как задумал, но меня теперь так и подмывало ему надерзить. Он, наверное, это почувствовал, потому что всю следующую неделю с нравоучениями ко мне не лез. Да и вообще я видела его не часто. Видимо, у него на самом деле было много работы, и вся она каким- то боком касалась меня, и это было несколько непривычно. Из-за этого я нервничала, и из-за приближающейся выставки не находила себе места. И по ночам не спала уже из-за этого, а не… сами знаете из-за кого. Это была моя первая персональная выставка. И видеть на улице афиши с моим именем, было непривычно и волнительно, но в то же время безумно приятно. 'Спешите видеть! Впервые на арене — Евгения Дорофеева! Молодая, но очень талантливая. Правда-правда'. Смешно… Димке говорила, что меня на данный момент жизни больше волнует работа, чем её оценка, но, как оказалось, ошибалась.
— Всё-таки я тщеславна, — пробормотала я себе под нос, разглядывая афишу на доске объявлений у входа в Димкину галерею. И тут же решила, что фотографию Калинин выбрал удачную. У меня тут такое мечтательное лицо!..
— Не нервничай, — шептала мне Сонька на ухо, когда великое событие, наконец, свершилось и открытие выставки состоялось. — Всё-таки надо было тебе коньячку чуть-чуть… Борь, я же говорила!
— Ты говорила это час назад, я уже выпил всё.
— Молодец.
— Что? Я тоже нервничаю. Не заметно? А когда банкет?
Сонька выразительно на него посмотрела.
— Банкет после выставки.
— Жалко. Женька вся белая стоит.
— Прекратите, — шикнула я на них. — Я, кажется, глупостей журналистам наговорила.
Дядя только улыбнулся.
— Им всё равно, что ты им наговорила. Напишут то, за что им платят. Так что не волнуйся. А Димка твой где?
— Он не мой.
Сонька только вздохнула.
— Хорошо было бы… То есть, если бы немой был. А то он опять кого-то обхаживает. Борь, что это за мужик?
Дядя посмотрел в ту сторону и плечами пожал.
— Не наш.
Я тоже нашла взглядом Калинина. Он что-то втолковывал мужчине внушительной комплекции, а тот на Димку поглядывал не слишком радостно, потел и постоянно промокал лоб носовым платком.
— Это и есть твой спонсор, Жень? — шепнула Сонька.
— Откуда я знаю?
— Наверное, он. Смотри, как потеет. Денег ему жалко.
Димка подошёл ко мне минут через пятнадцать. Я к тому времени от дяди с Сонькой отошла, обходила зал, смотрела на людей, стараясь понять, как они реагируют на мои картины. Короче, пыталась подслушать чужие разговоры. Но ничего не слышала. Толкового, в смысле. Говорили о чём угодно, только не обо мне и не о моих картинах. Можно подумать, что все сюда пришли повеселиться и засветиться в обществе. Я расстроилась, о чём Калинину и сообщила, как только он оказался рядом. Да настолько, что даже позволила ему обнять меня за талию, вот как сильно мне требовалась моральная поддержка. Ну и где моя хвалённая храбрость и свежеприобретённая уверенность в себе?
— Им не нравится, — шепнула я Калинину. Он удивлённо посмотрел.
— Кому?
— Всем. Они даже не смотрят!
— Солнышко… — Димка глаза закатил. — Это открытие. Это светское мероприятие. Вот завтра придут те, кому на самом деле интересно, а сегодня… Ты расстроилась что ли?
— Да, — еле слышно выдохнула я.
Димка ткнулся носом мне в ухо.
— Успокойся. Всё идёт просто замечательно. Пойдём, я тебя познакомлю.
Я слабо улыбнулась.
— Со спонсором? С тем потеющим дядечкой?
— С кем? А-а… нет. Это совсем другие дела. Пойдём. Они уже здесь.
— Они? — насторожилась я.
— Сама всё увидишь.
Мы прошли через зал, люди расступились и я, к своему изумлению, увидела инвалидную коляску и молодого мужчину в ней. Достаточно хрупкого телосложения, у него было очень интеллигентное, приятное
